Потом мне показалось, что они начали драться. Сознание меня покинуло, а может я просто от выпитого отрубился?
Очнулся я только утром. Спал я в одежде. Голова гудела, во рту словно стая кошек опорожнилось. Со стола уже было все убрано. Витя сидел со стаканом вина в одной руке и бутербродом в другой. Ждал меня.
- Убери, - я отмахнулся.
- Выпей - полегчает!
- Я вчера перебрал, теперь неделю на спиртное смотреть не могу. Это уже проверено!
- Выпей! Это тоже проверено!
- Давай! - я выдохнул, зажмурился и выпил четверть стакана домашнего вина.
Гадость. Было ощущение, что оно вернется сейчас назад, но бутерброд, упавший сверху придавил его. Вроде, даже и полегчало!
- Ну, как?
- Вроде отпустило, - я вытер тыльной стороной ладони испарину, что появилась на лбу. - Ты извини меня, Витя, что накинулся на тебя вчера. Что-то накатило. Это я не со зла.
- Понимаю, Олег, понимаю. Если бы не ты, то я бы вчера был такой. У самого на душе кошки скребли. Но ты меня опередил. Поэтому мне пришлось за тобой ухаживать...
- Меня что, рвало?
- Нет. Просто водку наливал, посуду убирал.
- Как охрана?
- Мужики сначала удивились, потом посочувствовали. Много интересного рассказывали.
- Что именно?
- Сыпят Гусейновской армии и в хвост и в гриву во всех направлениях. Он уже неделю объезжает учебные лагеря. Пока доволен.
- А что дальше?
- Ты опять за свое?
- Рвать когти надо из этого бедлама.
- Ждать надо!
- Будем ждать. Только комбатовский сейфик надо приоткрыть. На чуть-чуть.
- Может пить с ним начать?
- Не получится. Я вчера с мужиками говорил. Комбат пьет в гордом одиночестве. Всех остальных он презирает. Считает ниже собственного достоинства с остальными общаться.
- Козел!
- Не то слово, вдобавок ко всему он родственник Гусейнова. Тот его унижает по-черному, особенно за последний разгром батальона. Но кровь родная, поэтому и терпит. Сам знаешь, как в местных краях относятся к родственникам.
- Интересно, а как охрана к Мудаеву относится. И какие виды на него?
- Вид один, что в профиль, что в анфас - чмо!
- Предателей никто не любит.
- А кто их любит? Единожды предавший может это делать снова и снова.
- Особенно всем понравилось, что он игнорировал в категоричной форме все наши занятия, а когда пришло время для самостоятельных стрельб, то опарафинился по полной программе.
- Не верят они ему?
- Не верят. Называют предателем и всем прочим, сам знаешь, какой цветистый у них язык.
- Ислам-то он принял?
- Принял. Сам полковой мулла его переводил в новую веру. Он каждый день отчитывается перед ним о прочитанных и изученных главах из Корана.
- Это уже патология. Тут доктор нужен. Желательно психиатр. Вместо того чтобы готовится к боевым действиям, они Коран учат!
- Больные на голову. Дети гор!
- Интересно, а член ему укоротили?
- Чего не знаю, того не знаю. При встрече спросишь сам.
Вошел охранник. Он сочувственно посмотрел на меня и сказал, что нас вызывает начальник штаба.
- Легок на помине, свинья позорная!
- Вот заодно и спросишь у него про длину его члена.
- Ну, пойдем, коли вызывают. Гуд бай, Америка!
- Не понял! О чем это ты? Может, по соточке накатим? Один черт сегодня все с похмелья болеют, перегар такой, что никто не учует.
- А, давай! - мы допили остатки домашнего вина. В голове зашумело, много ли надо на старые дрожжи? - С расстрела песенка привязалась, в зубах навязла. Пытаюсь ее выгнать, но слабо получается? Как думаешь, это шизофрения, или паранойя? Навязчивые идеи, мотивы и все такое прочее?
- Не знаю. Вскрытие покажет.
- Спасибо, утешил.
