Как стать полковником

НИКОЛАЙ БРЕДИХИН

КАК СТАТЬ ПОЛКОВНИКОМ

Рецепт моей молодости


Автобиографическое эссе


Писать я начал рано, в пятнадцать лет.
Первые мои устремления были связаны с кино, которое я любил самозабвенно. В принципе, я мог бы легко реализовать свое намерение: трижды проходил творческие конкурсы во ВГИК, но на экзамены не являлся. Да и потом, после получения высшего образования, можно было поступить на Высшие режиссерские или сценарные курсы. Но я быстро понял, что коллективное творчество в условиях тоталитарного строя не оставляло мне ни малейшего шанса хоть как-то выразить свою творческую индивидуальность.
В литературу я пришел из журналистики. Писал статейки, заметки в местную газету, легко овладел там всеми жанрами. Здесь же появились и мои первые рассказы. Однако вслед за рассказами пошли повести, романы, и тут начались трудности.

*Зачем я вообще выбрал для себя в жизни подобный путь? Что меня подвигло?
Жажда денег? Не думаю. Деньги, в смысле – большие деньги, никогда не представляли для меня интереса.
Что еще? Вожделение, успех у женщин? Каюсь, был грех. Но ведь когда я разобрался, что вопрос здесь не в количестве, а в качестве, в том, что двух-трех женщин для мужчины более чем достаточно для того, чтобы они заменили ему всех остальных, и что самое сложное – я нашел таких женщин, я ведь писать не бросил, значит, дело было в другом?
Тогда в чем же? Тщеславие? Непомерные амбиции? Ерунда! Я давно уже самодостаточен, как личность.
Просто, скорее всего, мне нужна была какая-то совершенно неподъемная, необъятная цель, которая заняла бы все мое время, поглотила всю энергию, оккупировала бы весь мой интеллект. Какие цели подобного масштаба человек мог  позволить себе еще при социализме?
(Здесь и далее звездочкой *  выделены цитаты из автобиографической книги Николая Бредихина «Исповедь одиночки» – Прим. редактора)

*Диктатура пролетариата, она же диктатура насилия, зла, глупости, посредственности, подлости, пошлости – продолжать можно до бесконечности, предоставляла человеку, вооруженному умом и настоящими знаниями, возможности, которые ему не в состоянии были предоставить (да и до сих пор так) ни один другой строй, ни одна хваленая демократия, ни одна другая страна в мире. Твое низкое происхождение, где еще оно могло быть не минусом, и даже не плюсом, а козырем? А чтобы помочь тебе, людей высокого происхождения просто повырезали. Любые недостатки являлись здесь, наоборот, достоинствами, ну а действительно достойных гноили, расстреливали, любыми способами устраняли, опять же, чтобы тебе было легче чего-то достигать. Лишь бы ты хотел достигать, а тогда уж от тебя требовалось только одно: играть по правилам, ну а главное правило – оно и сейчас, да, наверное, и на все времена одинаково: лизать задницу вышестоящему и получать удовольствие от того, что снизу ее лижут тебе.

И все-таки истинная причина, скорее всего, была в другом: талантов, способностей у меня было великое множество, но уникален я был лишь в одном. И было бы глупо противиться, не последовать своему дару. Да Бог и не дал бы мне это сделать. Зачем-то ведь он меня этим «подарочком» наградил?

*Когда-то давно, полвека назад, повесил мне Бог крест литературный на шею и предупредил, строго погрозив пальчиком: «Снимешь – умрешь!» Умирать не хотелось, и сейчас не хочется.
Постепенно попривык я к своей ноше, ничего другого не могу делать: не умею, да и не хочу.

