Холма?
— Нет, Конан. Ты бы прошёл здесь, сквозь их лес и Холм, словно сквозь воздух! И даже не заметил бы их. Ну, как не заметил тогда, когда подъезжал к нашим границам. Дорога из Аквилонии идёт вон оттуда. — еле слышный шёпот и осторожный жест не могли выдать их любому, даже сверхчуткому, уху.
Конан кивнул. Он и сам отлично помнил, что действительно, проезжал всего-то в паре миль от этой поляны. И никакого Холма, сейчас воздымавшегося вверх не менее чем на полмили в верхней своей части, не видел!
— А что — Павел Третий? Раньше не пробовал нанять какой-нибудь отряд? Ведь это обошлось бы ему, — Конан хмыкнул, — куда дешевле?
Проводник долго смотрел Конану в глаза. Затем всё же решился:
— Думаю, теперь не будет большого вреда, если я скажу тебе. Да, наш повелитель пытался нанять взвод головорезов из Коринфии. Однако когда они узнали, что враги и их земли — невидимы, а чтоб их увидеть, нужно выпить Зелье, категорически отказались.
С чёрным колдовством и волшебными тварями никто не хочет иметь дела!
Конан несколько секунд переваривал ответ. Затем вздохнул, и обернулся снова к прогалине, проворчав:
— Ладно, я только хотел убедиться в том, что мне теперь видно и наш лес, и их.
Пикет охранников Конан обнаружил довольно быстро: двое уже знакомых по внешнему виду коротышек, действуя тоже вполне профессионально, лежали умно: не у самой кромки прогалины-поляны, а — чуть в глубине, в тени, за густыми зарослями кустов ежевики. Их кафтаны и штаны не бросались в глаза, и по расцветке вполне сливались с зеленью (вернее — фиолетовостью) вокруг. Выдавали сторожей лица. Вот они — выделялись: бледные, словно белёсые, пятна, среди насыщенной цветом растительности!
Конан отполз чуть назад, сделав жест проводнику. Когда их срыли заросли папоротника, киммериец, приспосабливая голос к новым условиям, прошептал на ухо Кудиму:
— Почему их — только двое?
— Ну, Конан, это-то — просто. Никто из наших сам сюда не суётся. Никогда. Научены горьким опытом!
Конан кинул взгляд вниз: на слегка вывернутую ногу пожилого мужчины:
— Это эти тебя — так?..
— Нет, Конан, не эти. И — не за это. Нога — наказание за то, что пытался… — желваки на скулах проводника так и заходили, а голос стал хриплым и злым, — помешать забрать корову. А без молока коровы умерла бы с голоду грудная дочь — у жены пропало своё…
Мужчина замолчал, лицо стало, как и Павла Третьего, когда Конан отказался от эскорта, густо-фиолетовым. Но Конан только кивнул:
— Можешь не продолжать. Я понял.
Некоторое время длилось молчание. Затем варвар спросил:
— Я так понимаю, сейчас ты одинок?
— Да, Конан. — мужчина не стал вдаваться в подробности, а Конан не стал уточнять. Ему и так было понятно, что нет больше у Кудима ни жены, ни дочки. И, значит, они оба понимают, что терять ему нечего.
— Ты метко стреляешь?
— Да, Конан, — проводник похлопал по древку лука, что словно влитой сидел за плечами мужчины всё это время, — Я — один из лучших охотников. И егерей.
— Сможешь попасть отсюда — в одного из сторожей?
— Смогу. Но — только если он встанет на ноги.
— Ну, с этим-то проблем не будет. Смотри: план такой…
Зрелище мчащегося на них, словно взбесившийся носорог, огромного варвара, возникшего словно ниоткуда, могло бы повергнуть в трепет и панику и не только карликов-коротышек! Разумеется, они отреагировали именно так, как Конан и предполагал: заорали, разделились, и кинулись бежать в разные стороны!
Тот, что кинулся влево, однако, тут же словно споткнулся, и упал, ткнувшись носом в куст папоротника: стрела, вонзившаяся под лопатку, возделась к небу. Другого, ринувшегося направо, Конан настиг сам — буквально через сто шагов по лесу Мира воздуха! Склон был крутой, но варвар всё равно бежал куда быстрее коротконогого воина!
Церемониться с врагом киммериец не стал: просто ухватил за ворот, и треснул по голове кулаком! Карлик обмяк. Конан поторопился подойти и ко второму малышу, и схватить за ворот куртки и его. На перебегание поляны в обратном направлении ушло не более полуминуты. В глубине «своего» леса Конан остановился. Подошёл и Кудим:
— Сработало. Быстро ты их…
— Ну, что-что, а хлопот с часовыми у меня возникало… Хм. Достаточно много. Так что владеем кое-какими приёмами! — Конан встряхнул обеих коротышек, словно терьер — убитую крысу.
