Г Л А В А 2
Сейчас уже никто и не помнил, что это была за пирушка. Помнилось только число- 15 марта. И что лил сумасшедший дождь вперемежку со снегом.
Они стояли на перекрестке, у «прощального клена», где расходились их пути и клялись в вечной дружбе, клялись встречаться каждый год, клялись, клялись…
Боже, как они были молоды и счастливы! И даже этот аномальный дождь с тягучим ветром казался им каким-то судьбоносным знаком свыше.
Слегка подвыпивший 10-й «Б»… 9 человек. «Располневшая могучая кучка», как они тогда шутили. Семеро парней и две девчонки.
Первыми, лет через пять, исчезли девчонки. Вышли замуж, уехали из города и исчезли на просторах России. Ни звонков, ни адресов.
Один из друзей скончался от инфаркта. Еще двое, как и девчонки, уехали из города. Доходили слухи: где-то за границей обитают.
А вот наша четверка как-то не распалась. И встречалась каждый год. Поначалу- строго 9 мая. Затем «переиграли» на открытие весенней охоты. А вот последние лет 5-7, с тех пор, как Глумов купил эту дачу- у него, в середине-конце июня. И встречались уже не наскоком- повспоминать, попить, ночку погулять, а основательно, с банькой, рыбалкой, купанием и преферансом, подгадывая отпуска и отгулы. Не всегда, правда, полным составом, но непременно каждый год. И порой растягивалась их встреча на неделю.
Они даже не понимали, как им повезло: при таком постоянстве встреч они даже не замечали собственного старения. Ни появления седины, залысин, животиков… Ни уже явной у некоторых ущербности в зубах…
Ну, дембельнулся Глумов из штурманцов…
Ну, отсидел Семён пару сроков по пять лет…
Ну, захромал Сашка со своим ревматизмом…
Ну, внук родился у Альки…
Что это? Годы, что ли? Мы-то тут! И вместе! И рожицы наши почти не изменились! Живем, ребята! Правда, ведь?!
«Правда, правда»:- молчаливо отвечало время- и продолжало движение.
. . .
Нынешнее лето, наконец-то, выпало без женских капризов: умеренно теплое, умеренно дождливое, позабыв про климатические выкрутасы.
Гости после ночных бдений поднимались поздно, часам к двенадцати. Заспанные, расхристанные появлялись на крыльце, потягивались, чесались и удивлялись, видя Юркин тыл между грядок.
-Юр, ты когда-нибудь спишь? Как Трезорка на границе… Жрать-то приготовил?
Глумов мгновенно бросал рыхлилку и шел к ребятам: в животе уже урчало с голодухи. А с этими сорняка только свяжись- про время забудешь… И кто тебя, дурака, просил жене пообещать: все будет чисто и полито?.. Паши теперь ни свет, ни заря…
Обедали. Затем уезжали либо купаться на озеро, либо просто валялись в саду. Как-то надумали по старой памяти выехать на рыбалку. И даже поднялись в шесть утра. Все, кроме Альберта. Тот буркнул спросоня что-то нелицеприятное и продолжил досыпать. Ребята не обиделись: ночью Альберту «подцепили паровозик» из четырех взяток. Тяжко человеку, пусть переспит с бедой. Заодно и сами обратно по кроватям разбрелись: не хотелось пялиться на неподвижные поплавки при восходящем солнце.
Вечером, по обыкновению, расписывали первую партию в преферанс. В восемь шли в баню, а часов в десять – уже чистые, распаренные, умиротворенные- расписывали вторую. А так как продолжительность партии заказывал проигравший на «распасах», то партия, порой, затягивалась и до 3-4-х утра. Все зависело от порядочности заказывающего время. Самым «порядочным» всегда оказывался Семён: он на «распасах» никогда не проигрывал и время не заказывал.
И в этот год все шло по накатанной колее. С той лишь разницей, что вечера у них за картами получались какие-то «тематические». Спонтанно, непроизвольно.
В первый вечер случайно заговорили о «мужицкой дружбе», да так и зациклились на ней.
Во второй плавно перешли на любовь.
И, видимо, под воздействием этого в третий вечер перешли на политику: Монику Левински, Набоковскую «Лолиту», «валютных- элитных» проституток, горничных с различным цветом кожи и проч., проч., проч. К утру и сами не заметили, как заснули.
