В жизни каждого из нас порой случаются истории, которые вряд ли смогло бы породить даже самое богатое писательское воображение. Это что-то из рода ляпсусов и конфузов, что живет где-то в пределах незадуманных экспромтов, либо однажды выныривает из глубинного невежества.
Работа в институте хороша от школьной тем, что в ней всегда есть пунктик под названием «интерактив», позволяющий преподавателю отпустить поводок норм и правил и создать что-то этакое, новенькое и интересное. И это то, чего студенты каждый раз ждут с нетерпением. Однажды, я и еще два преподавателя, в чьи обязанности входило введение дипломов, решили помочь своим подопечным, дав им техники публичных выступлений. Конечно, тема занятия была выбрана неспроста. Отсидев не один год в дипломных комиссиях, я, как и мои коллеги, отчетливо понимала, что выступления на публике, даже, если она состоит из одних знакомых лиц, извечная проблема. Ведь, несмотря на доскональное знание материл, никто не застрахован от смущения, которое порой так сильно парализует нижнюю челюсть, что вся речь превращается в одно гармоничное мычание. Или, наоборот, придает ускорение речевому аппарату, где буквы начинают вылетать со скоростью пуль, оставляя суть скомканной и обделенной вниманием. Понятно, что главным в защите диплома остается тема и полноценное раскрытие ее сути. И, конечно же, этому уделяется очень много времени. Полгода, не спя ночами, дипломник и его научный руководитель постоянно что-то считают, сверяют, высчитывают, анализируют, сводят, разводят, добиваясь четкой картины. Но, с момента сшивки многостраничного труда натруженной мысли, наступает другой момент, часто оставляемый за кулисами. Именно в этот период времени обсуждается и внешний вид дипломника, и сама подача защиты, включая стиль презентации и раздаточных материалов, и даже жестикуляция будущего специалиста. Но всё выверенное и продуманное летит «коту под хвост», если страх перед публичным выступлением берет верх. И сколько бы защитная речь не репетировалась, сколько бы не оттачивалась, но всегда есть внутренние комплексы и зажимы, что, словно пружинки из старого дивана выскакивают со свистом и вносят свои, непоправимые правки. И вот уже тема, что тянула на красный диплом, с трудом дотягивает до примитивного проекта. Кто-то скажет, а какая разница научному руководителю, что его подопечный не справился с панической атакой? По большому счету, никакой. Деньги преподавателю платят при любом случае, а провал – это проблема только дипломника. Но я не знаю никого, кто, ведя студентов к завершению обучения, не ратовал за блестящую защиту. И тут всё дело в амбициях. Почти, как в спорте, где тренер хоть и рад, что его воспитанники дошли до Олимпиады, но второе место его устраивает всегда меньше, чем самих чемпионов. Да, так уж повелось, в то, во что мы вкладываемся, должно блестеть и сверкать, претендуя на звание идеального. Поэтому, дипломную преподаватели переживают порой более болезненно, чем сами студенты. Правда, никто и никогда в этом не признается. Иногда мне даже кажется, что у некоторых преподавателей где-то под столом спрятала какая-нибудь доска, где удачные защиты отмечаются зарубками, словно трофеи. И всё это только для того, чтобы на каком-нибудь очередном корпоративном сабантуе похвастаться перед коллегами, подчеркивая собственное величие и превосходство.
Но вернусь к истории. Собрав в одной из аудиторий три группы, мы, с трудом разместившись огромным кругом, приступили к исполнению задуманного. Задание было простым. Все студенты по очереди должны были произнести три фразы, отвечающие на вопросы: как его зовут, на кого он учится и кем собираться стать по выпуску из альма-матер? Очень незатейливо, если бы не одно «но». Произносить ответы необходимо было с оговоренными условиями. Например, заикаясь или скороговоркой, растягивая гласные или глотая согласные. Понятно, что наша троица заранее накидала вариантов. Но так порой случается, что именно на такие занятия группа, почему-то, уж не знаю почему, но решает прийти полным составом, включая и тех, кого ты обычно видишь лишь на экзамене по своей дисциплине. Да и то правда, зачем ходить на лекции, они же не повод для знакомства?
И так, о чем это я? Ах, да. У нашей троицы были заготовки, но народу, жаждущего освоить техники публичных выступлений, оказалось больше, и, как следствие, нам пришлось импровизировать, придумывая находу условия.
Стоит отметить, что занятие проходило в приятной, милой обстановке, где мы все дружно, но, по-доброму, посмеивались над попытками изобразить еврейский акцент или пропеть свое будущее. Пока дело не дошло до любимца потока. Это был Степан. Высокий парень с широкими плечами и карими глазами, который все четыре года обучения был настоящим предметом вожделения и бессонницы всех девушек факультета. Спортсмен, активист, и далеко не дурак. Короче, как универсальный шампунь, на все вкусы и предпочтения. И именно на нем закончились заготовки. Наш трио, судорожно пыталось вынуть из памяти хоть какой-то вариант, как вдруг одного из нас осенило.
- Степан, произнеси фразы голосом Ленина.
И тут я впервые услышала гробовую тишину. Несмотря на то, что в маленькой аудитории сидело 60 человек, стало слышно, как бьется муха в окно. Наши подопечные замерли, как суслики в степи, прикинувшись солеными столбиками. И лишь перекидывались между собой недоуменными взглядами. Мы же, преподаватели, так же недоуменно взирали на своих подопечных, искренне не понимая столь необычной реакции. На Степу, который в тот момент стоял, возвышаясь над однокурсниками, без слез нельзя было смотреть. Паника истерично танцевала по лицу, руки забились в треморе и никак не могли найти себе место, ноги заперетаптывались в беспросветное будущее. А взгляд… Господи, это был взгляд утопающего, метающийся с одного преподавателя на другого, в надежде, что может быть из какого-то угла да прилетит спасательный круг.
