— Ванька Сомов с отцом… — сообщил сын, понизив голос.
Через пять минут вызвали нас. Познакомились, и дознаватель в штатском сказал:
— Ну, все в порядке. Парень во всем сознался. Только, говорит, аспирин предлагал, а не то что вы, мол, думаете! Так что, закрываем мы это заявление, а Сомова берем на заметку. Ну, а тебе, Алексей, спасибо, что не побоялся сказать. Пугали, наверное? Нет? Скажи честно!
— Никто меня не пугал, — пробурчал сын.
— Ну, и ладно, не говори. А кончишь школу — приходи к нам. Работы всем хватит.
— Я после школы на юридический пойду, — сообщил вдруг сын.
— Вот это дело! — одобрил хозяин кабинета. — Тогда после института прямо к нам! Идет?
— Посмотрим… — первый раз улыбнулся сын.
Распрощавшись так мило, что мне даже не пришлось поиграть мускулатурой, мы с очевидным облегчением покинули настороженное недоверчивое учреждение.
— Ну что, зайдем чайку попьем? Есть время? — поинтересовался я.
— Есть, — ответил немногословный сын.
Мы поднялись на второй этаж дорогого, еще пустого ресторана, вошли в зал и образовали композицию: в центре сюжета — наше интервью с администратором, на втором плане — столики, круглый спор официантов, глубже — балконная дверь, за ней — линялый ситец небес.
Сговорились на два чая с лимоном и кусок торта.
— Да, Леха, история весьма и весьма поучительная. Хорошо то, что хорошо кончается. А ведь могли подставить по полной программе, — развалившись на диване, приступил я к отцовским комментариям. — Ведь сколько раз я тебя учил: «Ничего не бойся, но ухо держи востро!» Говорил? Говорил! А ты что?
— Я видел вчера ваши фотографии со свадьбы. Пап, почему вы с мамой разошлись? — неожиданно спросил сын.
— Потому что я плохой, а твоя мама хорошая, — не задумываясь, ответил я.
— Это не ответ.
«Прокурором будет…» — подумал я, глядя в его строгие глаза.
— Так бывает в жизни, сынок, — устало ответил я, — так бывает…
— Это не ответ!
— Это ответ. Считай, что я во всем виноват.
— Нет, пап, это, все-таки, не ответ. Ты же знаешь, что она тебя ждет.
— Кто ждет?! Кого?!
— Мама. Тебя.
— Леха, ну что ты, ей-богу!.. — поперхнулся я, почуяв, что мой похотливый мир в большой опасности. — Не можем мы уже с мамой жить вместе! Как ты этого не понимаешь!
— Почему? Ты ее больше не любишь?
— Леша, сынок, ну что ты такое говоришь!.. Конечно, люблю! И тебя люблю, и маму, ты же знаешь!
— Тогда приходи к нам жить. Хотя бы на неделю! Придешь?
«Нет, ну точно, прокурором будет…» — подумал я, поникнув головой.
…Снова мост, снова река.
Кит-теплоход, что блудным островом, белой кувшинкой, звонкой скорлупой, пленной сиреной, умной щепкой плывет наперекор течениям — для кого и зачем твое усердие? Тут одно из двух: либо встать на вечный прикол, либо распустить паруса. Либо сидеть на диете, либо на горшке. Вот такая здесь диагональ диагноза. Все прочее — всего лишь отклонение слова «сын» от его первоначального значения, этакая лихорадочная аберрация смысла под тяжестью и жаром улик.
А что вы на меня так смотрите? Вы лучше посмотрите на меня, когда я спешу по улице — разве я не похож на вас, разве я не такой же, как все?
