Сверхчеловек.

восстановление!
Наконец через ещё минут десять они опустевшую капельницу отключили, и удалились. Доктор пофыркивая, и снова подпрыгивая, медсестра – молча. Вот уж она – достойный выкормыш «гитлерюгенда» – смотрит на меня всегда как на врага…
Раз уж разбудили и «накормили», самое время продолжить мои упражнения.
Оглядываюсь теперь внимательней: нет, всё верно. Видеокамерами моя каморка не оснащена. Да и правильно: зачем они нужны нацистам на собственной же базе?! Хотя…
Нет, они могли бы, конечно, следить за своими же. Но, похоже, до сих пор сомнений в лояльности больных подчинённых у Ханса не возникало. Ну, или он просто не хотел заморачиваться с добычей на «большой земле», и установкой всего этого хозяйства.
Мне это на руку. Своих действий и начавшихся (!) движений тела уже не скрываю. А про то, что с меня при этом сошло семь потов, рассказывать неинтересно: важен только конечный результат! Ну так он вполне ощутим: могу поднимать и опускать целый стул (!) который обнаружил в углу, и двигать руками и ногами. Ну, точнее – пальцами. А вот головой пока – нет. Она словно слилась с шеей, и пока не желает шевелиться. И напарник, как я было в глубине души надеялся, не появляется.
Пожертвовал собой, значит, ради меня…
Ну, ничего: уж я отомщу за него этой дряни!
Да и Хансу – за угрозы, гонор и спесь. А ещё – не бывать «сверхчеловеком» чёртову немцу. Это – только для избранных. Англосаксов!
Но всему своё время.
Спустя пару часов, которые показались мне вечностью, решаю я снова угомониться. Тем более, что и весь «питательный» раствор, которым меня напичкали, кажется, израсходовал: слабость наваливается…
А уж затрахался – и не говорите!
 
Спал на этот раз явно подольше: ощущаю, как силы почти восстановились. Ну, вернее они почти восстановились до того состояния, что было после питательной капельницы. А может?..
И точно: вижу, что штатив со знакомой бутылочкой чуть сдвинут. Значит, пока я спал, вкатили мне ещё питательной жидкости. Может, глюкозу? С чем-то.
Не важно. А важно то, что можно снова «работать над собой»!
Вот и занимаюсь. Пока не оказываюсь в состоянии сесть на своём ложе.
И никакая это не «постель». А – каталка на колёсиках. Похоже, чтоб отсюда, из реанимации, можно было перевезти меня – сразу в пыточную камеру. Ну, когда я говорить смогу. Значит – я «не смогу». Но один из шкафов с инструментами в металлических кюветах чуть приподнять от пола смог! Правда, опустил его на пол не слишком аккуратно – инструменты на полках и стёкла в дверях так и загремели! Срочно ложусь обратно, принимаю страдальческий вид.
Вовремя!
Потому что медсестра тут же входит. Подслушивала она за дверью, что ли?!
Вид у неё настороженный и как всегда хмурый. Но обследование ремней её чуть успокоило: я успел снова все удерживающие меня застёжки застегнуть и затянуть.
И вот она снова выходит.
Вздыхаю. Мысленно. Чуть не попался. А мне ну никак нельзя показывать, что я – снова в «боевой» форме!
Могут ведь и снова «приложить» по затылку. Во избежание.
Потому что если кто и представляет, на что я способен в гневе, и с «полными» способностями, так это как раз – Ханс.
Впрочем, я против него ничего не имею. На его месте я бы тоже обиделся. Потому что пусть мы и спасали Землю, как я ему показал в последний раз, но – использовал я его действительно как раба. (Ну, или как друды – нас!)
И мне как обычно не было стыдно.
Не для себя же старался.
А для Земли! И человечества.
Которым мне теперь, похоже, предстоит править единолично…
19. Месть
Вот так, с мыслями – весьма сладкими, надо сказать! – о том, как я отомщу, и буду мстить и мстить моей милой инопланетяночке, пока до мозолей себе, или ей, не сотру, я и заснул.
Просыпаюсь от тряски.
Это меня, оказывается, трясёт за плечо толстячок-доктор. А за ним стоит Ханс. С весьма грозным видом. Моргаю. Но заставляю себя лежать, словно расслабленный, сильно подвявший в холодильнике, томат.
Ханс подходит ближе, и весьма ехидно ухмыляется мне в лицо. Губы – в ниточку. Что-то лает на немецком. Доктор переводит:
– Вы хитры. Но не настолько, как предполагаете. Всё верно: никаких камер видеонаблюдения тут нет. Зато есть окно в стене, – Ханс указывает рукой куда-то мне за затылок, – И через него отлично видно, какой вы коварный и подлый враг! Мы видели, что вы можете двигаться. Хоть и с трудом. Но, значит, можете и говорить! И сейчас эти бойцы отвезут вас в пыточную камеру!
