Испросив разрешения у командира полка Трунова для отлучки по личным нуждам, Залесский спешил в Ростовскую крепость. Слякотная весенняя дорога являла удручающее зрелище, как, впрочем, и душевное состояние ротмистра. На нём висел долг чести – Александр Петрович в очередной раз сорвался и проиграл в карты даже будущее жалование, под которое он мог попросить бы у товарищей взаймы.
Он вспомнил тот чёрный вечер. Как всегда он проводил время в офицерском клубе за разговорами, шутками и анекдотами. Поручик Опёнкин, заядлый картёжник, был вызван в момент игры к полковнику. Он подошёл к Залесскому:
– Приятель, выручи, доиграй за меня. Жаль бросать, партия-то, наверняка, моя.
Залесский, как мог, отказывался: я не играю, мол, мне не везёт и так далее. Однако после упорных уговоров всё же сел за карточный стол, оправдываясь перед самим собой, что делает это по дружбе и один раз. На несчастье, ему страшно повезло, он отыграл поручику половину его проигрыша. На другой вечер Опёнкин опять стал просить его, чтобы он отыграл и остальную половину, участвуя уже с ним в доле. Везло Залесскому невероятно, и он за свою долю выиграл довольно крупную сумму. На эти деньги стал играть уже один, и ему везло до смешного. К Залесскому опять вернулась пагубная страсть и, надо сказать, удача долго его не оставляла. Но как всегда происходило раньше, вдруг нашла полоса невезенья. В один вечер он продул все, что выиграл, и еще долг сделал. Ну, тут он стал отыгрываться под залог жалованья и совсем запутался…
Мысль попросить деньги у Залесского пришла внезапно. Александр Петрович уже подумывал о пуле в лоб, как услышал, что в крепость Дмитрия Ростовского отправляется обоз с усиленным конвоем, везущий порох и картечь. Он напросился офицеру сопровождения в попутчики. Всю дорогу Залесский перебирал варианты обращения к Барятинскому, но так и не остановился на одном, решив действовать по обстоятельствам.
Он ехал в экипаже вместе с офицером, который всю дорогу дремал – выехали из Азова за полночь, чтобы прибыть в крепость к утру, но размытая дорога побуждала возниц к осторожности, и купола златоверхого храма показались только тогда, когда весеннее солнце высоко поднялось над холмами правобережья Дона. Растолкав спутника, Залесский уговорил его подвезти себя к комендатуре. Штабс-капитан из комендатуры, ответивший на его приветствие, назвал адрес квартиры Барятинского. Можно было взять извозчика, но Залесский опасался, что не хватит заплатить за ночлег и, если ничего из его намерений не выйдет, есть-пить надо всё равно. Он отправился в жилые кварталы пешком и всю дорогу очень удивлялся, что недавно построенная крепость превратилась в настоящий город.
Квартира, которую снимал Барятинский, находилась в двухэтажном кирпичном доме. С парадным и ступенями. «Боже мой! – думал Залесский, – какая разница в наших положениях! А я ночую в казарме вместе с унтерами….».
Егор собирался на встречу с купцом из Рязани, у которого хотел оптом закупить глиняную посуду и перепродать армянам. «Не прохладно ли будет в сюртуке?» – он выглянул в окно….
И страх, нет, ужас охватил Мокошина – он увидел своего барина, Александра Петровича Залесского, спешащего к их дому. У Егора затряслись руки, мысли заплясали в диком танце.
– Это конец! – с дрожью в голосе выдавил он. Суетливо схватив баул с ценностями и плащ, через чёрный ход он покинул квартиру.
Надо сказать, что Егор уже несколько дней готовился к побегу, но ещё не всё было продумано должным образом. Однако далее задерживаться в крепости опасно. Одно, второе – неприятности налепливались одна на другую, как снежный ком.
Александр Петрович, узнав от хозяйки квартиры, что её жилец на службе, отправился в трактир, где скудно пообедал и снял самую дешёвую комнатку. Улёгшись на продавленный диван, он погрузился в размышления о способах добычи денег и незаметно уснул.
Ближе к вечеру, приведя себя в порядок, капитан оправился к Барятинскому на квартиру с визитом. Сделав благодушное лицо, он позвонил, и горничная провела его в комнаты к Андрею, который чрезвычайно обрадовался гостю:
– Боже мой, Александр Петрович, это Вы? Какая радость! Как Вы тут?
– С оказией, Андрей Ильич! Везли к вам в крепость военные припасы, и я пристроился. Дай, думаю, навещу знакомца, почти родственника.
– Как я рад, как я рад! – восторженно повторял Барятинский, – проходите, дорогой Александр Петрович, вот сюда, в гостиную. Располагайтесь, я сейчас.
Он постучался в комнату хозяйки:
– Екатерина Львовна! Милая Екатерина Львовна, выручайте! Приехал отец моей невесты, надо угостить. Егор куда-то ушёл, Вы уж, голубушка, помогите мне. Прикажите кухарке. Я стол и заботы Ваши оплачу.
Улыбка на лице хозяйки сменилась равнодушным выражением лица:
– Не беспокойтесь, Ваша светлость. Я прикажу. Всё будет сделано.
Залесский заметил новое звание князя – подпоручик не успел снять мундир.