А вот сегодня Саню чем-то тронул нац.вопрос. Ребята подумали: с перепоя. Или с недосыпа. Но- хозяин- барин. А им, как выразился Глумов, без разницы, все- равно: «что наступать-бежать, что отступать-бежать…». Грубый Альберт выразился более цинично: «что чай попить, что с женщиной переспать. Лишь бы пропотеть». Все недовольно поморщились, но в душе согласились.
Друзья поставили опустевшие рюмки и уселись за круглый стол.
Альберт принялся за раздачу.
-Ты, я смотрю, амбидекстор,- с усмешкой произнес Глумов. –Странно, не замечал раньше. Или это у тебя недавно проявилось?
Гриновский Альберт Ниязович замедлил раздачу, поднял на него внимательные глаза.
-Юрка, если б мы с тобой не дружили- я б тебе точно в лобешник закатил. Базар-то фильтруй!
Все разом притихли. Один лишь Глумов радостно заулыбался.
-Ну, ты и Буратино! А вчера хвастал: переписку Книппер-Чеховой читал!
-А к… к-кому она писала? –почему-то слегка заикаясь встрял в разговор Сан Саныч Бердяев.
-Чехову, конечно…
-А К-книпперу не могла, что ли?- возмутился несправедливостью Саня.
Альберт же все продолжал смотреть на Юрку и дожидался вразумительного ответа.
-Алька, амбидекстор- это человек, владеющий одинаково хорошо обеими руками. Стрельбу «по-македонски» помнишь в детстве? Ну, вот, та же малина… А ты что подумал?
И еще хихикнул, злодей!
Альберт, покрасневший от смущения, отвел глаза:
-Да-а… Я тоже о том же…
-Юр, так что, К-книпперу не могла, что ли?- продолжал допытываться Сашка.
-Могла, конечно, Сань, могла… Но не писала. Отстань! Раз!- сделал ставку Глумов.
-Два,- продолжил Семён.
Игра началась. Про переписку великих забыли.
-Сыграем- ка мы, друзья мои, семь бубён,- объявил Семён.
-Вист.
-Вист.
Юрка, когда случалось быть раздающим, отлучался до баньки: подтапливал, следил, чтоб не закипела вода, запаривал березовые веники.
И в восемь уже потянулись в баньку. Гуськом, как утята через автостраду.
Славная была баня у Глумова. Уютная, просторная, чистенькая. Жаркая парилка, тёплая «помоешная», прохладная раздевалка. Дурманно пахло вениками и свежим деревом: Юрка по осени закончил внутреннюю отделку.
Ребята устало, будто вагон с цементом разгрузили, порасселись на скамейки и неспешно принялись разоблачаться, изредка бросая взгляды на потеющую после холодильника батарею «Оболони».
Глумов выбрал пару веников и скрылся в парилке, на которой аршинными буквами было намалёвано «ПЫТОШНАЯ». Послышалось шипение воды и негромкий мат: Юрка запаривал веники и плескал на каменку, выгоняя первый, «невкусный» по его словам, пар.
-Ну, чего, добавим?..- Саня кивнул на пиво. –Иль проигнорируем?
-Мужики, ну что за спешка? Отбирают, что ли?- Семён устал возиться с потной футболкой, повернулся спиной к Сашке. –Помоги. Фу-у… Пивко сейчас, после парной, на порядок вкуснее будет!- убеждённо произнёс он. –Эт, как глоток свободы. Чем дольше срок- тем вкуснее.- Стрельнул на ребят оценивающим взглядом. –Вам этого не понять.
-Ну, куда нам, сермяжным, до тебя.- Альберт стянул второй носок. –Мы ж пиво никогда не пили. Ни до бани, ни после…
-Да я аналоги провожу!
-Во-о! У меня в отделе тожеть такой… аналогичный был! Что ты!.. В грудь себя вечно бил: «Этого вам не понять! Здесь настоящим мужиком надо быть!»- Альберт хихикнул. –А на самого посмотришь- со смеху помрёшь! «Мужик»… Из него мужицкое так и пёрло: и кадык, и лысина, и импотенция… Сейчас, вот, второй месяц в больнице с геморроем лежит, операции аж до судорог боится.
-Ты к чему это?
-Да трудно вас понять… непонятных да загадочных… Вечно у вас что-то… уму неподвластное…
В дверь просунулось распаренное лицо Глумова.
