Подслушанная история

 

      Понятное дело – был бы толк в рассуждениях о свободе, коль не понимал бы её каждый по-своему. Возьмем, к примеру, меня. Формально-то я свободен. Но если копнуть, то можно лишь посмеяться! Судите сами, не в силу же своей свободы я, теряя годы жизни, мчусь в опостылевшем мне метро – утром на работу, вечером обратно. Я привык к этому, я вынужден, но это же против моей воли. При подлинной свободе устроился бы и лучше, и выше, и веселее!

     Сознавая свою зависимость от транспорта, я удивляюсь, как же много общего у меня с этим – самым обычным метрополитеновским вагоном. Мы оба гоняем по своим рельсам вплоть до полного износа, не зная иной жизни, кроме той, которая вылетает к нам из темноты в виде мраморных станций.

     Кто-то усомнится в правомерности столь грубой метафоры. Мол, она сильно притянута, ведь мои рельсы призрачны как миф. К тому же я наделен разумом и волей. И то и другое якобы помогает мне совершать осмысленный выбор маршрутов, формировать свою судьбу, жить свободно.

     Посему выходит так, будто я и впрямь творец своей собственной жизни, а этот бедный вагон – нет, он не творец!

     Пусть даже так! Только на мою жизнь это мало влияет, ведь и мне редко удается выбрать то, что требуется, что я сам считаю необходимым. А любое отклонение от злополучных рельсов – реальных или даже иллюзорных –  всегда приносит одни неприятности, малые и большие. И если даже всё обойдется, то и тогда я не перестану метаться, словно заведенный: туда-обратно, туда-обратно. Вся моя жизнь - это бесконечное челночество.

     Вот и остается мне лишь сожалеть, что подобные реверсы возможны только в пространстве, а не во времени! Стремиться и лететь вперед, сломя голову, – это для нас ещё возможно, но как лететь в прошедшее время? Да, никак! Ибо время, однажды завладев нами, всегда несёт нас только вперед. Причем несёт, как мы ошибочно полагаем, в некую бесконечность, лишающую нас в конце пути и чувств и разума.

     Впрочем, и в таком утверждении чувствуется натяжка. Ничего для нас не бывает бесконечным. Время всех загонит в безнадежный тупик, из которого не выбраться. И сразу прекратится земная суета. И уже не удастся нам вкусить столь желанной свободы, при которой можно жить как захочется. А вы не можете считать себя наблюдательным, если полагаете, будто время нас всегда несёт вперед. По моим ощущениям, случается и вкось и вкривь. И даже назад, хотя уже иным, незнакомым нам маршрутом. Что ни говорите, бывает и так! Бывает…

     Ах, вы никогда над этим не думали? Вам это ничуть неинтересно? И вы философски полагаете, будь что будет, а любые проблемы решаете по мере их поступления?

    Увы! Скажу вам по секрету, что в этом и состоит ваше согласие на всё то, что способно с вами случиться. Иначе говоря, в вашей судьбе всё предопределено заранее! Но ведь такая предопределенность, согласитесь, и представляет собой те самые рельсы! Только катитесь вы по ним с закрытыми глазами, во всём доверившись им, не зная маршрута, ни на что не влияя. Вам с самого начала пути ничто не подвластно.

     Ах! Вы этого и хотели? И вас вполне устраивает подобная несвобода? И вам совсем непонятно зачем напрасно дергаться, зачем себя изводить? Ведь, как ни крутись, говорите вы, придется топать по тем же рельсам?  Тогда я – пас! Это ваш выбор!

     У меня, кстати, тоже нет ответов на многие вопросы, но ведь нежелание искать ответы на сложные вопросы и согласие жить втёмную, – это только ваш выбор. Выбор вашего отношения к жизни, к судьбе, к окружающему миру. А мне всегда представлялось, будто лучше понимать то, что ждёт впереди и чего следует опасаться, нежели слепо доверяться судьбе, неизвестно кем за меня направляемой.

     Но почему, даже зная это, мы всё же (почти все) настолько послушны своей судьбе? Почему доверяемся ей в полной мере и не сопротивляемся? Почему надеемся на ее благосклонность, исключительную именно к нам, хотя кто же не испытывал разочарования?

      Может потому, что свой финал мы не знаем заранее? И, сознавая это, хватаемся за соломинку, послушно верим в лучшую участь и надеемся на счастливую судьбу в виде тех самых рельсов, по которым приближаемся к гибели, никак ей не противясь.

     И если однажды кто-то отчаянный соберет все силы и вступит в спор с судьбой, даже перескочит на новый и много обещающий путь, то и он обнаружит, что и там жизнь без рельсов не обходится. Не обходится нигде! Они для нас повсюду! Везде рельсы, рельсы, рельсы…

    Из-за них мы всякий раз поступаем против собственной воли. Из-за них подчиняемся некому высшему долгу, невыгодным обязательствам, сложным обстоятельствам, должностным инструкциям, слёзным просьбам друзей и требованиям начальства. Из-за них мы делаем не то, что считаем нужным! Не тем улыбаемся! Не там живем, не с теми дружим, не тем занимаемся, да и получаем от жизни не то, что от нее ждем.

И однажды понимаем, что всё предопределено пресловутыми рельсами нашей судьбы, невидимыми, но имеющими над нами абсолютную власть.

