Эмбиент сюита "Дом"

Ось Абсцисс (01мин. 00сек.)
Небольшие волны накатывают на каменистый берег, лаская круглые камни. Слева направо, слева направо, заканчивая каждое свое движение приятно щекочущим слух плеском. Самое время сесть в мягкое кресло с откинутой назад спинкой. Самое время расслабиться.
 
1. Окружность: (x−x0)[sup]2[/sup]+(y−y0)[sup]2[/sup]=R[sup]2[/sup] (10мин. 00сек.)
Садится багровое солнце, опускается за горизонт, расчерченный золотистыми полосками облаков. Это был просто замечательный день, залитый теплыми лучами солнечного света, слегка ласкаемый ветром, и достойно приблизившийся к своему окончанию. Прячется гордо солнце в толщах воды, будто намереваясь отметить свое местонахождение собственным алым сиянием из глубины. Но да, ему можно: отработало свой день солнце без нареканий, и с каким-то вожделенным удовольствием тает багровый диск светила, постепенно скрываясь в воде, подобной жирной четкой линии на листе бумаги. Часть за частью растворяется уставшее за день солнце внутри нее, чтобы, видимо, набраться сил на завтрашний день.
И ожидает новый день чистая и идеально прозрачная морская гладь, успокоившаяся только накануне ночи. Приняла она на себя всю беспредельную мощь отраженной от себя небесной лазури, всю безграничную массу неба, всю плотность густых белесых облаков, кажущихся невесомыми, но на деле будто фантастически неподъемных. Оттого могла бы дрожать совсем хрупкая в сравнении с ними морская гладь от давящего  напряжения, но вместо этого волновалась волнами, неустанно приливающими на песчаный берег, с пеной откатывающими назад и привлекающими на себя все внимание.
Отразила морская гладь теплый и приятный солнечный свет, мчавшийся к ней, казалось бы, из самой середины безграничного неба. И не устремился отброшенный от воды свет теплого солнца обратно ввысь. Но разлился он по самой приятно прохладной поверхности моря микроскопически тонкой пленкой, волной устремившись во все стороны и оставшись на воде, нарушаемый лишь облаками. Но и они будто не помешали ему удержаться на месте, свободно пропуская свет сквозь свои густые плотные тела. И, кажется, было довольно море, получив с небес этот дар, на благо послуживший ему в удержании непомерно массивной небесной лазури. И вынуждено было солнце потратить уйму своей энергии на то, чтобы оставалось море довольным и напитанным необходимой силой для возложенной на него задачи.
Пронзил теплый солнечный свет и приятный ветер, что кружил над просторной водой и рвался за пределы ее, облизывая песчаный берег. Наполнил теплый солнечный свет свежий морской воздух своей силой, велел ветру развеять ее повсюду, донести до всех возможных берегов, велел донести за горизонт. Будто заранее подготовило солнце для себя место, намереваясь отправиться на отдых обессиленным багровым диском, обозначая наступление ночи и остывший воздух. Но понес ветер солнечный свет по волнам, разбросал до самых морских границ, выбросил ветер теплый солнечный свет даже на песчаный берег. А вместе с теплым солнечным светом принес с собой ветер этот приятный ни с чем несравнимый запах, принес этот ни с чем несравнимый привкус. То привкус моря, то запах чистой морской воды, от которых приятно и как-то сладостно кружится голова, и безграничье моря и неба против ничтожной песчинки сознания обретает особый смысл.
И тело само стремится принять лежачее положение, расправить руки и ноги на теплом сыром песке, чтобы с новой волной отправиться прочь от берега. Лишь сознание остается непреклонным: холодным и мудрым, требуя каких-то ответов. Но не будет их, и именно этого добивается теплый солнечный свет, и велит морю подхватить невесомое тело, и понести его вдаль, покачивая по легким волнам, покрытым яркой солнечной пленкой.
Слегка давит лазурная бездна, нарушенная облаками, приятно касается ветер кожи, а теплый солнечный свет пронизывает тело насквозь, заполняя собой все естество, отчего непреклонное мудрое сознание остается вдали на берегу, провожая тело неподвижным холодным взглядом от невозможности быть внутри прежней физической плоти. Именно этого исхода добивалось упорное солнце, владевшее этим миром каждый день, отпуская его всего на чуть-чуть, чтобы взять легкую передышку, растворяясь где-то вдали стихнувшей водной глади, чей простор, кажется, безмерно обширен.
И остается ничтожное тело один на один с просторами моря и неба, под взором яркого светила. Крошечная точка между огромных плоскостей, идеально параллельных друг другу, и таких разных в своей сути. И как никто и ничто другое в мироздании может почувствовать тело то же, что чувствует ветер между ними, будто ограниченный твердью с обеих сторон. Отпущено тело на свободу, как того и хотело солнце, обрело тело свой шанс, лишь солнцу доступно оно всецело, и так далеко солнце в небе, но так близко на морских волнах.
Но вот садится солнце над тихой водой, растворяется в морской бездне, будто раскрыв нутро отдает оно алые остатки прежней силы застывшему в безветрии морю. Неподвижна приятная прохладная вода, по грудь зашло в нее тело, изнеженное теплым солнцем и ласковым ветром. И если попробовать уйти под воду целиком и открыть глаза, то можно увидеть в прозрачной толще воды багровый оттенок. И сдержанно в этот момент ясное хладнокровное сознание, и так и должно быть, и иначе просто невозможно. Все предсказуемо: и солнце, и море, и ветер, и небо. Строг и неизменен устроенный ход существующего Бытия, а значит можно заниматься и быть самим собой, держать сознание  ясным и точным, оставаться хладнокровным и четким. Значит можно позволить телу выйти из-под контроля и дать насладиться ему продуманной кем-то действительностью, испытать на себе благостное действо всех прямых и кривых линий, дать возможность заглянуть в самую сердцевину мироздания, дать возможность увидеть, казалось бы, удивительные узоры их, исходящие прямо из солнца, соткавшие осязаемую реальность…     
 
