После воцарения Петра III Екатерина активных действий против него не предпринимала. Она ждала момента, когда Петр своими поспешными шагами оттолкнёт от себя сторонников. Но главное, она ждала ребёнка от своего нового фаворита, гвардейского офицера Григория Орлова.
гвардейский офицер Григорий Орлов
А сроки рожать уже подступали. И если в первые месяцы удавалось легко скрывать живот в широких одеждах, то на восьмом-девятом месяце это делать было уже почти невозможно. Чтобы меньше бывать в свете и не устраивать приемы, Екатерина однажды как бы зацепилась за порог и подвернула ногу. Она упала и с трудом поднялась с помощью фрейлин. Они же и повели ее под руки в покои, так как сама она уже идти не могла. После этого объявили, что выходить ее величество не сможет по причине больной ноги. Лекарь чем-то помазал ногу и приписал неподвижность и покой. И стала Екатерина целыми днями уединяться в своих покоях.
Но время шло, живот рос, и уже появились первые намеки на родовые схватки. Шел девятый месяц. Иногда низ живота так схватывало, что Екатерина еле терпела, чтобы не закричать, не выдать свое состояние. Ведь в случае разоблачения ее ребенка никак не приписать к Петру.
Это был бы громадный козырь против ненавистной жены. Петр имел бы полное право лишить ее сана императрицы и заточить в тюрьму. Что будет с Орловым, она даже не представляла, зная жестокость Петра. Вот уж поплясала бы тогда на радостях Елизавета! Как же, станет императрицей! А пока возле покоев Екатерины часто прохаживались фрейлины Елизаветы. Вынюхивали, высматривали, выспрашивали, что да как.
Очень опасная была обстановка, и как она разрешится никто не знал. Да и знали пока об этом только пять человек. Это сама Екатерина, виновник этого положения Григорий Орлов, нянечка, что ухаживала за Екатериной, няня - повитуха и личный ее величества гардеробмейстр Василий Шкурин. Главному лекарю не доверяли – продаст.
Все ходили с тревогой в глазах, все понимали тяжесть риска. А схватки у Екатерины стали проявляться все чаще, и если сейчас ее величество нет-нет да и вскрикнет, то что же будет при родах. Как сохранить их тайну? Ведь не дай бог решит наведаться сюда император, как его не пустить. А если крики кто услышит, то сразу Петру доложат. Там есть кому.
Боже, спаси и сохрани! Как уберечь эти роды от чужого глаза и от чужого уха? Об этом думал каждый.
И в какой-то момент, Шкурин вдруг вспомнил про главную забаву императора.
У Петра Федоровича сохранилась с детства страсть к созерцанию пожаров. Он любил наблюдать огонь в любом качестве: или в очаге поленья горят, или дом полыхает. И будучи в возрасте и в сане императора, Петр старался не пропускать любой пожар в пределах столицы.
В соответствии с регламентом, утверждённым самим Петром III, император должен был лично руководить тушением пожара в городе. Как только петербургский обер-полицмейстер получает сообщение о пожаре, сразу же направляется конный полицейский офицер известить государя, где и что горит. И тогда государь немедленно выезжает на пожар.
Как-то раз забежал проведать свою «матушку» Григорий Орлов. Что да как узнать. Шкурин и рассказал ему о своих страхах и опасениях за жизнь ее величества.
– Уж больно не сдержана она бывает при схватках. Вскрикивает. Как бы кто не услыхал да не донес. А что будет, когда роды начнутся? – спросил встревоженно Шкурин.
– Когда Ее величество закричит, так можно и ладошкой рот прикрыть, – посоветовал Григорий, улыбаясь.
– Оно-то так, – согласился Шкурин, – а ежели малец закричит, тогда что?
– А что мальчик будет? От кого узнал? – воскликнул радостно Орлов.
– А кого же еще ждать от такого отца! – воскликнул Шкурин с улыбкой.
– Ежели твоя весть подтвердится, я тебя озолочу! – воскликнул Орлов.
– Только что ж мы с матушкой-то будем делать при родах? – проговорил он озабоченно.
– Есть у меня одна задумка, – сказал Шкурин.
И он рассказал об увлечении императора пожарами, поэтому, когда начнутся родовые схватки, он подожжет свой дом. Все кинутся туда на смотрины, и никто нам не помешает.
– Спасибо тебе! Если все получится, как ты сказал, то мы с матушкой отблагодарим от всей души- по-царски! –прокричал радостный Орлов.
