Поболтали мы недолго. На почту стал подтягиваться народ, и Анастасия, так звали мою собеседницу, должна была сесть за кассу принимать клиентов. Я же собралась идти домой, как вдруг зазвонил смартфон. На экране высветился незнакомый номер.
- Алло.
- Здравствуйте! Александра Владимировна?
- Да, это я. А кто говорит?
- Это Ольга, медсестра. Мне Ваш номер дала Ваша бабушка Березина Галина Петровна. Она у нас в больнице. Жить ей осталось максимум неделю. Она очень хочет с Вами проститься. Вы сможете к ней приехать?
- Да, конечно. А что с моей бабушкой?
- Рак кишечника. К сожалению, она обратилась к нам слишком поздно. Уже ничего нельзя сделать. Приезжайте как можно скорее, если сможете.
- Хорошо, я поняла. Диктуйте адрес… Постараюсь завтра быть на месте.
Закончив разговор, я тут же помчалась домой, рассматривая на ходу расписание электричек до Екатеринбурга. Гоша уже успел пожарить котлеты и теперь вместе с Максимом ждали меня.
- Прости, я должна прямо сегодня уехать, - сказала я Гоше тихонько, пока Максим мыл руки. - Да, я помню, что обещала. Но у меня в Смоленске бабушка умирает, хочет попрощаться. Мне из больницы позвонили…
- Да, я понимаю, - он старался говорить спокойно, но я не могла не заметить, что каждое слово давалось ему с трудом. – Спасибо тебе за всё, Ася!
Максиму мы решили сказать: мол, маме нужно срочно уехать в Смоленск по делам. Ребёнок, естественно, огорчился:
- Мам, а, может, не поедешь?
- Рада бы, да никак нельзя. Дела очень важные.
- А ты вернёшься?
- Конечно, вернусь.
До вокзала Гоша и Максим решили меня проводить. Глядя на них, я всё больше ловила себя на то, что не хочу от них уезжать. Но как иначе? Пусть бабушка моя далеко не ангел, но всё-таки она моя бабушка. Совесть не позволяла мне взять и оставить её умирать в одиночестве.
Уже давно подошла моя «Ласточка», проводница в форме и красных туфельках стояла на платформе, проверяя документы у пассажиров, а я всё никак не решалась сделать шаг и протянуть ей свой паспорт. Гоша вдруг взял меня за руку:
- Счастливо, Ася! Держись! И будь счастлива!
- Счастливо, мама! Возвращайся скорее, ладно!
- Обязательно. А ты веди себя хорошо, слушайся папу.
- Ладно, Ася, беги, а то уже осталось две минуты.
- Ладно, счастливо! Вы тут не скучайте!
Поцеловав на прощание обоих, я отдала паспорт проводнице, и, получив обратно, поднялась в вагон. Я слышала, как Максим с некоторой тревогой спрашивал отца:
- Папа, мама ведь вернётся, правда?
- Конечно, вернётся, - ответил Гоша.
Он не плакал, но по его голосу я поняла, что он с трудом сдерживал слёзы. Лицо его было бледным, как у человека, у которого вот-вот отнимут что-то дорогое. За весь путь до вокзала он почти не проронил ни слова, но его глаза смотрели на меня так, словно хотели сказать: не уезжай, останься!
Поезд тем временем тронулся как будто с явной неохотой. Казалось, машинисту передалось настроение двух моих мужчин, один из которых ещё совсем маленький, и решился увезти меня исключительно из профессионального долга. Моих мужчин… Я уже стала думать о них так, будто они и есть моя семья. Притом не дождавшись результатов теста.
«Александра, Александра,
Этот город наш с тобою,
Стали мы его судьбою…»
Знакомая песня раздалась неожиданно чуть ли не над самым ухом. Сидевшая впереди меня девушка быстро засуетилась, вытаскивая из сумочки мобильник:
- Да, зая, слушаю…
Она ещё что-то говорила, по всей видимости, своему бойфренду, но я уже не прислушивалась к милой беседе. Мысли меня не слушались, разбегаясь, как муравьи из разорённого муравейника. То мне казалось, будто я возвращаюсь домой, то, напротив, будто покидаю родной дом. Стоило мне на миг закрыть глаза, передо мной тут же возникали лица Гоши и Максима. В такие минуты мне страстно хотелось сорвать стоп-кран и, разбив стекло молотком…
«Э, Сашка, остынь, не сходи с ума!» - уговаривала меня разумная половинка моей души.
Видимо, она права! Как-то всё навалилось слишком неожиданно. Мне надо ещё во многом разобраться, многое обдумать. Нельзя такие важные решения принимать на эмоциях!
Чтобы немного отвлечься от этих мыслей, я стала смотреть в окно на проплывающие мимо леса, поля, станции и вокзалы. Как странно! Всё это я проезжала, когда сюда ехала, однако память моя не откликалась на одну из этих картинок, и когда объявляли очередную станцию, я все эти названия слышала впервые. Получается, всю дорогу я была в отключке?
Наконец, после почти двух часов пути, поезд остановился на станции Кольцово. Но её я тоже не помнила. Логично, если на «Ласточку» до Каменска-Уральского я садилась в Екатеринбурге. После посадки я вполне могла заснуть и пропустить все станции.
Навигатор довёл меня до здания аэропорта. Его-то я, по логике вещей, должна была вспомнить. Но нет – я готова была поклясться, что вижу это здание впервые в жизни. Выходит, либо я, как сомнамбула, вышла из самолёта, села в такси и ехала до Екатеринбурга, либо этот фокусник вынес меня на руках и посадил в то самое такси.