– Вы уже подпоручик? В прошлую встречу, помнится, Вы имели звание прапорщика. Скоро! Поздравляю, значит, заслужили. В мирное время и внеочередное звание…
За ужином офицеры шутили, смеялись, вспоминали общих родственников и знакомых. Залесский сыпал анекдотами, а сам выбирал удобный момент, когда можно будет попросить денег. И вдруг Барятинский встал и со смущением и волнением в голосе сказал слова, ошеломившие и обрадовавшие Залесского:
– Дорогой Александр Петрович, я Вам хотел ещё в прошлую встречу сказать, но постеснялся. Сейчас уже всё определённо решено. Милый Александр Петрович, мы с Вашей дочерью Лизонькой давно любим друг друга, я у Вас прошу её руки, – и быстро, сбивчиво, – папеньке ещё не писал, но дединька знает и одобряет мой выбор, разрешение на брак я уже испросил, жду ответа. Отпуск обещали…
«Вот она – удача! Наконец, и мне улыбнулась Фортуна, – ликовал Залесский, выдерживая паузу, – пусть помучается, авось, легче денег даст».
Он помолчал, изобразив на лице удивление, раздумье, замешательство, потом, вздохнув, напыщенно произнёс:
– Если Лиза любит Вас, я не возражаю. Для меня судьба дочери – самое важное в жизни, – и, встав, заключил Барятинского в родственные объятия.
Андрей пришёл в состояние счастья, поэтому, когда Александр Петрович заикнулся о своём карточном проигрыше, Барятинский дал ему столько денег, сколько он просил и даже более того.
Проводив гостя, Андрей засел за письма невесте и родным, исполненные восторга и волшебных мечтаний.
«…Милая Лизонька, – писал он, – я только что попросил твоей руки у батюшки, Александра Петровича. Его благословение наполнило радостным упоением моё сердце. С тех пор, как мы расстались, я все время печален. Моё счастье - быть возле тебя. Непрестанно думаю о тебе, целую твой локон, несравненная Лизонька. Я мечтаю о той минуте, когда моим единственным занятием будет любить тебя и думать о счастье, говорить тебе и доказывать жизнью это?
Я составил реляцию в Синод о разрешении на брак, и жду с нетерпением ответа. Как только получу, возьму отпуск, и я у твоих ног….».
Егор же, выскочив из дому, направил стопы к трактиру. За углом, по обыкновению, стоял экипаж, значит, его владелец, Сёмка-извозчик, спит. Тот договорился с хозяином трактира Костей Греком о взаимном сотрудничестве: Сёмка всех приезжих, которые нанимают его экипаж, везёт к Греку, имеющему под одной крышей с трактиром нечто, называемое гостиницей, а проще – постоялый двор. Взамен Семён бесплатно ест в заведении, и если захочет, то и дремлет после обеда. Семён ни разу не трапезничал без выпивки, а, следовательно, привык после обеда пару часов поспать. Зимой – в чулане, а летом – в сарае. Это из наблюдений Егора, давно прощупывающего почву для отступления.
Подойдя к сараю, Егор услышал Сёмкин богатырский храп и поспешил увести лошадей, запряжённых в фаэтон, подальше от трактира. Хотя дремлющие кони, когда Егор схватился за узду, издали характерный звук, Семён продолжал спать. Видно, одной кружкой дело не обошлось.
Далее задумал Егор взять товар, спрятанный в саду отставного солдата. Тот был хромой и не выходил в свой одичавший сад. Поскольку Канашкин арестован, а спроса с Егора никакого, то и добро теперь принадлежит ему. Он знает, что покупатели ещё с Масленой недели ждут товар в определённом месте, чтобы переправить его за Дон. Вместе с ними задумал махнуть на тот берег и Егор. А там – полная свобода! Воля!
Заехав с тылу в сад, он освободил схорон от сухих веток
достал из него широкую доску и приставил одним краем к фаэтону. По ней он перекатил пять бочонков пороха и перетащил ящики с другими оружейными припасами. Это тебе не гнилое полотно продавать! Большими деньгами пахнет.
Далее Егор должен был переодеться в крестьянское платье, чтобы выглядеть извозчиком, но из-за спешного бегства не успел его приготовить. И это первый сбой в его задумке, из-за которого трудно будет незамеченным выехать из крепости. Кучер в сюртуке и в шляпе!
И вообще, он ничего не успел взять, кроме небольшого баула с деньгами и ценностями, которые он предполагал переложить в неприметную холщёвую суму или кису. Заткнув за пояс пистоль, купленный им у Канашкина, он сел на облучок и направил экипаж в сторону Нахичевана. По этой дороге бродило много разного люду, гораздо более удивительного, чем извозчик в шляпе, и Егор немного успокоился.
Не доезжая до армянского городка несколько вёрст, он свернул вправо и краем глаза заметил казаков, мчавшихся во весь опор, как ему показалось, за ним. Он их узнал по мохнатым папахам. Думать было некогда. Как у него всегда бывает в минуту опасности, появился кураж, который позволил мгновенно найти путь к спасению.
Подогнав кнутом лошадей, он схватил баул, выкатился из кареты и выстрелил из пистоля, затем, вывалявшись в грязи, застонал…. Как раз в это время и подоспели казаки. Они подняли его и спросили, кто он и что случилось.
– Цирюльник князя Барятинского, Ваше благородие, шёл в нахичеванские лавки по его просьбе. А тут напали тати. У меня на этот случай пистоль заряжен, кажется, одного ранил. Двое их было.
–Ты как, целый?
Егор утвердительно махнул головой.
– Давай, следом! – приказал урядник, и они, посадив Егора на коня, сзади молодого казачка, помчались за экипажем. Однако
| Помогли сайту Праздники |