Григорий подошел к лежащей Екатерине, упал на колени и стал ее целовать и обнимать, а затем рассказал о плане Шкурина. Она подозвала Василия, протянула руку для поцелуя и благодарно кивнула ему головой. Шкурин не выдержал и заплакал от умиления, так как преданность его к ее величеству была безгранична, и он готов был на все.
После этих новостей стало даже легче дышать. Теперь в воздухе висел один вопрос: когда начнутся роды. За этим следила няня-повитуха Глаша. Орлов нашел ее в своей деревне и привез в столицу. Глаша уже выручала его не раз в подобных случаях и была предана ему безмерно за то, что он вытащил ее из нищеты деревенского быта. Екатерине Глаша сразу понравилась. Шкурин попросил Глашу, чтобы она предупредила его о начале родов хотя бы за полдня.
И вот в один из дней она позвала Василия и сказала, что роды будут завтра.
– А с чего ты так решила? – спросил он.
– Я вот наблюдаю и вижу, как она худеть начала. Видишь кольца на ее пальцах вот-вот спадут, одышка исчезла, стала меньше есть и на боли в спине жалуется. Да и многое другое говорит о том, что вот-вот начнутся роды. Завтра я утром уточню и скажу, если ночью ничего не случится, – разъясняла она Василию.
На следующий день уже ближе к обеду Екатерина вдруг схватилась за низ живота, заохала и сжалась. Глаша осмотрела ее и сказала Василию: «Скачи! Да поможет тебе бог!»
А у Екатерины только кончится одна схватка и она успокоится, выпрямится, как начинается новая. Иногда они ее так донимали. что она нет-нет да и вскрикнет.
Прошло еще какое-то время, когда в дверь постучали условным стуком.
Шкурин вышел и через некоторое время вернулся.
– Сказывают, что где-то пожар в городе и Император со всеми фрейлинами Елизаветы на шести каретах поехали его тушить, – ответил он на немой вопрос присутствующих.
Как чувствовал ситуацию–в покои Екатерины ввалился настороженный Орлов. Он уже знал о пожаре и сразу кинулся к Екатерине со словами: «Ну, как?». Глаша его резко оттолкнула от кровати со словами: «Побудь в стороне. Не мешай!
А Екатерина, уже не сдерживаясь, криком кричала, ругалась по-немецки, по-французски и по-русски, вспоминая всех святых и пыталась помочь себе и своему ребенку. А он все не шел и не шел. Глаша и няня суетились возле нее, что-то советовали, ругались, тоже кричали и наконец раздался громкий детский крик: «У-а-а! У-а-а! У-а-а!»
Ура! Родился ребенок! Глаша вытерла малыша, обмотала длинным полотенцем и показала его Екатерине, которая, обессилев от крика и борьбы, лежала на подушках, разбросав руки и улыбалась.
– Вот, смотри, твой сын такой же большеголовый, как и Гришка. Отчего и тяжело шел. Ай да молодец! – проговорила Глаша.
– Кто я? – приосанился Орлов.
– Ты-то при чем? Главные герои здесь Малыш и Ее величество. Вот они молодцы! – проговорила Глаша.
В это время к ним подошел радостный Василий и напомнил Орлову, что надо поспешить, пока «пожарная» команда не вернулась.
Глаша и няня быстро одели-укутали ребенка и отдали его в руки Василия. Орлов уже вышел к лошадям. Он подъехал с двухместной кибиткой прямо к крыльцу. Вышел Шкурин и передал ребенка Орлову. Тот достал из кибитки бобровую шубу и, запеленав ею сына, положил его в кибитку на подушки.
– Ну, с богом! Пока он нам помогает, я поеду, – сказал Орлов и поехал.
Шкурин молча перекрестил их, постоял немного и пошел в комнаты. И только сейчас он почувствовал, как устал. Василий улыбнулся, вспомнив, как они спасли себя и ребенка благодаря стечению обстоятельств, в которых сами они были не лишними.
А Екатерину эти роды вымотали, и она заснула так крепко, что не слышала крика и топота императора Петра III и его любовницы Елизаветы с весело кричащей толпой фрейлин и слуг, вернувшихся с пожара.
Все. Трудный день кончился.
Вот так 11 апреля 1762 года у высокородных родителей Екатерины Алексеевны и Орлова Григория Григорьевича родился внебрачный сын Алексей Григорьевич.
Пока без фамилии. Его сразу же после рождения отдали на воспитание в семью Шкурина.
Старшему сыну Екатерины Павлу Петровичу было в то время 8 лет.
ПРОДОЛЖЕНИЕ БУДЕТ
