Предателя удалось вычислить, это был француз, которого не так давно привел в отряд мой друг Жан. Предатель сбежал, оставив рацию, по которой он наводил на нас врагов.
Петрович опять замолчал, закурив сигарету, а я, что бы как-то заполнить паузу, ляпнул:
- Как я вас понимаю!
Сейчас-то, спустя уйму лет, я уже понимаю, каким же я был глупцом, когда произнес эти слова.
- Понимаешь? - прищюрился Петрович, разглядывая меня сквозь сигаретный дым, - что ты понимаешь? Что ты вообще можешь понимать?
- Ну как что? - не очень уверенно ответил я, - ваше трудное положение, ваши лишения. Это же было так все непросто. Но я думаю, что если снова возникла такая же ситуация, то я бы тоже смог...
- Смог? - криво усмехнувшись, перебил меня Петрович, - что бы ты смог, паренек? А ты бы смог расстрелять своего лучшего друга, с которым ты мечтал о лучшей жизни после войны и спал под одной шинелью?
- Вы это серьезно? - не понял я, - или шутите?
- Да какие тут шутки? - поморщился Петрович, - по приговору полевого трибунала из выживших бойцов отряда, Жана приговорили к расстрелу.
- Но как это? Почему? - искренне не понял я, - он же мог просто ошибиться.
- Мог. Конечно. Но в условиях войны, мера наказания за такие ошибки одна. Смерть. И знаешь, кто должен быть привести приговор в исполнение?
- Кто? - спросил я, уже заранее предполагая ответ.
- Правильно, я, - ответил Петрович, затянувшись сигаретным дымом.
- А почему вы, Сергей Петрович? - спросил я.
- Неужели непонятно? - ответил Петрович, закашлявшись от дыма сигареты, - я привел его в отряд и поэтому нес за него ответственность. Это такой закон войны. И это, наверное, правильно.
- И вы его, эээ, застрелили? - спросил я.
- Да, застрелил - спокойно ответил Петрович, - сначала я отказался, но потом Жан подошел ко мне и сказал:
- Давай, Ваня, меня все равно убьют, еще и тебя расстреляют. Так надо Ваня, это война.
- И вы его... - спросил я.
- Да, я его... - спокойно ответил Петрович, - но я никогда, до самой смерти не забуду эти его слова и его взгляда. Это был взгляд оттуда, с другой стороны жизни. Тебе этого никогда не понять.
Продолжение следует?
