Нафанаил, или Необычные путешествия во времени

–  Какая дыра, – сказал он. – Боже мой, какая дыра!

– Да, дыра, – согласился я.

Мы стояли на автобусной остановке напротив железной дороги, отгороженной глухим бетонным забором. Справа высилась автомобильная эстакада, слева тянулись, насколько хватало глаз, унылые низкие постройки – склады или сараи. Был тёмный апрельский вечер; дул холодный ветер и время от времени начинался дождь, брызги которого долетали до нас. 

– Нет, это невозможно! – сказал незнакомец. – Автобусы не ходят совсем; расписание – сплошной обман.

– Бывает, по часу ждёшь; я здесь часто езжу, – ответил я.

– Вот обрадовали! – мрачно усмехнулся он. – Не знаю, как вы, а я промёрз до костей; не выпить ли нам чего-нибудь согревающего? За эстакадой есть бар под названием «Подсолнух», я видел его, когда шёл сюда.

Я не очень-то люблю пить в незнакомой компании, но я тоже продрог.

– Согреться не помешает, – согласился я.

– Вот и ладно, – сказал он всё так же мрачно. – Вы никуда не торопитесь?

– Нет, мне некуда торопиться, – ответил я.

– Спрашиваю потому, что не люблю пить второпях, – пояснил он. – Хотя и такое случается…

В баре «Подсолнух» было пусто: странно, что кому-то пришло в голову открыть его в таком безлюдном месте. Угрюмый бармен, в одиночестве слушавший музыку, молча кивнул в ответ на наше приветствие.

– Коньяк? – спросил меня незнакомец.

– Может, и кофе тоже? – предложил я.

– Я не употребляю этот наркотик, – отрезал он.

– Кофе – наркотик? – удивился я.

– Типичный наркотик, повышающий настроение, дающий временный прилив сил, и, как все наркотики, вызывающий привыкание: те кто постоянно пьют кофе, уже не могут обходиться без него, – убеждённо сказал он. – Впрочем, человечество с древнейших времен прибегало к наркотикам, потому что ему невесело живётся; чего только люди не пробовали за тысячи лет своего существования – благо, в природе нет недостатка в наркотических веществах: всякие листья, плоды, коренья и прочее… Однако если потреблять что-то подобное, я предпочитаю столь же древний и проверенный алкоголь: по крайней мере, я не обманываю себя, что он безвреден, и не преуменьшаю его опасность… Так что же, коньяк?

– Да, только не очень дорогой: у меня мало наличных, а кредитку я не взял – ответил я.

– Я заплачу, – сказал он. – Не спорьте: во-первых, я вас пригласил, а во-вторых, терпеть не могу всякую бурду, что бы это ни было.

Мы сели за столик, бармен принёс нам коньяк. Незнакомец сделал глоток и сморщился:

– Так я и думал: под видом дорогого коньяка дают дешёвый.

При этих словах бармен отвернулся, принялся протирать стаканы и включил музыку громче.

– Но другого и ждать было нечего, – вздохнул незнакомец. – Дыра она и есть дыра, а ведь мне довелось видеть самые роскошные дворцы мира.

– Вы, наверное, много путешествовали? – спросил я.

– Да, путешествовал, – ответил он с непонятным выражением. – Выпьем? Хоть и простенький коньячок, однако пить можно – уж я-то разбираюсь в коньяках! Не бойтесь, не отравитесь.

Я отпил из своей рюмки, и сразу приятное тепло разошлось по телу.

– Что, неплохо? – уловив мое настроение, сказал незнакомец. – Лучше, чем ваш кофе…  Но я не представился: меня зовут Нафанаил; своё имя можете не называть – уверен, оно у вас простое и хорошее, не то что моё. Три тысячи лет назад имя «Нафанаил» никого не удивляло, но с тех пор многое переменилось.

– Этому имени три тысячи лет? – спросил я, чтобы поддержать разговор. – Надо же, какое оно древнее!

– Это я такой древний, – сказал он. – Мне три тысячи лет.

Я взглянул на него, думая, что он шутит, но он был совершенно серьёзен. «В сотый раз убеждаюсь, как прав был Булгаков: «Никогда не разговаривайте с незнакомцами». Ещё один сумасшедший в мою богатую коллекцию», – подумал я.

– Я не сумасшедший: не отпирайтесь, вы именно так считаете, – проворчал он. – Послушайте сначала мою историю, а потом делайте выводы.

«И зачем я с ним пошёл?» – вздохнул я про себя, а вслух сказал:

– Хорошо, рассказывайте.

***

– Я часто путешествую во времени, – начал он свой рассказ. – Нет, у меня нет никакого аппарата для этого, и портал во времени я тоже не открыл! Это чушь, придуманная авторами романов и фильмов, эффектный способ привлечь внимание. Но проникнуть в прошлое можно – только в прошлое, но не в будущее! Всё что когда-либо происходило в мире, не сгинуло безвозвратно, оно запечатлено на мировой матрице, имеющей множество отдельных секций. В ней есть место и для нашей Земли, которая также имеет свою секцию во всеобщей матрице Вселенной… Я понятно рассказываю? – спросил он меня. – Вы как-то скучно меня слушаете.

– Вернадский писал о чём-то похожем, – ответил я. – Кажется, он называл это ноосферой.

