локтем, какие-то пакеты, свертки и огромную круглую коробку.
– Это ты? – спросила она в трубку.
– Как ты догадалась? – раздалось почти рядом.
– Дед приехал! – Алекс прижался к нему и замер.
– Как ты нас нашел? – Ирой подошла и стала забирать пакеты. – Что тут?
– Я вас не нашел! Я вас родил. Да, Сашка? – он присел на камень, на котором недавно ещё сидела Ирой.
Алекс тут же пристроился рядом.
– Я с ним разговариваю, думаю, что он где-нибудь сидит у себя в Силиконовой долине либо в кабинете, либо рассматривает Санта-Круз, а он тут рядом. Сказал бы – мы бы встретили.
– Ирой! Ты неисправима. Ты думала, что я средь бела дня сижу и рассматриваю Санта-Круз? Тут девять часов разницы! Даже не буду тебя спрашивать в какую сторону, чтоб не расстроиться, – отец заулыбался.
– Ты там! – Александер показал в сторону заходящего солнца.
– В коробке шляпка. Ты зачем её сюда нёс? Ты её где купил, – Ирой наклонилась и взяла коробку.
– Если ты в шляпке без меня будешь провожать солнце, то я рискую задержаться здесь надолго, беседуя с врачами, которые тебя заберут к себе.
Шляпку я купил, когда тебя ещё не было.
Ирой посмотрела на притихшего Алекса.
– Мам. Надень. Покажи, – Алекс ещё сильнее вжался в деда.
– Ты её просто купил тогда… или ты её купил для меня? – Ирой рассматривала бант из светло розовой атласной ленты.
– Я её купил для тебя. С надеждой, что она тебе когда-нибудь понадобится.
Откровенно говоря, она тебе понадобилась слишком поздно, – отец тоже посмотрел на Алекса, – и слишком рано.
Но ты же умная и сильная девочка. Ты умеешь вставать. Вставать умеют только те, кто падал. Ты согласна.
…Давай, не тяни. Мужчины ждут. Да, Сашка?
…Они сидели втроем, смотрели на уходящее солнце. Сашка прижался к коленям деда, Ирой к плечу, держа в руках шляпку.
…Шляпка была из черной вуали. Сверху слева прозрачная черная ткань спускалась вниз, прикрывая почти наполовину лица, и уходила вправо, поднимаясь и прячась под плотными складками её, лишь контурно напоминающие поля, на которых были уложены её волны в виде цветов. Из них выходили и ложились на вуаль черные узкие перья, скреплённые белой пряжкой – брошью.
– Ты хочешь сказать, что тогда в России можно было купить такую шляпку и потом возить её по всему свету? – сказала грустно Ирой.
– В России есть все. Там есть даже то, чего нет нигде.
…Так и Беро, твой, из России. Там он, видимо, заразился жертвенностью. Весь остаток жизни для других старался. До своих картин руки не доходили. Когда долго на чужое смотришь – редко своя мысль в голову приходит. Так ли?
Ирой, молча, осторожно надела шляпу. Встала.
«Мужчины» молчали.
Отец кивнул в сторону берега. Она пошла и встала в пол оборота к заходящему солнцу. Им хорошо был виден в бликах воды её силуэт.
Багровая полоса, почти с четкими границами, набегала, расширяясь, на берег и растворялась в камнях. Облака, отражая море и солнце, немного расступились, пропуская яркий луч куда-то вверх.
– Красивая она. Да, дед? – Сашка перебрался на колени.
– Свои все красивые, – согласился тот.
Ирой стояла и смотрела в море. Вдруг она представила себя на берегу со стороны. Она немного подала плечи назад и приподняла подбородок.
«Со стороны могут подумать, что я что-то жду или, что я что-то провожаю», – подумала она. – «А я? Что я делаю?..»
Она повернулась и пошла к камню.
– Дед говорит – «Красивая ты!», – сказал Александер.
– - Свои все красивые, Алекс. Да, пап? …Ну, как? – она сняла шляпку.
– Это только потом станет ясно – «как». Да, Сашк? – сказал отец и посмотрел на часы. – Ну, братцы, у меня через четыре часа самолет. Будете провожать – разбирайте коробки, – потом дома посмотрите.
Сашке там нет ничего. Некогда было. Купим сейчас.
Он встал!
– Как «через четыре часа»? – почти вскрикнула Ирой. – А мы?
– Мимо проезжал – заехал! А что изменит завтрашний день? Будем повторяться? Смысла в повторении чувств нет. Чувства, как и день, каждый раз должны быть новыми. Все, что нужно для завтра, делается сегодня. А сегодня мы, вроде, сделали все, что надо бы. Так ли, Саш?
Ирой прижалась лбом к его плечу. Алекс прижался к матери.
– Пап! А от тебя всегда одинаково пахнет, – сказала Ирой, почти, всхлипнув.
– Это хорошо, что ты мне напомнила про ту обезьяну, – засмеялся отец.
– Про какую? – Ирой улыбнулась.
– А помнишь, скульптурку восточную – обезьянка закрывает себе глаза, рот, и уши? Обезьяна закрыла, а люди до сих пор спорят – что бы это значило? – отец взял Ирой за плечи.
– И… – сказала Ирой.
– Ты почеркушки-то делай. Делай. Делай! Пригодятся.
…Не спрячешься от мира. Нос не даст. Пи-и-и-ип, – отец коснулся пальцем носа Ирой. – А Александр – совсем большой. Ты планируй его отпустить со мной на целый месяц в следующем году. Вернее себя готовь. Та ли Саш? Поедешь со мной?
– Поеду! … Если мама отпустит, – Алекс заулыбался, глядя на мать.
– Ох, хитер! Хитер, бродяга, – сказал отец.
– А, куда вы собрались, – почти тревожно, представив ситуацию, спросила Ирой. – К Санта-Круз?
– Нет! Еще не решили, но не туда! Да, Саша?
В тайгу! А вот куда?.. Будет день – и будет пища!
Пошли наверх!
…Ирой проснулась, от света солнца, отскакивающего от жалюзи. Она посмотрела на часы – десять!
Александера у себя в комнате не было, не было его и в ванной. Он сидел за столом на кухне и пил сок из высокого граненого стакана.
В углу на коробке лежала шляпка. Рядом нераскрытые свертки. Тут же на полу лежал рюкзак Алекса, спиннинг и ещё что-то.
«Значит, не приснилось», – подумала она и села напротив сына, смотря на его улыбающееся лицо.
Хотелось плакать.
– Саш, никогда не бери посуду взрослых. Вон у тебя кружка с ёжиком – вот из неё и пей свой сок. Дай сюда, – она взяла, придвинула к себе высокий граненый стакан из толстого стекла, положила голову на руки, спрятавшись за него.
Даже сквозь грани было видно, что Сашка сидел и улыбался.