— Отлично. Ну что? Попробуешь допросить?
— Да.
Однако когда отлично связанного по рукам и ногам пленного привели в чувство, полив на него воды из фляги проводника, и похлопав по щекам, ничего вразумительного изо рта, оскалившегося всеми сорока восемью — действительно очень крепкими и острыми! — зубами, не излилось. Даже когда Конан указал на мирно лежащий рядом труп, и чуть ли не проорал шёпотом в заросшее густой щетиной треугольное ухо: «Хочешь отправиться туда же, куда и он?!», на него только в очередной раз злобно оскалились.
Только убедившись, что его сверкающий «неподдельной» злобой взор, и тон, перед которым трепетали даже легионеры короля Вездигдета, славящиеся своей безудержной храбростью и дисциплиной, не оказывают никакого действия, так же как и увещевания на всех знакомых варвару языках, Конан отступился, недоумённо почесывая в затылке:
— Знаешь что, Кудим, если б я не знал, что он — человек, я бы подумал — что тупое животное! Смотри: в глазах нет даже признака того, что он хотя бы понимает, о чём я его спрашиваю! А только голод и злоба! И дело — не в незнании языка! Уж такой-то «намёк» — Конан кивнул в сторону трупа, — не поймёт только вот именно — животное!
— Возможно, ты недалёк от истины, Конан. Многие из нас, ну, тех, кто близко сталкивался с этими… тварями… Тоже считают, что они, скорее, твари, чем люди. И наш язык, да и вообще — язык! — просто не понимают. Поэтому они и ходят, я думаю, группами. Там всегда есть один карлик, владеющий нашим языком. Более умный, чем остальные солдаты. Руководящий их действиями. Офицер, как я полагаю.
— Интересно. Но тогда получается, мы только зря теряем время, пытаясь «вразумить» и «разговорить» этого… Тваря. — Конан ещё раз внимательно рассмотрел лицо пленного, вертя его на вытянутых руках перед собой. Вдруг брови киммерийца нахмурились, — Подожди-ка…
— Что, Конан?
— Да это же… — могучая лапа Конана, опустившаяся на лицо человечка, вдруг сжалась, и убралась назад, унося с собой… Это самое лицо!
Кудим коротко вскрикнул:
— Ящерица!
Конан, внимательно вглядывавшийся в то, что открылось его взору, покачал головой:
— Нет, Кудим, не ящерица. Ящер. Очень похожий на тех, что вымерли ещё до зарождения человечества. Я иногда… Сталкивался. В отдалённых странах, или на необитаемых островах. Неудивительно, что он не говорит: да и как говорить с таким ртом. Вернее — пастью!
Пасть, действительно оказалась ничего себе — от уха до уха. И когда морда ящера осталась без маски, тот не придумал ничего лучше, как в очередной раз угрожающе зашипеть, разинув её во всю ширину: голова барана туда уж точно влезла бы целиком!
— Чего ж удивляться, что они питаются только мясом. А выращивать злаки не смогли бы при любом раскладе, — Конан не без усилия сдёрнул вместе с верёвками и муляжи рук: под ними оказались коротенькие когтистые лапки! — Давай-ка, Кудим, перезавяжем наши верёвки на передних и задних! А то как бы паршивец не улизнул! Я подержу его.
Держать оказалось нетрудно: в силе мышц яростно извивавшаяся тварь всё равно явно уступала могучему киммерийцу. И вот уже пленник лежит перед ними во всей «красе»: жалкий, тощий, и глухо подвывающий монстр, опасливо косящий на своих обидчиков огромным чёрным глазом!
— Странно, что вы не обнаружили этого раньше.
— Твоя правда, Конан: обидно. Но… Если уж случалось в схватке завалить тварь-другую, их товарищи сразу же забирали трупы. Мы не могли их пристально изучить.
— Понятно. Ладно, прикинь-ка его вес. Сможешь донести до дворца?
Кудим попробовал взвалить на закорки ящера, челюсти которого они на всякий случай тоже стянули ремнями: чтоб не выл и не кусался. Покряхтел, приноравливаясь:
— Не пушинка, конечно, но с человеком не сравнить. Скорее, с бараном. Да, донесу.
— Отлично. Неси сразу к королю. Покажи, с кем вы на самом деле имеете дело. Думаю, при таком раскладе его Величество и сам надумает, что приносить дань таким уродам… Никуда не годится. Это же — не люди!
Куда проще один раз собрать всех способных носить оружие мужчин, и сразиться с ними в открытом бою. Раз и навсегда отделавшись от унизительного положения. Потому что после того, как у них во дворце побываю я, и мы с их войском порубимся в своё (Вернее — в моё!) удовольствие, не думаю, что этих тварей останется слишком уж много. Живых. Разве что женщины
