Окружавшие трон высшие царские сановники были одеты столь же пышно, хотя, конечно, их одеяния уступали царским. Да и весь зал был украшен с необыкновенной роскошью, для чего из дворцового хранилища были извлечены произведения лучших царских мастеров. Я знал, что всё это должно было воздействовать на египетских послов: они должны были увидеть, как еврейский народ, когда-то находившийся в рабстве у египтян, сумел создать великую державу, которая теперь выступает полноправным союзником Египта. Ходили слухи, что Соломон хочет жениться на дочери фараона и собирается и об этом вести переговоры с послами.
Послы были, однако невозмутимы: казалось, они вовсе не замечают великолепного приёма, а их подарки, преподнесённые царю, были, надо признать, не менее богаты, чем то что находилось в зале.
Сегодня был первый визит послов, никакие переговоры во время него не велись – послы лишь осведомились о здоровье и пожелали счастья и удачи царю Соломону, а он, в свою очередь, спросил о здоровье их повелителя и тоже пожелал ему всяческого процветания. На этом приём был окончен: послы, непрерывно кланяясь, покинули тронный зал, а царь, отпустив придворных, удалился в личные покои.
Я вышел из зала, не зная, куда мне податься; тут ко мне подошёл один из царских слуг.
– Мой господин, – сказал он, поклонившись чуть не до пола, – вас зовёт великий царь. Позвольте проводить вас к нему.
– Да, – ответил я, недоумевая, откуда я известен царю и зачем ему понадобился. Заметьте, я прекрасно понимал, что мне говорят, и меня понимали.
Я решил ничему не удивляться: если царь требует, чтобы я пришёл, значит, так и надо.
Мы прошли через несколько залов, меньших, чем тронный, но тоже красиво украшенных, и остановились перед огромными дверями из черного дерева; они были настолько гладкими, что в них можно было смотреться, как в зеркало. Перед дверями стояли стражники в блестящих доспехах, с парадным оружием; они тут же пропустили нас, – видимо, о нашем приходе уже знали.
Войдя в двери, мы очутились в саду, впрочем, лучше сказать, в удивительном зверинце. Среди пышных деревьев ходили дивные животные: лев с золочёной гривой, олень с посеребрёнными рогами, снежно-белый леопард, – и много-много других. Признаться, я отпрянул, когда лев приблизился ко мне, но слуга шепнул:
– Не бойтесь, мой господин, все животные ручные.
Мы пошли дальше и скоро оказались во втором саду, который находился выше первого и был отделён от него раздвижной деревянной решёткой и лестницей. Тут было царство птиц: в больших и малых золотых клетках, развешённых повсюду или стоящих на земле, сидели птицы с яркими перьями и пышными хвостами: они пели, насвистывали, щебетали; попугаи говорили человеческим голосом.
Всё это было забавно, но несколько шумно, поэтому я вздохнул с облегчением, когда мы вошли в третий сад, расположенный ещё выше. Там в длинных узких бассейнах, наполненных прозрачнейшей водой, плавали разноцветные рыбы, чьи спины то показывались на поверхности, то исчезали в глубине. Бассёйны эти располагались посредине сада, один за другим, а вокруг пышно цвели цветы, и каких здесь только не было: на кустарниках, на земле, на шпалерах, в подвесных вазах!
От их сладкого аромата слегка кружилась голова, но скоро мы снова подошли к лестнице. Поднявшись, мы встали перед полукруглой резной дверью, ведущей в здание из белого камня. Она отворилась, и из неё вышел крепкий человек с кинжалом за поясом.
– По зову великого царя, – сказал слуга.
Человек кивнул и подал мне знак войти; слуга поклонился и исчез.
– Иди вперёд, – приказал мне человек с кинжалом; я повиновался. Поднявшись ещё по одной лестнице, я вошёл в обширную шестиугольную комнату, по углам которой стояли нефритовые колонны, а стены были покрыты светлым деревом. В четырёх простенках были окна, в двух – двери: одна, через которую мы вошли, другая – рядом. Мне невольно подумалось, что эта вторая дверь ведёт на крышу дворца, откуда царь Давид в своё время увидел Вирсавию.
Посредине комнаты было нечто вроде алькова с балдахином, а возле него стояли два кресла и маленький стол со стулом. На одном из кресел сидел царь Соломон: он был теперь в простой длинной, полотняной рубахе, подвязанной на поясе шнуром.
– А, Нафанаил! – сказал мне Соломон. – Долго же мне пришлось тебя ждать
Я неловко поклонился и отвечал с запинкой:
– Виноват… великий царь. Но я пришёл сразу же, как меня позвали.
– Значит, мои слуги не торопятся выполнять мои поручения, – сказал он. – Что поделаешь, я их разбаловал: они стали ленивыми и медлительными.
Он с улыбкой посмотрел на человека с кинжалом, стоявшего рядом с ним и не спускавшего с меня глаз. Лицо человека было неподвижно, тогда Соломон прибавил:
– Из любого правила есть, конечно, исключения, и это хорошо: жизнь, состоящая из одних правил, была бы слишком скучной… Однако перейдём к делу – я позвал тебя Нафанаил, вот зачем: твой отец, носивший такое же имя, как ты, играл на большой трубе, когда царь Давид перевозил Ковчег Завета в Иерусалим. Я хочу, чтобы ты завтра играл на этой же трубе, дабы показать преемственность между переносом Ковчега в Иерусалим и строительством храма здесь.
