В палисаднике пестрели цветы. Было слышно, как жужжат пчелы, перелетая с цветка на цветок. На скамейке сидела знакомая мне женщина. Ей было за пятьдесят, но нежный цвет лица, алые губы и черные брови восхищали своей красотой. Лишь только глаза и руки выдавали, что Ольга Ивановна Силявкина ничего не видит. Она теребила ветку калины, ягоды осыпались и падали на колени.
Взгляд голубых глаз казался безжизненным, а пальцы рук не могли удержать рассыпавшихся, как бусы, ягод. Женщина наслаждалась последними днями теплого бабьего лета и подолгу сидела на скамье. Поравнявшись, я поприветствовала ее. Ольга Ивановна охотно откликнулась, узнала меня по голосу. Спросила о детях. Мы жили с Силявкиными по соседству, и Ольга Ивановна приглядывала за моими ребятишками. Тогда она еще могла видеть.
Беда пришла позже и вонзилась в сердце и жизнь женщины, как острый осколок…
У ее матери, властной женщины, был тяжелый характер. Если кто-то из сельчан спорил с ней, она проклинала. И поэтому Силявкину – старшую побаивались.
Дочь Оленька была, напротив, ласковая, работящая. А рукодельница, каких поискать! Она вышивала, вязала красивые вещи, в которых сельские модницы бегали на танцы. Олюшкины поделки, связанные крючком, не один раз занимали первые места на выставках. Но не было у мастерицы прялки, она всегда брала ее у матери.
Однажды подарили Силявкиной новую прялку, Ольга обрадовалась, подумав, что можно старую не возвращать, и попросила об этом свою мать. А та , разгневанная, стала требовать свою вещь у дочери и как всегда перешла на крик. Вгорячах бросила: « Чтоб тебе света белого не видеть!»
Прошло немного времени. Ольга Ивановна сильно заболела и ослепла.
Эту историю я знала давно. Но однажды пригласила меня Ольга Ивановна Силявкина посидеть на скамеечку, поговорить о детях, и вспомнила о том страшном дне.
- Никогда, слышишь, никогда не проклинай своих детей, что - бы они не натворили. Самое страшное в жизни - это проклятие матери, - сказала она, а по красивому лицу тихо катились слезы.