- Степан, что-то не так? – Спросила я, войдя в роль смотрителя над водной гладью.
- Да…, - неуверенно протянул Степан, и, дернув недовольно плечом, вынужденно признался: «Я не знаю, как говорил Ленин!».
- Ну, что ж вы так, Степан, - раздался из дальнего угла снисходительный голос моего коллеги, преподавателя по психологии: «Как же так?? Мы знаем, а вы нет?».
Наш красавец развернулся полностью на голос, а затем, выпустив воздух из легких, изрек: «Ну, вы понятно! Вы же ближе к нему возрастом!».
Дальнейшее описать невозможно. С нашей троицей случилась настоящая истерика. Психолог, уронив на столешницу голову и накрыв ее руками, сотрясался плечами. Моя приятельница, преподаватель по маркетингу, опустившись на корточки между столами, тихо постанывала, раскачиваясь из стороны в сторону на высоких каблуках. Я, же сидя на краю стола, прикрыв глаза руками, всеми силами пыталась справиться с икотой. Десять минут толпа студентов слушала дружный хохот своих наставников и наблюдала за нашими конвульсиями. А мы не могли остановиться. Достаточно было поднять глаза на Степу, лицо которого приняло сочный оттенок свекольного фреша, как снова накрывал приступ смеха. Не знаю, о чем думали наши студенты, пока растерянно крутили головами, созерцая веселящихся преподавателей, скорей всего они решили, что мы в одночасье сошли коллективно с ума.
Проикавшись и с трудом сдерживая смешинку, которая никак не хотела меня покидать, я с трудом, выдерживая между словами паузы, внесла свою лепту в массовое непонимание: «Степа… дорогой Степан… я самая старшая из присутствующих преподавателей… но скажу вам честно… когда я была у своих родителей еще в проекции… товарищ Ленин уже лежал в Мавзолее и не отсвечивал!». И еще раз икнув, добавила: «А говорил он, картавя!».
Позже, всё еще не отойдя от истерии, мы втроем стояли в курилке, обсуждая незабываемое занятие и посмеиваясь над невежеством юного поколения. Как вдруг лицо моей приятельницы, способной перегрызть любую экономическую задачу, стало серьезным: «Ребят, смех смехом, но вы представляете какой провал между нашими поколениями? И это при том, что мы старше их всего на двадцать лет!!». Порой короткая фраза действует настоль отрезвляюще, что уже в следующе мгновение желание улыбаться исчезает, словно его языком слизала корова, выскочившая из поговорки. Дальше мы стояли, молча куря, каждый погруженный в какие-то свои мысли. Не знаю, о чем думалось моим коллегам, но мне вспомнилась другая история.
Как-то я отправила студентку-второкурсницу, юную чернобровую красавицу Светлану на интервью со старейшим сотрудником университета. За свой трудовой путь Арон Яковлевич успел и повидать, и поделать многое. Да, и в 85 лет не сидел на пенсии, а продолжал руководить вузовской типографией, демонстрируя отличную память, живость суставов и адекватность логики, чем вызывал стойкую зависть у более младших поколений. Он с радостью принял нашу журналистку, за два часа завалив ее воспоминаниями о прошедших днях. Через некоторое время она появилась на пороге моего кабинета, держа в руках «рыбу», как в печатных кругах принято обзывать черновик материала. Заметив некоторое замешательство у моей подопечной, я поспешила на помощь: «Света, что-то не так?».
- Да, нет, - и ее смущение перешло на щеки, залив их ярким румянцем: «Я всё сделала, но…».
- И что «но»? – улыбаясь, спросила я, отчетливо понимая, что скорей всего сейчас услышу какую-нибудь пикантную историю. Арон Яковлевич воистину был настоящим мужчиной, умеющим оценивать женские достоинства красивыми, порой даже витиеватыми комплиментами, чем сильно смущал, особенно, таких юных красоток. Но дело оказалось в другом.
- Понимаете…, - начала Светлана неуверенно, а потом быстро, на одном дыхании выдала: «Я не всё поняла. Поэтому кое-какие слова подчеркнула, может быть вы в курсе, что это и правильно ли я это записала, поможете?».
- Конечно, помогу, - ответила я, протягивая руку за листками с распечатанным текстом, слегка недоумевая, а что такого мог произнести Арон Яковлевич, что ввело в такой ступор нашу журналистку. Но, едва кинув взгляд на то, что было отмечено красным маркером, не сумела удержаться от улыбки.
- Значит так, - со знанием дела начала я свое повествование, с удовольствием ощущая, как подчеркнутые слова уносят меня в мои детство и юность, накрывая приятными воспоминаниями: «Пионерский слет – это сбор представителей пионерских организаций для обмена опытом. Знаешь, кто такие пионеры?».
Светлана смотрела на меня глазами, в которых плескался неподдельный интерес. На мой вопрос она лишь, молча, отрицательно покачала головой.
- Хорошо, тогда присаживайся и слушай.
Наша красавица как-то неуверенно примостилась на край стула, продолжая не сводить с меня свой заинтересованный взор.
- И так. В советское время все дети проходили три детских организации. Сначала в первом классе всех принимали в октябрята, и им торжественно вручались значки с портретом маленького Ленина. Их главной задачей было хорошая учеба и примерное поведение. За порядок в классе всегда отвечал какой-нибудь ответственный, которого называли старостой. И именно он помогал отстающим разобраться со сложными темами