     Так неужели истина в том и состоит, что мы всегда и во всем пребываем в плену неведомой силы, именуемой судьбой? И она верховодит нами по своему усмотрению, направляя по неким рельсам? Неужели мы настолько несвободны, что не можем надеяться на пересмотр столь очевидной для нас несправедливости?

     Неужели движение по рельсам и есть та самая наша судьба, наша участь, наша кажущаяся свобода? Что ж, если так, то остается лишь стремиться вперед, вперёд и только вперед! По тем самым рельсам! Не отвлекаясь по сторонам! И не останавливаясь, ведь только движение, как утверждают мудрецы, является истинной жизнью! Стоит споткнуться, как нас затопчут те, кто более целеустремлен и более напорист!

      Но если так, то очень странно. И даже обидно! И неприятно признавать такое положение вещей непреложной истиной и, тем более, ей подчиняться.

Неужели скоротечное пребывание в этом мире предполагает для нас столь незначительную и обидную роль? Неужели наше «я» в программе общего движения так мало значит? Да что там, мало! Судя по всему, наше мнение и желание вообще ничего не значит!

      Но в чём же тогда, если всё так и обстоит, смысл нашей жизни?

   

    А что если… Может всё наоборот? Может, столь желанная для нас свобода и является нашим заклятым врагом, который завлекает нас на погибель? Ведь именно она, абсолютная свобода, причина того, что мы некстати расслабляемся, иногда сходим с рельсов, иногда увиливаем от решения важных для нас задач, откладываем их в долгий ящик, уговаривая себя, будто всему своё время.

     Так, может, всякую свободу нам лучше заменить необходимостью, да еще жесткой, как те рельсы? Заменить бескомпромиссной зажатостью, чтобы она не оставляла выбора и сама заставляла действовать без промедления, заставляла напрягать все силы, заставляла преодолевать, опережать. Жить, в общем!

     Ведь подобная кипучая деятельность и есть та самая жизнь, которую мы уважительно называем горением, считаем настоящей! Именно она позволяет нам чувствовать себя более значительными.

     Именно такая необходимость, воплощенная в действительность, дает нам ощущение собственной силы, счастья от преодоления себя, от преодоления трудностей, всяких обстоятельств и ускользающего времени!

    Так может, ну ее к черту, ту пресловутую свободу? Может, мы станем счастливо жить как раз под бременем необходимости и прессом времени, жить в непрерывном стремлении, в горении! Ведь только разумная несвобода способна творить руками людей подлинные чудеса. А люди, припертые обстоятельствами, часто и впрямь совершают невозможное! В общем, они живут так, что потом им бывает, чем гордиться!

 

     Рассуждая именно так, я сумел освоиться на клочке вагонного пространства и, прижатый волей случая к двум незнакомцам, с виду весьма респектабельным, с удовольствием подслушивал их разговор, маскируя своё занятие демонстрацией полного безразличия.

     Что поделаешь! В метро я не читаю – на это есть свои причины – потому сражаюсь с дорожным бездельем, как могу. Например, как только что, – развиваю любые темы, тут же меня посетившие. Пустяк, конечно, но иной раз о случайном попутчике накручиваю целый роман – знал бы он об этом!

     Но подслушанная теперь беседа увлекла меня куда сильнее, нежели собственные упражнения. Надеюсь, она заинтересует и вас. Я специально ее воспроизведу без изменения смысла, акцентов и даже имен, но для начала приглашаю приглядеться к собеседникам.

    Оба уже не молоды, но вряд ли старше шестидесяти. На вид властны, хотя демонстрируют уважительные манеры, деловой стиль и аккуратность в одежде. Оба выбриты до синевы. Впрочем, это странное сравнение я употребил машинально, поскольку никогда его не понимал. Возможно, это сравнение с перемороженными курами – они тоже бритые и синие!

    Я догадался, что мои попутчики когда-то дружили между собой, дружили семьями, а потом судьба их развела. Потому сейчас им удобнее вспоминать прошлое, нежели погружаться в туманность нынешней жизни своего собеседника. И действительно, зачем рисковать? Ведь по каким-то вопросам оценки могут разойтись принципиально, а острых углов неоднозначной действительности лучше бы избегать.

     Интересно бы вычислить род их занятий. Мне это удалось не сразу. Потерпите и вы!

 

    – Петр Алексеевич, – услышал я, прижимаясь к попутчикам боком, – а ведь ты напрасно полагаешь, будто я во всём одобряю происходящее. Это, знаешь ли, совсем не так! Тоже не одобряю! Но ты чересчур уж ко всему предубежден. Игнорируешь даже положительные перемены, присущие, в общем-то, нашей объективно непростой жизни. Ты уж извини меня за мою нелицеприятную прямоту, но я именно так расцениваю твои монологи.

    – Хорошо! Пусть я всё очерняю! Тогда твоя очередь, Николай Владимирович, обратить моё внимание на положительные перемены! Возможно, я их действительно не разглядел! Микроскоп, часом, нам не понадобится? – явно иронизировал Петр Алексеевич.

    – Ну, хорошо, хорошо! Пожалуй, мы сейчас истину и не выясним! Так, может, двинемся в обратном направлении? Припомни, например, что-нибудь ужасное из своей советской действительности. Или тогда всё тебе представлялось мудрым и милым? А мне, знаешь ли, сдается, будто жизнь нас трясла существенно. И до сих пор трясёт, словно мы на прежнем пути. Не зря ведь шутят: те же дороги, те же дураки…