2. Синусоида: y = sinx (10мин. 00сек.) 
Вот она, прочерчена прямо через центр Бытия, между условными границами, уносится далеко в небо, тонет в самой толще земли, впивается и проходит насквозь через целые горные массивы, через непроглядные кроны деревьев, проносится над цветочными лугами и безжизненными голыми пустошами. И гаснет в самых недрах целой Вселенной, надежно погрязнув в космическом царстве. Шум и есть жизнь в одном конкретном Бытие, его голос, его дыхание, его подлинное естество.
Шумом пронизан даже воздух. Шум зачаровывает, завораживает сознание, захватывает все воображение, овладевает каждой частицей тела. Видна синусоида невооруженным глазом, вобравшая в себя целое Бытие.
Все вокруг является ее источником. Все вокруг приведено в движение, все колеблется и трепещет, задавая синусоиде направление. Даже неподвижные камни, целые каменные исполины, визуально остающиеся на одном месте, издают шум, от которого никуда не деться. И кажется, что это самое живое Бытие из всех прочих возможных в чьем-нибудь воображении, и даже сам Творец не способен придумать что-то более наполненное жизнью.
Шумят горы. Гудят горы тяжелым низким гулом. Дрожат горы незримо, резонируя свое величие, свою массивность, свои твердость и нерушимость. Будто даже само время бессильно что-либо сделать с ними, чтобы сравнять горы с землей. И ничего не поделать небу с ними, может лишь оно бессильно возвышаться над ними, прятать свой взор на горы под множеством густых облаков, прятаться за серой дождливой пеленой и проливать с негодованием на горы целые грозные ливни. И самым сильным шумом из всех прочих шумов во всем мироздании обладают горы, и чем выше и массивнее они, тем устрашающе их голос, разливающийся над землей и небом, способный тело принудить склонить голову в знак почтения и раболепия. И даже сознание чувствует эту ни с чем несравнимую и неповторимую мощь Бытия, как будто она есть основа его, основа владычицы Бытия – синусоиды, и без нее погибнет синусоида безвозвратно, покончив с мирозданием навеки.
Шумят луга. Приятно негромко звенят, разливая свою песнь волнами прямо над землей. И не поднимается их песнь выше, не устремляется к небу, заняв удобное место у самого подножия земной тверди. И в звоне этой песни слышны бесчисленные голоса, целый хор их, не имеющий точного количества его участников. Как будто зовет звонкая песня проникнуть в самую ее сердцевину, отправиться прямо вглубь ее, сквозь нескончаемые толпы хористов, туда, где берет она свое начало, подхваченное и уносимое всеми остальными ее участниками. Но стремление достичь эпицентра приятного звука только остается лишь стремлением, в то время как конечная точка отдаляется с каждым мгновеньем движения к ней. Все равно, что пытаться найти смысл жизни, не осознавая, что он заключается именно в его поисках. Ведь конечное достижение мгновенно утрачивает смысл ощущения познания и овладевания тем, что не давало покоя долгие годы. И вновь начинается долгий изнурительный путь, лишенный всех ценностей под конец жизни.
И тогда мертвым истуканом стоит тело среди пестрых цветущих лугов, и наслаждается сознание звучащей их песней, что струится прямо под ногами, касается тела, лишь усиливая свою мощь, заставляя сознание мчаться в самую глубь ее, сквозь несметные частицы, ее составляющие. 
Шумят леса таинственным, завораживающим, восхищающим пугающим шумом. Будто где-то в самой чащобе таится нечто воистину божественно чистое, и в то же время дьявольски черное: мерзкое и ужасающее. Некая субстанция, которую приятно и противно, даже опасно для жизни всего лишь коснуться, но которая просто не может не оказаться в ладонях. Лишь флора и фауна, скрывающаяся под лиственными кронами деревьев, шустро мелькающая между древесных стволов, помнивших каждый миг своего существования в этих загадочных, полных самыми разными секретами местах, знает истину. Не просто знает, но пропитана ею насквозь, как пропитан насквозь чистый освежающий воздух, будто защищенный от губительного и разоблачающего все тайны света солнца где-то за зелеными древесными шапками.
[b]Однажды попав в лесные владения, тело уже никогда не сможет выбраться обратно, безнадежно плутая кругами все дальше и дальше от внешнего мира под всевидящим