-Что? Готовы? Тогда- первый пошёл!
…Через полчаса, измочаленные и обессиленные от Юркиных истязаний вениками, ребята вновь сидели в раздевалке.
Глядя на естества Альберта и Семёна Глумов задумчиво произнёс:
-Сань, а ты знаешь, я что-то никаких разночтений не вижу. Ни в мусульманстве, ни в иудаизме. Может, ты видишь? И сало одинаково уплетают под водочку. Хоть день- полдень, хоть ночь-полночь… Чего здесь нацвопрос обсуждать? Не понимаю…
-И я о том же,- хмуро буркнул Семён, открывая бутылку о край стола. –Чего этот привязался? Тоже мне: борец за чистоту нации… У нас- что в СИЗО, что на зоне- никаких различий не делали. Главное- дешевкой не будь. Остальное- второстепенно. Все едины. Что Рабиновичы… Что Пупкины… Что Тодорковские… Что Валиксперовы… И, заметьте- все величайшие умы в экономике страны! А парашу- по-человечески, по очереди выносили! Безо всякой толкучки и злости на со-камерников. И… и, вообще… И, вообще: что такое национальный вопрос?
Тут встрепенулся Альберт.
-Ну, это-то я тебе объясню! Вот, допустим, я в преф выиграл. Много-много! Потому, что у вас у всех «паровозики»! И вот у вас- у всех сразу же!- «личный такой неприязнь» ко мне проявляется: «Понаехали, дескать, здесь, басурмане!»
-А если я много выиграл?- с улыбкой поинтересовался Глумов.
-А ты хоть раз много выигрывал? Во-от! У Саньки поэтому и возникают такие дурацкие вопросы: «Чего это разные Ниязовичи да Яковлевичи постоянно выигрывают у посконного олигарха Сан Саныча? Можеца, заговор масонский? С татарским разрезом глаз?.. Доколе, дескать?» И так хочется им всем под кожу залезть, аж невмочь!
-Как ты был, Алька, баламутом с седьмого класса, так и не меняешься. Я-то хотел, что б разнообразней… А то: политика, политика… Не хотите- давайте о бабах поговорим.
-Нашли где о бабах говорить: в бане! А ежели я тонкий и восприимчивый? И возбудюсь не ко времени?
-Мужики, кончай трёп! Айда на повторный заход! Сейчас вам не до женщин будет.
Но теперь ребят хватило лишь минут на десять. Даже Юрка- и тот приковылял следом за ними в раздевалку. Видимо, сорняки потихоньку вытягивали силушку из бывшего штурманского организма.
-Сёмка, а ты за что второй-то раз сел?- поинтересовался он, закуривая у дверей. –Опытный же уже был…
-По ошибке,- сомлевшим голосом отозвался тот. –Статистика, мать её, до нар довела.
-То есть?
-Перебор в том квартале у эмвэдэшников по Абрамовичам был.
-А Абрамович здесь при чём?
-А кто, по-твоему, по финансовым делам сидеть должен? Не Иванов же!
Все надолго замолчали, тупо пытаясь увязать всё это в слегка пьяных головах.
-Погоди… Но ведь ты же- ИВАНОВ?! Или не Иванов?
-В том-то и дело, что Иванов! Вот они и ухватились: разнообразить статистику, чтоб в предвзятости не обвинили!
-Но ведь ты же СЕМЁН ЯКОВЛЕВИЧ!!!
Семён скорбно кивнул:
-Если б Игнат Спиридонович или Пантелеймон Ксенофонтович был, может, и пощадили бы… А так… Сошлись, в общем, мужики, мои звезды. Ровно пять. От звонка до звонка. Ни за что, ни про что…
-Ну, ну, Сём, это ты бабе Груне лапшу на уши вешай: ни за что…
-Ну… может, самая малость… Но не на пять же лет!- уже всерьёз возмутился Иванов. –Трёшка- от силы!
-Угу. Может быть. А «Ротор-банк» дуба дал от твоего правления…
-А ты, Юрка, не ёрничай! Бывают такие само разрушающиеся конструкции и организации! Наукой доказано!
-Да мне-то что… Вкладчиков жалко. Да тебя, дурака. За твои десять лет…
-Там тоже люди сидят.
-Не спорю. –Юрка выбросил окурок в поддувало. –Но
