Это было слишком давно, чтобы с достаточной степенью достоверности утверждать: описанное здесь происходило на самом деле, и описанное здесь слишком живо в памяти, чтобы сметь утверждать обратное.
В глухом украинском провинциальном городке жил средней руки директор хлебопекарни. Жил по тем временам не бедно, но и не шибко жировал, держал нос по ветру, т.е. следил за курсом партии - когда надо было и клеймил, и негодовал, и, вскочив с места в порывном ликовании, не жалея широких натруженных ладоней, радостным неистовством неумолкающих оваций приветствовал немногосложные спичи партийных деятелей районного, а иногда и областного масштаба. Директор хлебопекарни был дядька немолодой, много повидавший на своём веку, познавший и фунт лиха, потому составивший о жизни свод своих соображений и правил, простых и прагматично- верных в выверенной плоскостной пошлости советских буден.
Случись, в один из дней к нему попали на стол материалы с развенчанием культа личности всеми обожаемого вождя. Дельно оценив трудовой распорядочный расклад на своём заводишке, будучи дядькой трезвомыслящим, суровым, но, иногда, впрочем в рамках установленных правил, юморным - он немедля вызывает к себе секретаря партийной организации, твёрдо зная о его неосведомлённой неискушённости. Лишь объявился секретарь, наш директор, указуя на висящий за его спиной в благолепии рамочного убранства портрет отца всех хлебопекарей, с грозной патетикой праведно негодующего начальника сильно вопросил (прошу прощения за испорченный украинский в русской транскрипции):
- Макар Сыдоровыч, ты знаешь хто цэ?! Макар Сидорович, слегка мешковатый в расторопном соображении, тихий и скромный человек, заученным акафистом затвердил о гении всех времён, о великом вожде, о вдохновителе и организаторе побед...и прочую, и прочую, несомненную в глазах осведомлённого директора, чушь.
- Макар Сыдоровыч! цэ - курва!- громогласно взревел тут беспощадный директор, исподтиха наслаждаясь произведённым эффектом. Бедный его секретарь, испуганно обомлев, не мог выдавить из себя и звука... Не буду описывать всех физиогномических подробностей этой несомненно эпохальной сцены, замечу только, что, вспоминая о насмешливом ловкаче директоре, невольно соглашаешься с наблюдательным Ларошфуко, тонко заметившим: "Высшая ловкость состоит в том, чтобы всему знать свою истинную цену ".
