Струна

       С  детства  Тимофей   привык  чувствовать  себя   частью   огромного  целого.
У  него   была  страна, наводящая  страх  насоседей,  любящие    отец  с  матерью  и
даже  дядя,   старший  брат  отца, при  большой  власти.   Родство  это   не
афишировалось,  поскольку   слишком  часто   не  сулило родственникам ничего
хорошего.
      Был  у  Тимофея  талант,   чувствовать  гармонию звука  настолько,   что
любой предмет  и  цвет   мог представить в виде замысловатой  мелодии.   Это
очень  нравилось  окружающим, особенно, дяде  Славе,   убедившего родителей,
принципиально  верящих, исключительно,  технике   учить ребенка  музыке.
      Впрочем,  обучение  лишь   дополнило природный   дар  Тимофея.  
Теперь   каждый  человек  стал  для  него мелодией.   В  школе   одноклассники
и  учителя  восхищались   его   талантом.
     Изнутри  это  выголядело  так,  словон  некая   невидимая  струна   преображает
любой  звук  и  поток  света  в  мелодию.
    Первого  сентября,  последнего  года   обучения  в  школе   струна,   внезапно,
наряглась,   и  звук  преображенный  ею   завораживал   ужасом.  Впрочем,  через
месяц все  прошло, и  гармония   восстановилась.   Потом  было  окончание  школы
с  золотой  медалью   и   столичная    консерватория,  где   предстояло    стать
профессиональным   композитором.
   Лето    после  окончания первого  курса ,  и  вновь   напряглась струна,   издав
звук,    рвущий   уши.    Начавшаяся  позапрошлой  осенью война  пришла   и  на
нашу  землю.
   Мобилизация,  как    бравурный  марш,  готовность   разбить   врага  немедленно.
Тимофей   ощущал   слаженный  звук   огромного    оркестра,  где  чувствовал себя
далеко  не  последним,  хоть  вделе,  что  предстояло,  мало  что  умел.
    Его   отделение,  взвод, рота,   батальон,  полк, дивизия, армия  шли   навстречу
матерому  врагу,   в  направлении  Брянска,    когда  струна  напряглась  и  
задрожала  от  тайного  предчувствия.
    А  дальще,  вслед   за  свистящим  звуком,  вздыбилась  земля,   полыхнуло  огнм
и  окутао  дымом.
    Тимофей пришел в себя  от  нудного  зуммера,  идущего  от  струны.   С трудом
удалось  открыть глаза.    Дав  чужих солдата  с  интересом  рассматривали  его
винтовку.   Один   заметил  шевеление  глаз  и  попытался  добить  штыком,  но
другой  остановил  его  и  дал  знак  подниматься.  
     Так  начался  плен,  подлившийся  три  с  половиной   года.     Жизнь, которой
правила  смерть.    Как  он  выжил?   Струна.   Ее   тихий мягкий   звук   подсказывал
верное  поведение.
      Суть его была  проста,  но тудновыполнима.   Полностью  подавить  чувство.
Стать  безмолвной  маской.    Никаких проявлений  ума.    Если  указывают,  
постоянно  переспрашивать.    Быть   безмолвным  глупцом,   что   полностью
соответствовало    изначальным  представлениям   врага,  во  что    надо
превратить насаление  страны.
      Все отклонения  жестоко  карались.   Проявление   личности  -   смертью.
Слабость   и  трусость,  моральным  уничтожением  и  принуждением  с  службе.  
Каждый десятый  в  бараке  -  информатор  врага.    Сколько  отчаянных  бойцов,
не  желавших  мириться  с  такой   участью  и  стремящихся  к  сопротивлению,
погибло из-за  этих мерзавцев.
   А безмолвный  глупец  и  есть   глупец,  пусть   живет  и  работает.
   Тихий  звук  струны   давал  веру,  что  освобождение  неминуемо придет,  нужно
только   дождаться.   Ожидание   давалось тяжело, половина  сердца  окаменела
и  стала  недоступна чувству.    Ни  света,  ни  временгода,  исправно  сменявших
друг  друга.  Одна  сплошная  ночь.
   Все  закончилось  внезапно.   Враг  исчез,  и  в  лагерь вошли  иные  люди.  Не
наши,  но  все  же  свои.    Струна   натянулась   и   извлекла  звук  начала  весны,
когда   тает  лед, сходит  снег,  но  наружу  выползает  мерзкая  грязь.   Она
предупреждала,   закончились одни беды,  но   надвигаются  другие.   Пусть  не
смертельные,  но  несущие  мрак.
   Пошли  фильтрационные  лагеря, один,  другой.   Потом, снова  внезапно,
выдали  комплект  новой,  незнакомой формы и  отправили  в  столицу,  домой.
Тимофей   понял,  это  дядя  Слава.
    Мать  встретила  в  слезах.  Отец    погиб  в  ополчении,  при   обороне  столицы.
Советовала  быть  осторожным.    Таких,  как  Тимофей,   выживших  в  плену,
считают  едва  ли  не  изменниками.
    - Моя  совесть  чиста,  мама,  -   наконец, заговорил  он, -   Но  как  мерзко
внутри.
    Неожиданно  пришел  вызов  из консерватории,  снова    дядя  Слава.
Тимофей   выучился,  закончил  ее, стал изветным  композитором.    Все
налаживалось, если  бы  не  одиночество.   От  него  отворачивались,  как  от  
прокаженного,  но    мягкий  звук  струны    внушал  терпение  и  не   позволял
поддаваться  отчаянию.
   Однажды,  навестил  дядя  Слава.    Дела  его    шли  скверно,  посадили  жену,
над  самим  сгущались  тучи.   Слушал  музыку.   Плакал.    Повинился,   что
не  смог  помочь   в  освобождении,  хоть   возможность   была.   Не   вышло
убедить   Главного,  не  нашел нужных   слов.
    Теперь утешал  Тимофей  и  благодарил за  помощь,  взяв    с    дяди  Славы
обещание   жить,  несмотря  ни  не  что.
     Вскоре не  стало  мамы,  и  жизнь превратилась  в  одинокую  грустную  
мелодию.   Хвалили, исполняли,  пришла  известность,  а  одиночество  никуда  не
делось.   Жизнь ушла  в   творчество.
    В  семьдесят пятом,  с  большим  размахом  страна  отметила   тридцатилетие
победы  в  Великой  войне.   И  нахлынул    стыд    перед погибшими  героями,
ощущение    своей   ничтожности  в  великом  деле.    Совесть,  презрев   законы  
логики, стала  неумолимо грызть.
     Напрасно струна  пыталась успокоить,  порвало ,  помутило  разум  отчаяние.
Мелодия   мартовской  грязи,  лишь,   она  звучала  внутри.
      За  час    до нового   года   Тимофей    поднимался   полестнице,  на  свой  этаж,
в  который  раз  пытаясь унять   бушующий  черный  огонь .  Огонь
идуший    от  тяжкой  душевной   раны,  неосторожно  потревоженной.
    Сейчас  он  откроет   дверь,  согреет  квартиру   своим  теплом,  выпьет  бокал
шампанского,  закусит  мандарином.    Возможно,  на  ум  придет  новая  мелодия.
    Он  дошел   до двери,  но  ключ  так  и  не  вынул.    Подкосились ноги.
Струна  не  вынесла   борьбы  с   отчаянием  и  звонко  лопнула.
   И последний  ее  звук    стал   свистом и  грохотом,   захлестнувшими  мозг  
жаром  и  гарью.