Любовь к книгам не соперничала во мне с любовью к кино, просто соседствовала. Читал я запоем, но выборочно. Советскую литературу, за исключением Булгакова, Зощенко, Бабеля и еще пары-тройки имен вообще отрицал.
Однако вернемся к основной теме нашего разговора. Довольно быстро я написал два романа: «Жизнь прожить – не поле перейти» о судьбе моей матери и «Путь к Олимпу» – уже о собственной участи. Гордый своим успехом отправился с этой дилогией по редакциям и издательствам, но ничего нового меня там не ожидало. Та же участь, которая неизменно постигала все другие мои произведения.
Естественно, правда никому была не интересна, к деревенской жизни тогда вообще было восторженное отношение («Кубанские казаки», «Свадьба с приданым», «Поднятая целина»). Существовало даже такое направление в советской литературе, называлось «деревенская проза». Когда я заглядывал в произведения этих «писателей-деревенщиков», у меня создавалось впечатление, что пишут они про каких-то инопланетян. Детство мое было тесно связано с послевоенной деревней, мне ли было ее не знать?

*Немного о себе… Родился, крестился. Отец хотел выбрать имечко помудренее, но рождение мое пришлось на Николу, поп и уперся. Спасибо попу. Был бы я иначе сейчас каким-нибудь Альбертом или Эдуардом. Такая вот мудрена Матрена!

*Тамбовщина – благодатный край. Ноги босые отмыть добела никогда не удавалось – чернозем. В войну спасала кукуруза – на нее таких жестких разнарядок не было, а вызревала как на дрожжах.

*Дед был из середняков. Батраков не нанимали, детей без счета, работать было кому. Естественно, раскулачили. Рабочие руки превратились в лишние рты.

*Работа в колхозе ничего не давала, кормились с огорода, лес, река еще выручали, главным образом домашний скот.

*Пришла война… У деда было слабое сердце, к строевой службе он был непригоден, но председатель сельсовета нашел-таки возможность свести с ним давние завистнические счеты: послал на трудовой фронт, там он и канул, не числился больше ни среди мертвых, ни среди живых.

*Отца контузило, дали ему инвалидную группу. Не знаю, что свело первую на селе красавицу с голью перекатной, да еще инвалидом, но двоих детей пустили на свет (меня и младшего брата), с тем и расстались.

*Крепостное право с приходом советской власти не просто вернулось, а расцвело пышным цветом в деревне, вырваться из колхозного рабства было практически невозможно. Разве что на учебу или… в тюрьму. После войны положение резко изменилось: везде требовались рабочие руки. Зачастили вербовщики. Мать не стала долго раздумывать. Во многих местах перебывала, но осела в Подмосковье, в старинной Коломне.

*Естественно, безотцовщина – кто ж с двумя детьми в такое время женщину, пусть даже красавицу, замуж возьмет? Естественно, скитания по частным квартирам. Но кое-как выкарабкались.
Да Бог с ним, с тем временем, ничего не нахожу в нем интересного.

О молодежной тематике и речи идти не могло. Даже сравнительно невинные аксеновские вещи с трудом пробивались, что говорить о той молодежи, которую я описывал: как нас били дубинками за то, что мы твист кадрили предпочитали, битлз кобзонам. Да и вообще довольно жестко учили жить.
Однако формально мне отказывали вроде как из-за недостаточного профессионализма. Что ж, профессионализм – дело наживное. Сжег дилогию, замахнулся на новый роман. Назывался он «Товарищ Достоевский», и идея в нем была проста, как апельсин: доказать, что если бы Федору Михайловичу довелось творить в нашем социалистическом раю, его бы просто не напечатали.
Доказать удалось, и очень убедительно, в том числе и профессионально, однако соваться с такой вещью в издательства было все равно, что просить политического убежища в Мордовии.
Встал вопрос: либо переправить этот роман за рубеж, либо срочно его уничтожить. Поразмыслив, я понял, что быть одновременно диссидентом и писателем невозможно, нужно выбирать что-то одно. Жизнь впоследствии показала, что я был прав. Лишь очень немногим подобное удалось. Милан Кундера, Александр Солженицын… они уезжали уже известными, сложившимися литераторами с огромным творческим и жизненным багажом. Кто был я в сравнении с ними? Да и не хотелось мне Россиюшку покидать.
Итак, выбор был сделан, еще одна рукопись полетела в костер.

