– Как вы думаете, немцы, французы, англичане поддержат вас? Большевики ползут в Европу, они укрепляют не только дипломатию, но и хотят наладить торговлю. Не получится ли так, что от вас отвернутся? С чего вам стоит начать, Петр Николаевич?
– Для начала постараюсь не развалить армию, чтобы вокруг нее сплотились не только русские, но и зарубежные организации. Вот только еще не знаю, смогу ли я принимать политические решения или привлечь кого-нибудь поопытнее. В Париже есть русские люди, которые готовы принять нас, но окончательно будут решать французы, это сейчас у нас с ними теплые отношения, пока мы способны платить за наших эмигрантов: воинов, мирных граждан. Что будет потом, не знаю.
– Вы же сами говорили на площади, что борьба с большевиками это общее дело и Русская армия вправе требовать помощь от некоторых иностранных держав.
– Вот потому еще есть надежда, что он нас не отмахнутся. Такие как вы, Дана Петровна, ваш отец и многие, кто уже живет в Европе, помогут нам дальше бороться с красной заразой. Антисоветский центр уже существует и иностранные правительства его поддерживают. Дана Петровна, вы сотрудница белой контрразведки и я склонен вам доверять, но мне не ведомо, кто такой Глеб Михайлович, он имеет отношение к белым, вы хорошо его знаете?
– Петр Николаевич, Глеб когда-то был знаком с моим мужем, расстрелянным чекистами. Подолгу своей службы иногда мне приходится контактировать кое с кем из чекистов, но строго по коммерческим делам, в которых Глеб разбирается лучше меня. Наша контрразведка сочла нужным для прикрытия «назначить» его моим женихом. Поймите, так нужно для общего дела.
– Иными словами вы добываете сведения у чекистов под видом коммерсантов, я правильно понял?
– Можно и так сказать. У меня есть определенное задание, и я имею доступ к секретным данным со стороны белой контрразведки. Кстати, что в дальнейшем вы намерены сделать с Куприяновой?
– Мы не стали рассекречивать Куприянову, я передал ее Климовичу, пусть за ней присмотрит, а затем отправим ее во Францию, она не уйдет от нашей контрразведки, да и вам этот большевистский агент еще понадобится, я думаю вас отправили в Париж не просто в гости к вашим родителям, – лукаво произнес Врангель, – Дана Петровна, меня всегда мучил вопрос, кто сообщал вам о готовящимся на меня убийстве, ведь это вы сообщили своему отцу?
– На самом деле информация исходила от чекистов, я узнала об этом не случайно, меня предупредил наш разведчик, он служит во вражеской организации и имеет доступ к секретной информации.
– Замечательно работают наши контрразведчики. Однако, Дана Петровна, мне пора, а то мои дамы и офицеры заждались. Дай бог, еще свидимся с вами, если будет какая-то нужда, свяжитесь со мной через Климовича, чем смогу, тем помогу...
Не успел Врангель докончить фразу, как в дверь постучали, и раздался голос дежурного офицера:
– Ваше Превосходительство, с крейсера «Вальдек Руссо» пришло сообщение от адмирала Дюмениля. Желаете пойти и прочесть?
Врангель согласно кивнул и, пропустив вперед себя Соколовскую, пошел в радиорубку, там его ждало приветствие от командующего французским флотом.
«В продолжение семи месяцев офицеры и солдаты армии Юга России под Вашим командованием дали блестящий пример. Они сражались против в десять раз сильнейшего врага, стремясь освободить Россию от постыдной тирании. Борьба эта была чересчур неравной и Вам пришлось покинуть Вашу родину, – я знаю, с каким горем. Но Вы имеете удовлетворение в сознании образцово проведенной эвакуации, которую французский флот, Вам оказавший от всего сердца содействие, счастлив видеть столь блестяще законченной. Ваше дело не будет бесплодным: население Юга России быстро сумеет сравнить Вашу справедливую и благожелательную власть с мерзким режимом советов. Вы тем самым окажете содействие прозрению и возрождению Вашей страны. Горячо желаю, чтобы это произошло в скором времени. Адмиралы, офицеры и матросы французского флота низко склоняются перед генералом Врангелем, отдавая дань его доблести".