До вылета ещё оставалось достаточно времени, поэтому я не спеша обошла аэропорт, фокусируя взгляд на всём, что только могло привлечь внимание. Так я надеялась, что всё-таки вспомню, как я сюда прилетела. Но ничего вспомнить мне так и не удалось. Как будто бы никогда прежде здесь не была. Но неужели сотрудников службы безопасности не насторожило, что какой-то мужчина несёт на руках женщину, которая явно в неадекватном состоянии? Или я шла сама и вела себя вполне естественно? Говорят, психи запросто могут вести себя как нормальные, здравомыслящие люди. Знать бы, чем этот фокусник меня подпоил?
«Пассажиры, вылетающие рейсом Екатеринбург-Москва… Просьба пройти к выходу номер…». Проверка билетов, автобус, трап самолёта. Место у окна, инструктаж от стюардессы, что делать, если что-то пойдёт не так. Хотя я сомневалась, что в этом случае спасательный жилет реально поможет.
Шумный разогрев двигателей, гонка по взлётной полосе, отрыв от земли… В голове будто сами собой всплывали знакомые строки из песни Ани Лорак:
«Просто я знаю, что ты есть.
Оставляя сердце здесь,
Я вернусь к тебе, вернусь».
Город остался далеко внизу, а я не отрываясь, смотрела в иллюминатор, ища глазами Каменск-Уральский. Я даже не понимала, могла ли я его отсюда увидеть или нет, но почему-то мне представлялось, что Гоша сейчас смотрит на небо, и я хотела взглядом выразить всё то, о чём пела Лорак.
«Только ты верь, любовь моя:
Я вернусь».
Самолёт поднимался ввысь, и облака с каждым метром становились всё гуще. Вскоре они и вовсе закрыли от меня землю.
Солнце медленно стелило себе постель из розовых облаков, чтобы, наконец, отдохнуть после долгого трудового дня. Оно уже почти засыпало, когда объявили посадку в аэропорту Домодедово.
Москва постепенно приближалась снизу. Пристегнув ремень, я всё думала: как там Максим? Хотя умом я понимала, что Гоша, пусть и не всегда успевает уследить за ребёнком, в целом хороший отец, но всё же меня охватывало беспокойство: чем он кормил Максима на ужин? Уложил ли спать? А если Максим начал плакать и капризничать, сумел ли справиться? Я уже и думала так, будто в самом деле была мамой, которая оставила с мужем своего ребёнка.
Мягкое касание земли сменилось стремительной гонкой по взлётной полосе. Замедление, тихая езда, остановка, суетящиеся с сумками-баулами пассажиры, трап, автобус до аэропорта. Багажа у меня не было, поэтому я сразу отправилась на аэроэкспресс до Павелецкого вокзала. Несколько остановок – и вот я уже на Белорусском.
До прибытия поезда я успела поужинать в вокзальной забегаловке. Проводница, проверяя мою регистрацию, была несколько удивлена, что у меня из вещей всего лишь дамская сумочка. Может, если бы я взяла билет на последний поезд, успела бы заскочить домой и взять кое-что из вещей? Впрочем, это не так неважно – день-другой как-нибудь обойдусь тем, что на мне.
Оказавшись в вагоне, я быстро расстелила постель. Утомлённый сменой часовых поясов мозг отключился почти сразу.
***
В Смоленск я приехала в половине шестого – солнце ещё не успело встать. На первом же автобусе, которого дождалась, я поехала в больницу к бабушке. Ольгу, которая сообщила мне печальную новость, удалось найти сразу.
- Александра Владимировна, Вы приехали? Слава Богу! Пойдёмте в палату скорее!
Когда дверь палаты открылась, и я увидела бабушку, то с трудом узнала в ней ту цветущую женщину, какой она была так много лет назад. Горе от потери сына, возраст и тяжёлая болезнь подкосили её настолько, что буквально ничего не оставили от неё прежней. На койке лежала полностью седая старуха с покрытым глубокими морщинами серым лицом. Я приблизилась к ней и села на стул у кровати.
- Привет, ба!
Я старалась говорить как можно беззаботнее, хотя душа моя была в смятении. Я не знала, как с ней говорить – с родной бабушкой, которая столько лет не желала со мной общаться.
Старушка очнулась от полузабытья, в котором, видимо, пребывала, и что-то зашептала одними губами.
- Не простит… не простит… - с трудом разобрала я её шёпот.
- Кто не простит? Кого?
- Меня… Бог не простит… Сашка, я обманула… Она живая…
- Она – это кто?
- Твоя сестра...
Пока я пыталась переварить сказанное, бабушка широко раскрыла глаза, чуть приподнялась и, схватив меня за руку, вдруг быстро заговорила, словно пытаясь вложить в речь все оставшиеся силы:
- Я не хотела, чтобы твой папа женился так рано. Он был ещё молодой, а твоя мама мне никогда не нравилась. Но они женились, потом твоя мама забеременела. Я была в ужасе: ведь моему сыночку придётся много работать, содержать семью, а он ещё так молод! Был бы ещё один ребёнок, но двойня… Я даже грех на душу взяла – напоила твою маму душицей. Беременным нельзя – можно ребёнка скинуть… Но вы родились. Живые, здоровые. Я попросила Зойку – мы же подруги… Двое детей – моему сыну будет тяжело, он же такой ответственный. Был…
[justify]- Так
