Вот эти пожилые люди просили меня у мамы. Говорили отдайте нам Любочку. Именно меня просили. Может им было меня жалко. Может они видели что я часто плачу. Действительно из самых своих первых детских воспоминаний я помню именно свой плач. Меня обижали в семье. Вытерпеть мне пришлось не мало. Мама конечно не отдала меня. Но вот по судьбе сложилось так, что я живу среди немцев...почти 30 лет...
Как же мне всегда хорошо было с мамой. Как ни с кем. Это даже не объяснить. Просто было как то на душе светлee. Я помню как мама выпекала для нас хлеб. Как она пряла пряжу, вязала нам носки. Утром встаёшь, а печь уже топится. Тепло. Чай вскипел. Первые два с половиной года после окончания школы я жила и работала рядом. В 7 км от села в котором жили родители. Летом, весной и осенью ходила домой пешком. Зимой на лыжах. Ходил автобус. Но я экономила на билетах. Что бы побольше оставалось денег. Я работала на двух работах. Заведовала сельским клубом. И красным уголком на животноводческих фермах. Когда я немного скопила, первое что я купила, это костюм отцу. Новый костюм. Как раз попался небольшого размера. Он был так рад. У отца никогда не было своего костюма. На себя ему никогда не хватало.
Как же мне всегда хорошо было с мамой. Как ни с кем. Это даже не объяснить. Просто было как то на душе светлee. Я помню как мама выпекала для нас хлеб. Как она пряла пряжу, вязала нам носки. Утром встаёшь, а печь уже топится. Тепло. Чай вскипел. Первые два с половиной года после окончания школы я жила и работала рядом. В 7 км от села в котором жили родители. Летом, весной и осенью ходила домой пешком. Зимой на лыжах. Ходил автобус. Но я экономила на билетах. Что бы побольше оставалось денег. Я работала на двух работах. Заведовала сельским клубом. И красным уголком на животноводческих фермах. Когда я немного скопила, первое что я купила, это костюм отцу. Новый костюм. Как раз попался небольшого размера. Он был так рад. У отца никогда не было своего костюма. На себя ему никогда не хватало.
А вот сын его старший пойдет на свой школьный выпускной вечер в новом дорогом бостоновом костюме. Через несколько месяцев наступит осень. И этот сын, мой старший брат, Михаил Иванович Ломтев, выгонит своего родного отца инвалида из дома. Вместе с мамой и младшими детьми. Они выкинут отца как собаку. На улицу. Я приду из школы. А отца нет. Тогда мой старший брат ударит меня по лицу. Мне было 16 лет. Я училась в 10 классе. Была комсоргом. Директор совхоза заставит мою маму разгружать из огромных вагонов белый селикатный кирпич. На морозе. Маме было тогда уже 55 лет. Я буду ходить помогать маме. Укладывать этот кирпич в ровные штабеля. Без отца мы будем голодать. Хотя отец все эти несколько зимних месяцев присылал нам деньги по почте. Я поеду разыщу отца и привезу его назад.
Моим главными жизненными островами были мои родители и мои дети. И образование. Всё остальное не имело большого значения. Особенно остро в первый раз я почувствовала тоску по родителям, когда уехала жить в большой город. Так сложилось по судьбе. Самый ближайший институт по моей профессии находился в городе Куйбышеве на Волге. Там я вышла замуж. Там родилась моя старшая дочь.
Моим главными жизненными островами были мои родители и мои дети. И образование. Всё остальное не имело большого значения. Особенно остро в первый раз я почувствовала тоску по родителям, когда уехала жить в большой город. Так сложилось по судьбе. Самый ближайший институт по моей профессии находился в городе Куйбышеве на Волге. Там я вышла замуж. Там родилась моя старшая дочь.
Моя мама всегда просила, что бы я привозила мою Лену к ней на лето. Oни прекрасно уживались. А я ездила всё лето между Куйбышевым и Сагарчином. Все годы. Когда я приезжала, было столько радости. Так было легко нам с мамой. Мы с ней говорили до самой поздней ночи...пока уже засыпали. Вспоминали отца. Как мама радовалась когда мы приезжали. И всегда говорила, как тяжело ей провожать нас снова.