Четырнадцатого ноября Русская армия, окончательно погрузившись на корабли и разные суда, отправилась в Константинополь. Генерал Врангель находился на крейсере «Генерал Корнилов», а генерал Кутепов сел на пароход «Херсон».
Соколовскую с Гутерманом переправили на катере на французский корабль, отплывающий во Францию, Дане лично в руки передали рекомендательное письмо от генерала Врангеля. На борту находились эвакуированные граждане России. В основной массе это были бывшие чиновники с женами и детьми, офицеры высокого звания тоже с семьями, то есть те люди, кто был в состоянии оплатить путь во Францию и закрепиться в чужой стране до определенного времени. Корабль имел военное предназначение и в основном состоял из кубриков для команды и отдельных кают, к тому же он выполнял военную миссию, а то, что командир взял на борт пассажиров, он выполнял приказ командующего французским флотом. Потому нижние и верхние палубы корабля были пусты, а не так как на пассажирских кораблях, осуществляющих эвакуацию русских граждан.
По договоренности между капитанами кораблей обеих армий Соколовскую и Гутермана подселили в четырехместную каюту к семейной паре пожилого возраста, их путь лежал в Париж. В каюте было прохладно, потому пассажиры не снимали верхнюю одежду, смотревшуюся прилично. Женщина была одета в меховую шубу, сквозь отвороты просматривалось платье, пошитое из добротного сукна. Ее колени укрыты мягким пледом. Мужчина одет в теплое меховое пальто с широким воротником и небольшую папаху. Познакомившись с коммерсантами, пожилая пара осталась довольна обещанием командира корабля, что к ним подселят приличных граждан.
За иллюминатором темнело, но еще было видно, как от корабля отошел катер и, дымя трубой, направился к веренице судов, державших курс на Константинополь. После дневной суеты Дане захотелось побыть одной, и она попросила Гутермана остаться в каюте, объяснив, что хочет подняться наверх и обдумать последующие действия, возникшие не по плану. Соколовская поднялась по металлической лестнице на верхнюю палубу и, держась за поручни, стояла и вглядывалась в мелькавшие огни удаляющихся русских кораблей. От накатившей жалости к людям, покинувшим родину, на душе стало тоскливо и тревожно. Со всеми кто уехал из Крыма, а так же с теми, кто остался на полуострове, она скорбела. Вспомнила Петра и Матвея, вздохнула тяжело, нахмурила брови и подумала: «Наверное, таких мужчин больше я не встречу, они ушли с целой эпохой, когда можно было почувствовать в душе человека, то, что сотворил Господь, это – великодушие, доброту и любовь».
Соколовская была права, уехали за рубеж или ушли из жизни самые значимые для России люди, а у власти остались те, кто через месяц сего года, на совещании членов ВКП (б) будет слушать Ленина, который цинично выскажется: «Сейчас в Крыму триста тысяч буржуазии. Это источник будущей спекуляции, шпионства, всякой помощи капиталистам. Но мы их не боимся. Мы говорим, что возьмем их, распределим, подчиним, переварим». А Троцкий – председатель Реввоенсовета заявит: «Я тогда приеду в Крым, когда на его территории не останется ни одного белогвардейца».
Высказывания вождей поймут в буквальном смысле, и начнется великая Крымская трагедия: многих белых солдат и офицеров, а так же гражданских лиц, сочувствующим Врангелю будет ожидать смертная казнь. Сотню тысяч человек, сдавшихся и безоружных, большевики расстреляют или повесят. Под видом регистрации их заманят в сборные пункты и арестуют. По приказу той самой Залкинд – Землячки, секретаря Крымского обкома РКП (б), в связи с экономией патронов офицеров утопят в море, привязав к ногам тяжелые камни.
Но чтобы прикрыть подобные репрессии Троцкий информировал командующего Южным фронтом Фрунзе:
«Необходимо все внимание сосредоточить на той задаче, для которой создана "тройка". Попробуйте ввести в заблуждение противника через агентов, сообщив ту записку, из которой вытекало бы, что ликвидация отменена или перенесена на другой срок».
Ознакомительные главы из романа "Белый меч и Красный щит".
[hr]
[1] РВСР – Революционный военный совет республики