– Он был прав, – кивнул Нафанаил. – Однако ноосфера – лишь малая часть всеобщей матрицы, хотя мы пока не способны постичь даже ноосферу. Так вот, я постиг вселенскую матрицу, более того, я овладел способом открывать различные её части, вроде того, как мы открываем какие-то программы на компьютере. Для этого мне пришлось заново родиться – в фигуральном смысле, конечно. Тогда-то я и получил имя Нафанаил, а было это, как я уже сказал, три тысячи лет назад.

– Один мой случайный знакомый утверждал, что в его генной памяти сохранились воспоминания обо всех предках, когда-либо живущих на Земле, начиная с простейших одноклеточных. Он говорил, что такие воспоминания есть в каждом из нас, но далеко не каждому дано их пробудить, – сказал я, вспомнив чудака, которого как-то повстречал в парке.

– Возможно, но я говорю о другом, – возразил Нафанаил. – Мои путешествия во времени это не пробуждение воспоминаний, хранящихся во мне, – это путешествие по матрице вовне меня, причём, я выступаю в роли зрителя и участника одновременно. Увлекательнейшее занятие, уверяю вас, что там всякие интерактивные игры!

– А вы не думали, что это просто игра вашего воображения? – спросил я. – Некоторые люди сохраняют на всю жизнь прекрасную детскую способность играться в жизнь, ярко и образно воображая себе различные ситуации.

– Нет, это не игра воображения, – с видимым неудовольствием сказал он. – Конечно, это не реальность, вернее, не та реальность, в которой мы живём, но всё же мои путешествия происходят на самом деле… Пейте коньяк, что вы не пьёте? Уважаемый, ещё коньяку! – позвал он бармена.

«Хитрый мужик, – подумал я. – Понимает, что я не могу отказаться слушать, если он угощает меня. Ну да ладно: в конце концов, лучше сидеть тут, чем мёрзнуть на остановке».

– Ещё хуже стал, – сказал Нафанаил, отпив коньяк. – Классика жанра: вначале подают хорошее вино, а дальше – плохое; по-моему, один только Иисус делал наоборот, но он не был барменом.

– Вы и его видели? – спросил я.

– Не довелось, – вздохнул он. – Вот с ним мне было бы интересно потолковать: с настоящим Иисусом, а не с тем, которого выдумали церковники. Однако я видел немало иных известных личностей и был свидетелем, а иногда действующим лицом  удивительных событий. Кое о чём я собираюсь вам рассказать, если вы готовы слушать.

– Рассказывайте, – повторил я, сделав глоток из своей рюмки.

 

 

– Итак, я стал Нафанаилом три тысячи лет назад, – продолжал он. – Я перенёсся так далеко в общем-то случайно: всему виной автомобильная авария. Да, да, автомобильная авария, в которой я получил сотрясение мозга! – объяснил он, заметив моё удивление. – Вы сейчас подумали, конечно, что от этого я тронулся умом, вот и несу всякую чушь, но на самом деле, мой мозг вдруг приобрёл удивительную способность воспринимать то, что не воспринимают другие. В этом нет ничего странного: ведь иногда надо хорошенько стукнуть и по компьютеру, чтобы он стал нормально работать.

Вокруг нас носятся миллиарды различных частиц, которых мы не видим; через нас проходят сотни или тысячи электромагнитных и прочих волн, которых мы не чувствуем; мы сами являемся источниками постоянного излучения, не подозревая об этом, – так что же странного, спрашиваю я, если чьё-то восприятие обостряется, и он начинает ощущать хотя бы малую часть многообразных явлений, происходящих вокруг него? Уверяю вас, такие люди есть, и свидетельства о ясновидящих тому подтверждение, пусть даже большинство подобных историй мошенничество или самообман. 

После аварии я непостижимым образом стал видеть мир во всей его целостности, со всеми взаимосвязанными процессами, которые идут в нём. Они открылись мне так чётко, так ясно, что я не понимал, как раньше мог не видеть этого; наконец, в одну из августовских ночей произошло моё вознесение. Почему именно в августовскую ночь? – потому что август самый удивительный месяц в году. В августе происходит сближение земной и космической сущности, земли и неба, – не случайно, это пора звездопадов. Всемирная матрица становится доступнее для нас, в неё легче проникнуть, вот и я проник,  однако предпочтительнее говорить – вознёсся.

–  Прямо-таки вознеслись? – не выдержал я. – Как святые возносились?

– Напрасно иронизируете, – обиженно сказал он. – Я думаю, в историях о вознесении святых есть какая-то первооснова: они возносились не в буквальном смысле, разумеется, а подобно мне, когда моя духовная сущность вознеслась к всемирной матрице. Это было всё равно, что родиться заново – вот почему я так сказал.

– Что же вы почувствовали и увидели? – решил я поддержать его повествование.

– Говорю вам: я вознёсся, – оно произнёс «вознёсся» по слогам. – Мой дух приобрёл необыкновенную лёгкость и в потоке лучезарного света воспарил над землёй.

– А, свет в конце тоннеля! – сказал я. – Знакомый образ.

– Ничего подобного! – огрызнулся он. – Свет в конце тоннеля, который видят люди, находящиеся на грани жизни и смерти, не внешний, а внутренний: это реакция подсознания на угасание жизненных функций. Она так же естественна, как крик «ой», когда вы обожжёте палец: рецепторы кожи одинаково у всех реагируют на ожог, рецепторы мозга одинаково у всех реагируют на приближение смерти. Подсознательное и коллективное бессознательное вызывают определённые образы в угасающем сознании, – надеюсь, вы читали Фрейда и Юнга?..