– Наши жизни тоже текут, как реки, но никогда не возвращаются, - грустно продолжила она тему. Вон у Карабиных дети, внуки, а мы с тобой Стас – уйдём как вода в песок.
– А действительно, почему у вас никого нет? - Спросила Маша,- ты всё рассказала, а про это ни слова.
– Как с таким оболтусом можно было заводить детей в те годы, когда самим есть нечего было. Как я могла уйти в декрет, если кормилец сам находился на моём иждивении, а потом уже поздно было мне рожать.
–Помнишь, Костя, - Маша взяла мою ладонь в свою, - как я на их свадьбе сказала тебе: «Интересно будет посмотреть: кого родят этот Мальчик-с-пальчик и Дюймовочка». Сказала, не подумавши, молодая была, а выходит - сглазила.
– Да причём здесь ты, Маша, - возразила Светик, - судьба у нас, видно, такая. Ладно хватит о грустном. Сегодня я слышала, как Константин Палыч с парнями на пристани пел о том, что надо уходить красиво. Уходить нам ещё, конечно, сильно рано, хотя молодёжь и считает нас старпёрами, даже слово такое выдумали, но рассказать им о том, как мы жили надо. Ты, ведь, Костя, типа, шрифтштеллер - писатель, то есть, по-немецки, - вот и напиши. Напиши, как мы жили, строили БАМ, Камаз, да что там, коммунизм строили!
– Строили, особенно мы с тобой,- подал голос Стас, не желая оставаться больше не периферии беседы.
Да, строили, - Светик шлёпнула его по затылку, - а попали в дикий капитализм, заблудились, как матрос Железняк, он тоже «шёл на Одессу, а вышел к Херсону».
- Напишу, только Марию Ивановну, вот спрошу, - отшутился я.
– А что, - повернулась ко мне жена, - и вправду напиши, а то строчишь свои охотничьи рассказы и складываешь в стол, а это, может быть, через много лет найдут историки и по твоим рассказам узнают, как мы жили. А если ты их подписывать будешь, то и тебя помянут.
Все рассмеялись.
Вдруг над рекой раздался густой бас пароходного гудка; из-за поворота реки, оттуда, где находился порт, показался весь в огнях белый пароход. На борту которого, подсвеченная светильниками, золотилась надпись «Густав Вебер». Пароход шёл вниз по реке, в нашу сторону; мы решили подождать – уж очень красивое зрелище – плывущий по тёмной реке в ночи, весь в огнях четырёхпалубный белый пароход.
Через несколько минут в ста метрах от нас по фарватеру Жиганы проплыл красавец- теплоход; на верхней палубе сидели и стояли люди. Едва пробиваясь через шум винтов парохода, до нас донеслось: - «Районы, кварталы, жилые массивы, а я ухожу, ухожу красиво!»