Я не послушала маму. Когда решила уехать насовсем. В первый раз не послушала. Мама не советовала мне бросать мою квартиру в Куйбышеве. За которую я отработала 17 лет. Я раздумывала долго. Пять лет. Как мой дедушка, всё ждала, что закончится это смутное время. Учавствовать в очередном политическом экперементе над страной, я не захотела. Коммунисты решили стать капиталистами. А людям просто не оставали никаких шансов. Я уехала. Оставила маму. Я была главной заступницей у мамы всегда. Эти мои две сестры Татьяна Ивановна и Анна Ивановна побаивались меня. Они в те годы не наглели так сильно по отношению к маме. Когда я приезжала. Их вообще просто сдувало.
Я всегда выбирала в жизни трудные дороги. Я не захотела остаться жить в степях. Среди сосланных и переселенных украинцев, которых моя мама называла бандеровцами. Я видела как они издевались над моим отцом. Я росла с их детьми на одних улицах. Они жили у нас в соседях. Я хорошо знаю чем они дышат. Я никогда не любила те степные края. Мои сёстры, русские люди по национальности. Но не по духу. Не по характеру. Они впитали в себя все повадки, весь образ жизни именно этих украинцев переселенцев.
Я всегда выбирала в жизни трудные дороги. Я не захотела остаться жить в степях. Среди сосланных и переселенных украинцев, которых моя мама называла бандеровцами. Я видела как они издевались над моим отцом. Я росла с их детьми на одних улицах. Они жили у нас в соседях. Я хорошо знаю чем они дышат. Я никогда не любила те степные края. Мои сёстры, русские люди по национальности. Но не по духу. Не по характеру. Они впитали в себя все повадки, весь образ жизни именно этих украинцев переселенцев.
Там, где жили мои родители, нет храмов. Совсем. Главное я не считала эти степи своей родной землёй. Потом судьба связала меня с Волгой. Сразу после института я взяла направление в Якутию. Годы работы в крае вечной мерзлоты закалили меня. А в Германии пришлось просто выживать. Каждый день как в бой. Я выжила благодаря своему Русскому характеру, который я унаследовала от своего отца.
Нас у мамы шестеро детей. И все живы. 12 внуков. Но мы ни разу не встретились вместе. С детьми, с мужьями и жёнами. У нас нет ни одной фотографии, на которой мы вместе. Самое большое по двое или реже по трое. Но ни разу мы не собрались все В М Е С Т Е. Я видела маму в последний раз в 1997 году. И вот тогда я сделала одну единственную фотографию на которой мама и семь её внуков. В М Е С Т Е. Мама там такая счастливая. С мамой я попрощалась живой. Тогда же. Я увезла с собой мамино тепло. Она мне напишет потом, что это было Живое Прощание. Она знала что я больше не приеду. К сёстрам. Никогда не войду в их дом больше. Сестры знали мой характер. Знали как меня можно обидеть. Знали как мне плохо без мамы. Им нравилось смотреть на мои страдания.
Сёстры долгие годы шантажировали меня мамой. Требовали с меня всё больше и больше. Машины для своих взрослых детей, видеокамеры, видеомагнитофоны, вечерние платья...Даже завели специальный счёт в сберкассе. Что бы получать деньги из за рубежа. Они хотели от меня именно деньги, а не посылки. А я посылала именно посылки. Рассчитывая, что хоть что то перепадёт и моей маме.
Нас у мамы шестеро детей. И все живы. 12 внуков. Но мы ни разу не встретились вместе. С детьми, с мужьями и жёнами. У нас нет ни одной фотографии, на которой мы вместе. Самое большое по двое или реже по трое. Но ни разу мы не собрались все В М Е С Т Е. Я видела маму в последний раз в 1997 году. И вот тогда я сделала одну единственную фотографию на которой мама и семь её внуков. В М Е С Т Е. Мама там такая счастливая. С мамой я попрощалась живой. Тогда же. Я увезла с собой мамино тепло. Она мне напишет потом, что это было Живое Прощание. Она знала что я больше не приеду. К сёстрам. Никогда не войду в их дом больше. Сестры знали мой характер. Знали как меня можно обидеть. Знали как мне плохо без мамы. Им нравилось смотреть на мои страдания.