«Выходит, моего отца тоже звали Нафанаил; он был трубачом во время священных процессий, – подумал я. – Но умею ли я играть на трубе? Что же мне ответить царю?»
– Всем известно, сколь ты искусен в игре на трубе, – сказал Соломон. – К тому же, ты благочестив, соблюдаешь законы божеские и человеческие; ты достоин присутствовать на обряде освящения храма, оживляя церемонию свой игрой. Египетские послы тоже приглашены на эту церемонию, а египтяне сильно привержены священным обрядам. Ты наверняка уже слышал, что я собираюсь жениться на юной дочери египетского фараона; этот брак должен скрепить союз между Египтом и Израилем. Однако ещё не было случая, чтобы дочь правителя Египта вышла замуж за еврея, – правда, Моисей был усыновлён дочерью фараона, а за Иосифа выдали замуж дочь египетского жреца, но это далеко не одно и то же.
Согласятся ли послы на этот брак? Не выдвинут ли они неприемлемые условия?.. Ты понимаешь, как мне важно завоевать доброе расположение послов? – взглянул он на меня. – Конечно, одна твоя музыка вряд ли поможет нам, но у нас есть в запасе и многое другое… Да и тебе будет полезно присутствовать на церемонии: ты прекрасный молодой человек из хорошей семьи и подаёшь большие надежды. Мне нужны такие люди: я намерен тебе покровительствовать.
– Благодарю, великий царь! – только и оставалось ответить мне, после чего Соломон милостиво улыбнулся мне и махнул рукой, показывая, что я свободен. Человек с кинжалом отвёл меня к выходу из царских покоев, а там уже ждал слуга, который сопроводил в основные помещения дворца.
***
– Таким образом, оказалось, что я из хорошей семьи, подаю большие надежды, великолепно играю на трубе и отмечен милостью самого царя Соломона, – улыбнулся Нафанаил. – Ну, скажите, могло ли мне привидеться такое?
– Порой видения бывают чрезвычайно правдоподобными, – неопределённо ответил я.
– Тогда слушайте дальше, – сказал Нафанаил. – Слушайте об освящении Иерусалимского храма, чему я был свидетелем.
Освящение состоялось перед Праздником кущей – праздником сбора плодов; это один из лучших праздников, когда люди радуются урожаю и устраивают трапезы друг для друга. В Иерусалим прибыло множество народу; все старейшины Израиля и главы родов приехали сюда, чтобы присутствовать при освящении храма, а затем насладиться Праздником кущей.
Храм, возвышавшийся на горе над Иерусалимом, вызывал всеобщее восхищение. Его строили семь лет; для его возведения пригласили искуснейшего финикийского зодчего Хирама, которому царь Соломон отдал двадцать городов в оплату за это. Не счесть, сколько камней, кедров, кипарисов, меди, серебра и золота ушло на строительство, ведь храм должен был стать земным домом Бога. Дворец Соломона находился поблизости, и Хирам соединил особой галереей дворец царя с храмом.
В день освящения Соломон, однако, не воспользовался этой галереей, а сошёл вниз к народу, чтобы возглавить процессию. Он подставил своё плечо под носилки, на которых несли Ковчег Завета, и шёл так до самого храма, перед которым была сооружена специальная площадка для египетских послов, чтобы они могли всё видеть и слышать.
Меня поставили в процессии позади старейшин, глав родов и прочих уважаемых людей, однако я был в числе избранных, которых пропустили через обитые медью ворота во внутренний двор храма. Двор был построен из трёх рядов обтёсанного камня и кедровых брусьев; в нём стояли жертвенники и чаши для омовений, украшенные изображениями херувимов, львов и быков; одна из этих чаш была огромного размера.
В центре двора располагалось само здание храма; его стены были обшиты кедром и покрыты золотом, так же, как и пол; на стенах были изображены херувимы и распускающиеся цветы. Внутри храма находились три смежных зала, отделённые друг от друга большими деревянными дверями: Притвор, означающий переход от мирского к священному, Святилище, где должны были проводиться богослужения, и Святая Святых – зал, предназначенный для Ковчега Завета. Этот зал был отделён, помимо дверей, широкой дорогой завесою, но сейчас она была откинута; сюда торжественно внесли Ковчег Завета, а в Святилище зажгли десять золотых семисвечников, которые отныне должны были гореть постоянно, освещая храм и днём и ночью.
Соломон и нёсшие Ковчег бережно установили его на каменное основание, которое являлось подножием Бога. Два гигантских херувима из дерева, покрытые золотом, простирали по одному крылу над Ковчегом, касаясь стен другими крылами.
Установив Ковчег, Соломон вознёс молитву, слова которой громко повторяли глашатаи в храме и на улицах:
– Я построил храм в жилище Господу, место, чтобы пребывать Ему вовеки. Но поистине, жить ли Богу на земле? Небо и небо небес не вмещают Бога, тем менее, сей храм, я построил для Тебя, Господи!
[justify]Тут мне дали знак, и я стал дуть в свою трубу. С ужасом ждал я, что из неё раздадутся какие-то невообразимые звуки, поскольку я никогда до этого не играл на трубе. Но нет, получилось что-то вроде возвышенного гимна, который немедленно подхватили другие музыканты, расставленные по всей процессии: вышло совсем неплохо, как будто мы не один час репетировали. В тот же миг восторженные крики народа заглушили наше исполнение, так что я не знаю, произвело ли оно ожидаемое впечатление на послов Египта. Впрочем,