Гоголь на вопрос, откуда он черпает богатство своего языка, ответил: «Из дыма. Пишу и сжигаю, что написал. И пишу снова».
Ян Парандовский

Я вновь начал писать рассказы, оттачивая, полируя до блеска стиль. Сменились и темы, основной среди них стала любовь, да и вообще ценности вечные. Но и это не помогло. Занимался в литературных объединениях у маститых мастеров, какое-то (очень короткое) время был членом секции молодых литераторов при Союзе писателей СССР. Но все было без толку. Альтернативы не было: либо пиши «заказуху», либо сиди и не высовывайся в своей драной Коломне.
Пришла Перестройка, появилась возможность издаться в серии «Первая книга писателя» в "Молодой гвардии", а за счет автора еще и в «Книге». Но черного кобеля не отмоешь добела. Перед самым изданием обе книги рассыпали.
Вот тогда-то и появился замысел «Полковника».

*Я никогда не был пай-мальчиком, в милицию меня таскали с товарищами за твист с танцулек постоянно, «учили» дубинками-демократизаторами, в «конторе» приводы были посерьезнее. Мой школьный товарищ, который вроде бы пошел учиться на дипломата, а вынырнул нежданно-негаданно в Высшей школе КГБ, оповестил меня как-то, широко округлив глаза: на тебя «там» та-а-кое досье! «Болезненный интерес ко всему иностранному» и прочее, прочее. Я лишь усмехнулся. Дурак был по молодости. Но скольким таким «дуракам» из моих друзей и знакомых судьбы поломали, через тюрьмы, психушки провели. Провинция – не Москва и не Петербург, здесь вольнодумцев ломали, гноили, стирали в порошок совсем по-другому: тихо, изощренно, не оставляя им ни единого шанса на спасение. Подобных страшных судеб я немало в свое время повидал.
Как-то оказался я в подвале одного ничем не примечательного с виду двухэтажного домика, и у меня хватило наивности поинтересоваться: «А почему полы-то из «оцинковки?» Мне без всякой тени усмешки ответили: «А чтобы кровь легче было смывать».
«Логично, очень логично» – подумала Красная Шапочка. Не хватало еще спросить: «А почему у вас такие большие уши»? Но это сейчас смешно, тогда было не очень.

Политику я с детства не любил, считал ее на редкость грязным делом.

*Главное свойство политики – приближать нас к собственности, либо отдалять от нее.
(То есть, если, скажем 1% населения в стране владеет 40% собственности, то это одна политика, если 2-3%, то уже совсем другая.)

*Хлеба не требуйте, требуйте собственности, иначе хлеба в достатке никогда не будет у вас.

Любую идею можно обратить как во зло, так и во благо. Это как раз и есть политика.
(Ведомый Влекущий «Книга Вечной Жизни»)

Политика в чистом виде – это умение обманывать людей для их же блага.
(Ведомый Влекущий «Книга Вечной Жизни»)

*Какими бы ни были хорошими, добрыми идеи, они несут добро одним людям, но смерть другим.

*Народ – это угнетаемое большинство.

Никогда еще не приносила ни величия, ни благосостояния, ни счастья ни одному народу на Земле жестокая воля. Всегда, во все времена, была она лишь карою, возмездием, разрушительным выходом из невежества, ослепления или заблуждения, заставляя тем вернуться к исходу и сызнова все начать.
(Николай Бредихин "Галактический человек")

*Гнев – наше оружие. Но плохо, когда все наше оружие – один только гнев.

*Сон разума действительно рождает чудовищ, но больше не тем, что сам по себе их производит, а тем, что дозволяет им являться на свет.

*Демократия – вовсе не торжество справедливости, это всего только возможность