- Не стоит. За что будем пить?
- За здоровье. За что еще?
Мы выпили домашнего вина, закусили остатками вчерашнего ужина.
Глава девятая
- 32 -
Подошли к штабу, нас проводили к Модаеву. Его кабинет размещался на первом этаже. Наш охранник зашел и доложил, что мы прибыли. Потом вышел и сказал, чтобы переждали пять минут. Начальник штаба занят.
- Чапай думу думает!
- Маринует нас в приемной, унижает.
- Сейчас мы покажем этой обезьяне, кто в доме хозяин!
- Пять минут прошло?
- Прошло. Пошли!
Мы рывком распахнули дверь. В большом кабинете сидел Модаев. Он был погружен в изучение каких-то бумаг. Нас, казалось, он не замечал.
- Привет, чмо! - Виктор был настроен весело-агрессивно.
- Давно не виделись, предатель!
- Выйдите и зайдите, как положено! - сказал Модаев, не поднимая головы.
- Я тебя сейчас сам выведу, чмо уродливое! - я вскипел.
- Мне позвать охрану?
Витя схватил его за горло сзади в "замок". Я схватил руки. Витя его чуть придушил, так что он не мог орать, а только сипеть. Рожа его приобрела красный цвет с фиолетовым оттенком.
- Ну, что, предатель? Будешь звать охрану?
- Х-х-х! Хет!
То есть - нет?
- Хет!
- Медленно отпусти его, но если будет шуметь, сверни ему шею.
- Будешь еще шуметь?
- Нет, - Серега крутил головой. - Отпустите.
Мы его отпустили. Он потирал горло, шею, растирал руки, кряхтел.
- Сережа, не вздумай фокус выкинуть, например, ствол достать из-под ляжки или отодрать его из-под стола. И не мечтай!
- Двоих все равно не успеешь убить, второй тебе башку оторвет, да и стрелок ты хреновый. Вспомни, как вчера отстрелялся.
- Я не буду стрелять.
- Встань.
- Чего ради я должен вставать?
- Нам спокойнее будет!
Он встал. Под его правой ляжкой лежал ПМ.
- Я же говорил, что он чмо.
- Тоже мне новость.
- Теперь поговорим. Чего хотел?
- Пистолет отдайте! - тон был угрожающим, но в голосе проскакивали писклявые нотки, и поэтому он казался жалобным.
- Мы его себе оставим. Ты себе еще достанешь!
- Если не отдадите, я скажу комбату или Гусейнову, они вас в порошок сотрут. А мулла как будет рад! Так отдадите пистолет?
- Отдай, Витя.
- На, чмо.
- Поговорите у меня еще! Козлы!
Виктор с сожалением отдал пистолет, но предварительно вытащил магазин и передернул затвор, выщелкнув патрон. Пистолет он поставил на предохранитель и положил на край стола, а магазин бросил на пол в угол комнаты.
- Кто тебя научил патрон досылать в патронник? Тебя в училище не научили, что это очень опасно?
- Наверное, у них здесь в лагере такая мода. Все с оружием, полупьяные, и оружие готово к стрельбе. Жуть!
- Короче! Чего хотел?
- Гусейнов привез новые планы и методики обучения.
- Так в чем дело? Бери и обучай.
- Тем более, что ты проводишь занятия на высоком методическом уровне, да и сам можешь быть примером для подражания.
- Ага, как в "Боевом листке", "Делай как я". И фотография на Доске почета 9 на 12.
- В траурной рамке.
- Что я вам плохого сделал? - он был подавлен. На секунду мне стало его жалко.
- А ты сам не понимаешь, что ты сделал?
- Что? - глаза его были полны слез.
