(*)
– Вы путаете, – голос Конрада был полон ледяной и вежливой уверенности. Конечно, он прекрасно понимал, что утрата близкого – это всегда горе и в горе разум мутится так, что и врагу не пожелаешь, но всё-таки обвинение было чудовищным, хотя и не новым. Новым оно было для Алькалы – здесь были всё же свои, и даже те, кто был сослан сюда из-за болезни и нашёл свой конец, всё равно как бы одинаково пригрелись под солнцем Алькалы и застыли в памяти белых стен города. – Уверяю вас, что вы ошибаетесь.
Женщина, стоявшая перед ним, печально покачала головой. Чужачка. Приехала за уже приготовленным, умытым и обряженным телом своей сестры, рвалась через все дороги и заслоны, лишь бы не легла её сестра на чужбине. И ей пошли навстречу! И господин Гануза сам организовал ей повозку, и лошадей нашли, и даже экипаж справили поприличнее, а тут приехали – обвиняет!
– Ирэн никогда не снимала кольца, – печально повторила свою тяглую мысль гостья, – никогда.
Она вдруг спохватилась, поняла или вспомнила, как много сделал для неё этот город, на сколько пошёл, чтобы она увезла тело своей сестры в родные земли, и поспешила добавить:
– Я никого и ни в чём не обвиняю! Просто это странно… может быть, оно упало при какой-то процедуре или в болезни?
– Не могу сказать, – смягчился Конрад, – простите, но правда не могу. По желанию родственников или близких мы иногда оставляем все украшения, а иногда снимаем и возвращаем. Вы объявились почти сразу, а это значит, что мы просто подготовили тело, как было, и собрали все найденные вещи.
Найденные вещи… жалкий мешочек со сменной рубахой, парой гребней и костяных заколок. Что он значил?
– Она обитала с другими больными, может быть там? – спросила гостья.
Конрад потерял терпение. Всё-таки это было слишком – он не дознаватель какой-то, он порядочный и честный сын Алькалы!
– Я не знаю, госпожа София, что вам ответить. Вы предлагаете мне обвинить других больных, в том, что они украли кольцо вашей мёртвой сестры? Или обвинить жителей этого города? Или, быть может, вы желаете обвинить меня?
София устыдилась, закрыла бледное лицо руками, борясь с дрожью.
– Простите, – пролепетала она наконец, – я не хотела вас обидеть. Нет, поверьте, правда не хотела, просто я не знаю как быть, что делать… и это кольцо. Нет, Ирэн с ним не расставалась.
Увидев мрачный взгляд Конрада, который порядком устал от окольных обвинений, София спохватилась снова:
– Нет, я понимаю, что, вернее всего, она сама его отдала кому-то или потеряла в лихорадке…или в пути. Но если вдруг увидите, если вдруг повезёт…
«Не повезёт» – подумал Конрад, но не сказал ничего подобного вслух. Как мастер над погребением он знал, что такое надежда и память о тех, кто ушёл в землю раньше срока.
– Оно даже не ценное, – продолжала уговаривать София, – простое железо, хотя сделано и с выдумкой. С листочком из эмали. Если повезёт, господин…
Расплываясь в трогательных и невыполнимых обещаниях, в которых так важно жить первые дни после горя, Конрад совсем смягчился и заверил, что как только увидит нечто подобное, так сразу же сообщит ей и направит на её адрес письмо! Разумеется, вложив в конверт кольцо, которое, как оказалось, было единственной памятью об их отце и последней ниточкой его печального утраченного за множественные долги наследства.
Заперев за Софией дверь, Конрад выдохнул. Годы брали своё, он уставал от скорби и горя, уставал от людей. Да, казалось бы, что у мастера над погребением не может быть усталости от живых людей, ведь они живые, но слишком уж их много! Их много – они рвутся взглянуть на мертвеца. Они шумны и спешат выяснить самые грубые тайны и отношения около гроба. Они печальны – их рыдания и причитания измотают кого угодно.
Кажется, этот срок приходил и для Конрада.
– Кто-то приходил? – благо, у Конрада была смена. Да, Маркус определённо всё больше и отчётливее напоминал сменщика Конрада в нелёгком и благородном ремесле.
Нечестно было бы взвалить на юнца всю работу целиком и сразу, чтобы не мог он вынырнуть в реальный мир, но всё-таки требовалось его подготовить к мысли о том, что однажды, если Маркус не испугается, наступит для него важный день…
Щадя своего воспитанника, к которому всерьёз привязался, Конрад сам себе обещал продержаться как можно дольше. Чтобы и Маркус лишь делил с ним эту почётную и трудную работу, востребованную даже в белых стенах Алькалы и среди упругих листьев её виноградников.
– Да, приходила госпожа София.
– Женщина из столицы, за сестрой? – дело было шумное, и, конечно, Маркусу легко было вспомнить тело. Тем более, он готовил её сам. Полностью. Умывал, снимая посмертную запечатлевшуюся боль и распрямляя вмиг ставшие жёсткой щетиной волосы, наклеивал на особо заметные язвы на лице и шее тонкие полоски бумаги, чтобы по ним уже наложить пудру и румяна плотным слоем и изменить исстрадавшееся изъеденное жуткой болезнью лицо. Потом обряжение и последний лоск – отбить проходящий запах смерти, придать телу состояние покоя – мертвец должен выглядеть спящим, а не остекленевшим.
– Она, – подтвердил Конрад.
– Благодарила? – Маркус даже замер, боясь ответа и надеясь на него. Он хорошо постарался и сам знал об этом. Но услышать со стороны было бы приятнее.
– И не только, – Конраду неприятно было говорить об этом, но он был вынужден, Маркус должен был знать. – Спрашивала, не знаем ли мы где кольцо её сестры.
