Мой первый караул.

приступил к изучению обязанностей часового. По идее, в это время я уже должен спать, но старослужащий активно препятствовал этому. Не знаю, то ли это было приказом начальника караула заставить меня учить обязанности, то ли его личной инициативой. В любом случае я, подвергаясь дремоте, тщетно пытался хоть что-то выучить из 207 статьи Устава гарнизонной и караульной служб Вооружённых Сил Российской Федерации, в то время как мой товарищ, присвоив себе статус «дембеля», сидел и спокойно играл в футбол на телефоне, периодически наблюдая за мной.

Наступил рассвет; теперь мы несём службу на наблюдательных вышках, расположенных на противоположных полюсах военного объекта. Подходя к наблюдательной вышке по расстилавшемуся снежному ковру, я с упоением смотрел на лазурное небо, словно вдыхая безмятежную красоту зимы. И, внимательно осматривая подступы к посту через бойницы, я лишь изредка видел, как порывистый ветер поднимал хлопья снега, изрядно осложняя видимость.

Под занавес дежурства у меня осталось последние два часа, чтобы вздремнуть. Но прежде чем лечь спать, ефрейтор Л* вновь попросил меня рассказать обязанности часового. Сконцентрировавшись, я начал не спеша перечислять функции, которые выполняет часовой. Несмотря на то, что мой ответ был слишком затянут, это вовсе не значило, что в моей голове было безнадёжно пусто. Так или иначе, за этот день я смог более или менее выучить обязанности, над которыми страдал бессонной ночью. Собственно, это и увидел старослужащий, который наконец-то разрешил мне уйти на отдых, оказав царскую милость. 

Готовясь к сдаче караульного помещения, меня пригласил к себе в комнату лейтенант Ж* и попросил вымыть пол. В эту минуту как раз произошло то, что я, по правде сказать, до сих пор не в силах объяснить: словно кто-то свыше управлял моим сознанием, включив так называемый режим грусти. У меня внезапно задёргались губы, на глазах свернули слёзы, — опять заныла незаживающая рана в виде тоски по ушедшему дедушке. Заметив такую резкую смену настроения, лейтенант Ж* отошёл на кухню, вернувшись оттуда со стаканом воды. После недолгого молчания лейтенант Ж* сказал:
— Расскажи о себе немного — чем занимался до армии? Где учился, может быть, где-нибудь работал?
— Да так, ничего особенного. Учился в университете на дневной форме, в свободное время подрабатывал, — сухо ответил я, стараясь оперировать только фактами.
Немного успокоившись, я поинтересовался у своего собеседника:
— А вы где учились, товарищ лейтенант?
— Я учился в своём родном городе Томске на связиста и по распределению попал сюда, — ответил начальник караула. 
— Мы, кстати, в учебке тоже изучали связь, — заметил я. 
— Ну я сам смог с огромным трудом окончить университет, потому что с этой математикой у меня всегда были серьёзные проблемы, — признался лейтенант Ж* и дал мне на будущее совет: — Самое главное — поменьше думать об этом и всё.

Даже и не знаю, какое заключение можно сделать, исходя из написанного мной рассказа про моё первое боевое дежурство. Чтобы в этом разобраться, полагаю, мне следует начать по порядку: допущенная ошибка Владислава К* навела меня на мысль, что нам необходимо заблаговременно предупреждать о своих планах; в лице старшего лейтенанта З* я увидел злостного нарушителя 336 статьи УК РФ[3]; в поведении ефрейтора Л* прослеживаются явные признаки дедовщины[4]; и, наконец, беспокойство начальника караула говорит о том, что ему небезразлична жизнь своих подчинённых.
____________________________
[1] Как вы могли догадаться, оскорбительные слова, которые произнёс старший лейтенант З* в адрес Владислава К*, я заменил из этических соображений.

[2] В армейском жаргоне слово «начкар» является сокращением, полученным в результате слияния слов «начальник» и «караул».

[3] Второй пункт 336 статьи УК РФ гласит, что оскорбление подчинённым начальником, а равно начальником подчинённого во время исполнения или в связи с исполнением обязанностей военной службы — наказывается ограничением по военной службе на срок до одного года или содержанием в дисциплинарной воинской части на тот же срок.

[4] Возвращаясь к дедовщине, напомню, что это вовсе не избиение новоприбывших, поскольку избиение является уголовным преступлением. Дедовщина — это злоупотребление власти со стороны старослужащих. И, когда ефрейтор Л* не давал мне спать, не имея на это никаких оснований, говорит лишь о том, что он злоупотреблял своими мнимыми полномочиями.