- Ты предал своих. Из-за тебя, - вернее, с твоей помощью - захватили КП, убили Морозко. Помнишь, Сережа, прапорщика Морозко? Он ведь тебе как брат, как дядька был. Помог тебе свадьбу провести. А ты его предал. Деревню только стечение обстоятельств спасло от ракет. Из-за тебя Бобова под трибунал отдадут, сдерут погоны и на зону. Его-то за что, Сережа? Он тебе что плохого сделал? Если бы не он, то тебя давно бы выперли из армии, и поднимал бы ты сейчас народное хозяйство. А нас зачем ты сдал? Нас, зачем сдал, сука! Мужики в подвале школы из-за тебя погибли. Если бы не ты, мы сейчас уже были бы дома. А по твоей милости мы здесь этим онанизмом занимаемся! Спишь хорошо? Совесть не мучает? - я грохнул по столу кулаком.
Дверь открылась, появилась голова охранника.
- Все нормально, закрой дверь, - сказал Витя как можно более спокойным тоном.
Дверь закрылась.
- И ты после всего этого еще смеешь спрашивать, что же ты нам плохого сделал?
- Ты нам всю жизнь поломал, может, мы и сдохнем на этой поганой войне. А на хрена, нам все это надо?
- Серега, так зачем ты нас всех продал?
- Родственники жены заставили, - глухо произнес Серега, глядя в стол.
- Объясни мне - тупому старлею, как можно офицера что-то заставить делать против его воли? Ты же не ребенок малый! Не понимаю!
- Они сказали, что мы родственники, и попросили поначалу помочь форму достать, то да се.
- Понятно. Потом боеприпасы, потом оружие, потом все остальное. Так что ли?
- Так, - Серега мотнул головой, но сам уставился в стол, глаз не поднимал.
- Вот уж воистину, изменишь жене, предашь Родину. Только у тебя все было наоборот. Тебя через жену заставили изменить Родине. Урод ты моральный. И как жить после этого собираешься?
- Не знаю, - он пожал плечами. - Нормально.
- Вытаскивай нас отсюда. Только это тебе поможет.
- Не могу. Я кровью повязан.
- На войне что ли? Там все стреляют. Не будешь - тебя пришибут. Это не страшно. Пленных расстреливал? Это нехорошо!
- Нет.
- Так какой кровью тебя повязали? Член укоротили что ли? Ты ислам-то принял?
- Ислам принял. Ничего не обрезали. Сейчас Коран изучаю, рассказываю мулле.
- Мы про это уже слышали. Так что за кровью тебя повязали?
- Я наших убил.
- Каких наших? Не понял. В школе, что ли?!
- Да, - Серега кивнул. - Они все равно бы умерли. Они раненые были. Гусейнов мне дал пистолет, а сам встал за спиной. Меня самого бы убили! - он заплакал, плечи его сотрясала дрожь.
- Ах ты сука!
Мы вскочили на ноги, ударом в скулу повалили Модаева на пол и начали бить. Били ногами, руками.
Модаев заорал. Я сидел на нем сверху и затыкал ему рот левой рукой, а правой бил его что было сил по лицу. В каждый удар я вкладывал душу. По поганой роже предателя, по лицу убийцы. Витя охаживал его по корпусу ногами. Пару раз промахнулся и заехал мне по спине. Боли я не почувствовал. Была только одна мысль - убить предателя, прибить эту гниду!
Витька схватил пистолет. Забыл, что сам же вытащил магазин. Пару раз передернул затвор, потом понял это, и хотел уже от всей души приложится к голове сволочи рукояткой пистолета, но тут на шум вбежала охрана. Нас с трудом оттащили от Модаева.
- 33 -
Чтобы мы не трепыхались, нас заковали в наручники. Серега плюхнулся на свой стул, достал носовой платок с какими-то письменами на арабском языке и приложил его к своим ранам.
- Ничего-ничего, вас еще за это расстреляют! - он был зол и свирепо смотрел на нас. - Все! Вам звиздец полный! Вы покойники!
- Замучаешься пыль глотать, собака серая!
- Ты что думаешь, что ты им нужен?
- Они презирают тебя не меньше, чем мы. Земля у тебя под ногами скоро будет гореть, Иуда!
- Скоро вы сами будете в аду париться, уроды!
- Ты кого, падаль, уродом назвал?
- Ничего, сейчас я пойду к комбату, а потом
