– Научишься! – подбадривал Конрад.
– Я знаю, – улыбался Маркус и действительно старался.
Сейчас, обрабатывая тела, Конрад поглядывал на Маркуса, мелькавшего в дверях. Уверенность в будущем росла в его груди, теплилась. Движения ученика становились всё лучше, точнее, и это было хорошим знаком.
Конрад даже подумывал о том, чтобы передать Маркусу ещё некоторые хитрости, до которых когда-то дошёл сам. Например, насчёт свечного жира, который надо немного смешать с пудрой для более ровного слоя. Но пока откладывал – про себя решив, что когда у него не будет к Маркусу замечаний, тогда он и откроет эти тайны. А пока пусть учится классике.
– Ну дело, даст бог, вроде на лад пошло! – крикнул Конрад, отвлекаясь от работы, – ты заметил?
– Вы про то, что из столицы не присылают больше? – Маркус высунулся в двери, и Конрад отметил, что одновременно работать и болтать он пока не умеет, отвлекается.
– Да, про это, – Конрад же привычно продолжал неспешные, но ловкие движения.
– Я слышал, что Пако говорил своим, – продолжил Маркус, – он сказал, что всё закончилось в столице и там больше нет больных. Как думаете, это правда?
– Раз нет, могут наших забрать! – проворчал Конрад, – работай, скоро ужин.
Маркус поспешно скрылся в комнатенке. Застучали коробочки, переставляемые ещё неумелой, но твёрдой рукой.
Закончили к закату. Успели – добрый знак.
– Что, бьёт дроженька-то? – посмеивался Конрад. – Хорошо работаешь?
– Бьёт, – соглашался Маркус и на мгновение мрачнел.
– Одобряют мёртвые! – Конрад уже спешил из мертвецкой, на хожу протирая мокрые от воды руки чистым и сухим полотенцем. – Одобряют…
Маркус соглашался и спешил за ним. и не знал Конрад, что Маркус ему лжёт: мёртвые ли, а может сама смерть не одобряли его действий. Почему? Трудился он хорошо, омывал как полагается и даже пудрил, стараясь сделать лицо спящим, а не восковым.
Но Конрад слишком верил своему ученику и не знал, что Маркус повадился прихватывать от мёртвых то одно, то другое. Особенно от чужих, городских. Зачем мёртвой женщине медальон? Тяжёлый, круглый медальон. Она чужая, её сюда сослали. Из-за той болезни, которой она сама страдала, болели и могли умереть и другие. И плата в виде медальона, который всё равно никто не вспомнит, ведь сосланная это, не своя! – вдруг показалась Маркусу справедливой.
Доставалось и своим. Элиза Гарсиа не досчиталась одного из колец. Её родственники и не помнили, наверное, с чем не расставалась их старушка, а Маркус считал себя умным и не взял всего. Он взял лишь одно из колец.
Зачем? Он и сам не мог себе объяснить. Вроде и не обижала его жизнь, и место дала, и работу, а тянуло мысли в последнее время в сторону столицы. Много рассказывал о ней и господин Гануза, и лекарь Пако, когда ругался, и на столичных больных интересно было смотреть – одежда на них не та, повадки не те, поновее как будто!
Хотелось того же и для себя. До помутнения какого-то хотелось. Но Маркус сначала боялся. Теперь перестал – четыре снятых украшения. Четыре отнятых у мертвецов ценности. Кто спохватился? Никто. При этом он и правда хорошо потрудился…
Правда, был всё-таки один нюанс: ледяного касания не стало при омовении мертвецов, словно какая-то сила перестала его одобрять и хранила ледяное молчание.
(Примечание: добро пожаловать в Алькалу. Предыдущие рассказы о ней – рассказ «Последние одежды», «Закрытые тропы», «Белое платье». Вселенная будет очень маленькая, как сам городок, очень тихая, без интриг, войны и поиска разного вида Граалей. Я давно хотела что-то подобное. Здесь просто люди – обычные, несчастные разные люди)