Скашиваю глаза: точно! Вокруг меня возникает целое отделение: с десяток бойцов в полной нацистской форме, и с весьма настороженными и сердитыми физиономиями.
Думаю. Похоже, пока я не мог осмотреть всю площадь комнаты, а рассматривал лишь её углы, да и то – только в верхней части, где обычно глазки камер и втыкают для лучшего обзора, действительно: не мог заметить того, что за моим затылком висит якобы зеркало. Которое и вижу теперь, переключившись на зрение подходяще стоящего бойца. Ну, теперь-то понимаю, что прозрачное оно с той стороны… Ах вы ж гады коварные!
Подловили.
Ну и ладно. Продолжаю себе лежать-полёживать, не делая никаких движений или усилий, чтоб освободить своё тело от ремней. Дюжие парни между тем хватают мою каталку и везут её к двери. И по коридору. Коридор как коридор: до середины закрашен голубой масляной краской, сверху – побелка. Но пятен сырости она не скрывает: или потолок течёт, или просто влага конденсируется наверху. Выходят в коридор, понятное дело, двери. Белые. Что за ними – понятное дело, неизвестно, но по-немецки на табличках что-то написано. Пока в головы не лезу за пояснениями – есть более насущные проблемы.
К сожалению, везли недолго: всего-то метров пятьдесят. И вот мы – в «пыточной».
А ничего принципиально нового. Ну, относительно подвалов гестапо, или инквизиции. Разные блоки с верёвками, на стенах и потолке, ужасные на вид приспособления. На белом столике разложены клещи, гвозди, и ещё какие-то железяки… В углу – мрачного вида субъект. На руках – резиновые перчатки, на нижней части лица – маска. На меня смотрит, как давешняя медсестра: словно на врага. Ну правильно – враг я и есть.
Словом, Ханс подготовился.
Лежу себе, жду. Моргаю. Ханс говорит что-то с раздражением. Доктор переводит:
– Хватит прикидываться. Вы уже можете говорить. Почему молчите?
Продолжаю молчать, легонько этак забравшись «моему» Хансу в мозг.
Вижу тут странную смесь: и уважение, и опасение, и желание действительно выведать у меня, как это я стал сверхчеловеком. И действительно готов он пытать меня. И моё молчание злит и беспокоит его. А больше всего его напрягает, что я не сопротивляюсь.
Потому что опасается он: что из способностей я успел восстановить?! Однако оглушать меня, или дурманить моё сознание разными психотропными препаратами он тоже не хочет. Ну, пока. Нужен я ему в «чистом» виде.
Ханс подходит ещё ближе и смотрит мне прямо в глаза. Отвечаю тем же.
Наконец, после долгого «рассматривания», решается он:
– Клаус, Юрген. Вы – ноги. Вольф, Петер. Вы – руки. Отстёгивайте. И переносите его вон в то кресло. И держите крепко. Он ещё слаб, но может сопротивляться!
Информацию эту получаю уже без перевода доктора – его, кстати, тоже Хансом зовут! – а непосредственно из мозга моего Ханса. К счастью, понятия и образы переводить не нужно. Так что всё понимаю прекрасно. Как и то, что сейчас меня постараются зафиксировать понадёжней. Но для этого вначале меня нужно развязать и отстегнуть.
Вот этого момента я и ждал.
Едва мои руки и ноги освободили, даже не вставая с каталки, приказываю я Клаусу и Юргену. И вот уже кулак Клауса в паху Юргена, а колено Юргена – бьёт по причинному месту Клауса! Оба диких вопля я загоняю обратно к ним в глотки: шум мне без надобности! С Вольфом и Петером разобрался ещё проще: от сильнейших апперкотов в челюсти друг другу одновременно падают на пол в глубочайшем нокауте оба!
Не глядя, поскольку переключился на зрение Ханса, приказываю остальным шести архаровцам сцепиться в куче-мале, словно мартовские коты. Потому что каждому теперь кажется, что бьются они со мной! И вскоре они напрочь отрубают друг друга. И всё это – тоже молча! Мужика в углу, явно палача, заставил я просто треснуться с разбегу головой о кафельную стену – ту, что была напротив него.
Побледневший Ханс, чувствую, лезет рукой в кобуру.
Вырываю у него с помощью телекинеза чёртов люггер из кисти, да так, что он невольно вскрикивает: я со злости чуть палец ему не сломал! Пистолет пока отправляю на шкаф в дальний угол: пусть-ка полежит! Осторожно, на цыпочках, отступающего к двери доктора придерживаю окриком:
–