Обожаю тебя, ме ангелас, сердечно обожаю, алмаз моей короны!
Поджигать виллу остались Дий, его сын и преданные им люди.
В опустевшие разграбленные покои брата Антир вошел с чадящим факелом. Даже коробки и те вынесли…В углу заметил свиток папируса, - кто-то небрежно выбросил. Оказалось – ту страничку книги Трисмегиста, которую брату всучил прочесть великий гаруспик. Антир спрятал папирус за пазуху.
- Всё, брат, сюда ты отныне не вернешься. Никогда!
С этими словами он поднёс факел к дереву опустевшей оружейной, облитой горючей смесью. Огонь с треском взорвался синими жирными языками, в мгновение ока охватывая стены и потолок.
Переходя из комнаты в комнату, он поджигал кучи хвороста, всё, что оставалось и могло гореть…
Через некоторое время Антир, Савлий, Дий и Винитар сошлись у ворот виллы. Никто из них не обжегся, не пострадал, только сажа осела на их одежду и лица.
Из окон здания вырывались хвосты гудящего пламени.
Храня суровое молчание, четверо человек зашвырнули факелы в большую кучу хвороста в центре двора, бегом покинули виллу, закрывая ворота.
В некотором отдалении их ждали лакеи с лошадьми. Торес держал на поводке Биппа. Тот сильно волновался; завидев Антира, залаял: «Мне таки немного грустно…Я ведь жил там, где сейчас ревёт огненно-черное пламя».
Прыжком махнув в седло Бругруса, Антир принял на колени Биппа, кого подал Сопей, - пес был укрыт небольшой попоной. Поместив пса поудобнее, Антир намотал поводок на руку, - Бипп смотрел на хозяина виноватыми глазами:
«Ладно, переживу запах конского пота… Давай быстрее отсюда». Антир поцеловал Биппа в лоб, успокоив его. Крепче прижал к себе. Тронул астаром шею жеребца, пуская его рысью.
Всадники удалялись от горящей виллы, и никто из них не оглянулся.
…Гельвий, как одурелый, бежал к вилле, затянутой густым удушливым дымом, к стене внутреннего сада. Ругал себя последними словами.
Слишком поздно он вспомнил: у основания мраморной фигуры Аполлона, недалеко от беседки, зарыт мешок. Некогда сам закопал. Тысяча сестерций. Деньги, которые он наворовал, мошенничая с доставками продуктов на кухню.
Со всех ног бежал к густым зарослям, сжимая нож, зная, что в стене есть тайный лаз. На минуту остановился, глядя как разрастается пламя над крышами виллы, гудит, взрывается.
Пожар скоро заметят, но пока пригонят сюда команду огнетушителей, вилла сгорит.
Гельвий обрывал сцепленные ветви кустов, орудуя ножом, как бешеный. Лез в зарослях к тайному пролому. Огонь еще не распространился на беседку, успеет.
Поднял лицо, убирая в сторону корявую ветку, и обомлел.
На него смотрело исчадие ада.
Только здоровый глаз кроваво поблескивал, как глаз циклопа, все остальное - закопченное, изорванное, окровавленное.
Он полз из дыры лаза, помогая себе локтями. Увидев Гельвия, потянулся к нему.
- По…мо..ги…Будет…оплачена твоя помощь….
Гельвию бы удрать, или прибить исчадие ада ножом, которым он прокладывал себе путь в зарослях.
Гельвий по натуре был трусом и подхалимом. Обещание заплатить за помощь сыграло злую с ним шутку – Гельвий помешан был на деньгах. Он протянул руку, прежде вонзив в землю возле себя мешавший нож. Его руку намертво стиснул Филимер, кого в Риме знали, как легата-пропретора Мария Алкивиада.
Гельвий подтянул к себе полу живого хозяина. Тот хрипел, роняя в бреду:
- Кто…дома у тебя?
- Жена. Маленькие дети. Два работника, - ответил Гельвий, понимая, что придется принять к себе раненого господина.
Филимер поманил к себе Гельвия, тот ниже склонился. Левой рукой одноглазый обманщик провел по его волосам, не иначе приласкал.
- Я обещал…оплатить твою помощь…
Гельвий кивнул и попался. Его волосы скрутили жгутом, оттянув голову. Не успел виллик сообразить: никогда домой не вернется, - Филимер вырвал из земли нож, движением руки ожившего монстра резко и крепко провел лезвием по горлу Гельвия.
- Вот так, собака, со всеми будет, кто меня предал!
-------------------------------------
* - заговор древне персидской литературы.