– Дорогое? – быстро спросил Маркус, заметно напрягаясь. Всё лицо его пришло в движение, сделалось сосредоточенным, нахмуренным.
– Нет, не бойся, – Конрад воспринял беспокойство Маркуса по-своему, – совсем нет. Оно из железа, с эмалью. Это им что-то вроде последней памяти об отце было. Но я не видел никакого кольца…
– И я не видел, – Маркус выдохнул. Конрад про себя отметил, что Маркус ещё слишком молод, чтобы привыкнуть к горю людей и к тем фантазиям, которые приходят к ним под завесою горести.
– Она и не обвиняла, просто спрашивала, – успокоил Конрад, – а мы-то что? Нам откуда знать? Может она его сама сняла и потеряла, может быть, подарила кому.
– Или украл кто, – мрачно предположил Маркус и теперь нахмурился уже Конрад. Конечно, версия с воровством была бы логична, если бы не два больших минуса: первый – кольцо ничего почти и не стоило; второй – Конрад был категорически против того, чтобы думать о ком-то как о воре. Это было низко, неправильно, и, учитывая, что за руку никто не был пойман – было не лучше самых дешёвых и глупых слухов, которые, к несчастью, блуждали порой и в Алькале, находя своих слушателей.
– Если наверняка не знаешь дурного, то даже не предполагай, – сказал Конрад тихо, – так ты станешь смотреть на людей иначе, сделаешься подозрительным и жестоким. А жестокость не красит того, кто провожает людей в последний путь. Нам вообще не положено быть грубыми и жестокими. Нам нужно жить тихо и мирно, не делить людей на плохих и хороших и быть одинаково вежливыми со всеми. Так что дурное лучше в мысли не впускать, помешает!
Маркус склонил голову:
– Извините, я не хотел. Подумалось…
Подумалось! Как просто и легко жить в юности, когда для действия хватает одного слова. «Пришло в голову» или «взбрело в мысли» – это про зрелость, а «подумалось» – это детство и юность.
– Научишься, – пообещал Конрад и посоветовал: – прибери поскорее и будем ужинать, сегодня у нас не только похлёбка да каша, но ещё и пирог от Эветты!
О, это были волшебные слова! Эветта! Настоящая кудесница, которая из тех же самых продуктов, что брали и прочие хозяйки, творила что-то совершенно невообразимое! Простая злаковая каша становилась в её глиняных горшочках и котелках чем-то новым, насыщалась особенным вкусом и съедалась во мгновение. Но отдельного упоминания стоили её пироги – она любила готовить разные: с грибами, с овощами, с рыбой, с курицей, с ягодами, с яблоками… любой пирог в её исполнении был чистейшего золотистого цвета, когда тесто уже пропеклось и готово, но не подгорело и не подмялось, и аж дышал теплотой и жаром особенно ароматной начинки. Хозяйки Алькалы, кто с белой завистью, кто с серой и даже чёрной, всё любопытствовали, как, мол, так у неё выходит? Тесто делает ведь на глаз, без всякого вымерка, интуитивно, а получается!
Эветта смеялась:
– Рукам доверять надо! Руки всегда вперёд головы знают как оно надо.
И вот сегодня пирог. Она не была жадной и всегда стремилась обходить знакомых по очереди с тем или иным подношением. Не брезговала и не обделяла никого из тех, кто жил на её улице и на соседней. Такая уж была она – Эветта. Горячо любимая повзрослевшими, строившими свои жизни в разных точках Алькалы, детьми, она всё ещё искала тех, с кем могла поделиться теплом и заботой.
– С чем пирог? – спросил Маркус, надеясь, что уборка не затянется надолго.
– С курицей, – Конрад улыбался. Ему нравилось, что Эветта не обходит и его стороной, не шарахается в сторону, это грело лучше любого солнца и напоминало Конраду то, что о людях нельзя думать плохо, они все разные, и только он может увидеть их с той стороны, недоступной для большинства живых, и это означает, что ему надлежит быть бережным к людям.
***
В полумраке думалось плохо, но зажигать свечу Маркус не стал. Он знал, что у Конрада иногда бывает плохой сон – годы берут своё, и то спину у него прихватит, то просто бессонница, а значит, не стоит себя обнаруживать.
Но подумать всё же стоило.
Прихватив кольцо Ирэн. Уже мёртвой, в кольце явно не нуждавшейся, Маркус и подумать не мог, что оно окажется приметливым для кого-то и что родная сестра мертвячки придёт за ним, и ещё о том, что кольцо окажется пустяком. Эмаль и железо! У него уже был прихваченный золотой медальон, снятый с шеи другой мертвячки, попавшей на его стол, и кольцо с красным камнем от другой женщины. Были часы от одного жителя, может и не дорогие, но в них также сверкали каменья… а тут железное кольцо, эмаль!
На кой он его прихватил?
На самом деле, даже самую первую вещь Маркус прихватил, не успев даже подумать всерьёз – зачем ему это? Это было что-то вроде заговорённого действия, не замеченного Конрадом. Хотя в первый раз Маркус очень боялся попасться, его трясло от страха перед мёртвыми (а вдруг почуют?) и перед живыми – вдруг Конрад узнает, знаметит?
Но Конрад на его тряску решил, что у Маркуса жар. Он ведь таскал воду из ледяного колодца для обмывки тела, и мог простыть. Зато Конрад не подумал, что Маркус мог что-то взять…
Позже Маркус уже нашёл себе объяснение. Он хочет в столицу. И ещё – хочет
| Помогли сайту Праздники |
При цитировании ссылка на сайт обязательна. Exsodius 2008 - 2025
18+