Сёстры долгие годы шантажировали меня мамой. Требовали с меня всё больше и больше. Машины для своих взрослых детей, видеокамеры, видеомагнитофоны, вечерние платья...Даже завели специальный счёт в сберкассе. Что бы получать деньги из за рубежа. Они хотели от меня именно деньги, а не посылки. А я посылала именно посылки. Рассчитывая, что хоть что то перепадёт и моей маме.
Но маме перепадали крохи. Об этом сказала мне моя сестра Татьяна Ивановна. Видимо моя младшая сестра Анна Ивановна не делилась с ней содержимым моих посылок. Моя мама писала мне в своих письмах, что всё она кушает сама. Но я знала всегда что у неё почти всё забирают. Но надеялась, что хоть немножко оставят и маме. Я хорошо знаю своих сестёр. Росла с ними в одной семье.
Последней каплей терпения для меня стало желание моей младшей сестры отправлять сюда ко мне в Германию из Акбулака её кумовьёв знакомых. На заработки. Первое время они должны были жить у меня. Пока я не найду им всем работу и жильё. И конечно я должна была бы помогать им во всём. Совершенно чужим людям. Моей младшей дочери тогда было всего 3 года. Поднимать одной своих двоих детей мне было непросто. Главное я поняла, что Анна Ивановна хочет поставить это дело на поток. Я отказалась. Не захотела принимать у себя дома её друзей, украинских переселенцев из Оренбуржья.
Сёстры дали мне понять, что если я не соглашусь давать им большее, они ограничат мое общение с мамой. Совсем. Так и сделали. Их дети стали называть нас фашистами. Предателями. Раньше у нас с мамой были хотя бы письма. И когда мама жила одна, я звонила ей постоянно. У маминого соседа Алёши был телефон. Потом мама ослепнет. Младшая сестра Анна Ивановна не посоветовавшись ни с кем повезет маму на операцию. И мама ослепнет совсем.
Сёстры дали мне понять, что если я не соглашусь давать им большее, они ограничат мое общение с мамой. Совсем. Так и сделали. Их дети стали называть нас фашистами. Предателями. Раньше у нас с мамой были хотя бы письма. И когда мама жила одна, я звонила ей постоянно. У маминого соседа Алёши был телефон. Потом мама ослепнет. Младшая сестра Анна Ивановна не посоветовавшись ни с кем повезет маму на операцию. И мама ослепнет совсем.
Я всю жизнь виню себя в том, что оставила маму на съедение двум своим сёстрам. Я знала что сёстры не любят маму. Они будут пинать маму как мяч. Мама в восьмидесятилетнем возрасте будет стоять перед младшей сестрой на коленях. Я очень виновата перед мамой. За то что оставила её в старости. Мама будет слепая годами сидеть у них дома под замком. Закрытая. Без еды и чая. Никто не будет выводить мою маму на улицу. За 13 лет я получу одну единственную фотографию. Ужас охватит меня. Лицо у мамы будет серо зелёного цвета. Это когда человек долго без воздуха. Одета мама будет в какие то старые тряпки. Анна Ивановна всю жизнь проработала заведующей в детском саду. Она и её дети питались там. 4-х разовое питание!!! А мама моя сидела под замком даже без чая. Много лет. Её сиротской пенсией кормилась семья моей младшей сестры. Моя младшая сестра всем будет говорить, что мама сама не хочет кушать.
Мы с мамой долго поддерживали друг друга. Посылками да письмами. А потом это все закончилось. Они забрали маму из деревни. Мне отвели только несколько минут на переговоры. И то только под контролем. В праздники звонить было запрещено. Моими звонками всегда были недовольны. Когда маму вели к телефону. Дети грубо кричали на неё. "Ну что ты ноешь..." Мне в основном нужно было обязательно хвалить детей моей младшей сестры. Ни о ком и ни о чём не спрашивать. Если я спрашивала о питании, мама отчитывалась как по команде как солдат.
Мы с мамой долго поддерживали друг друга. Посылками да письмами. А потом это все закончилось. Они забрали маму из деревни. Мне отвели только несколько минут на переговоры. И то только под контролем. В праздники звонить было запрещено. Моими звонками всегда были недовольны. Когда маму вели к телефону. Дети грубо кричали на неё. "Ну что ты ноешь..." Мне в основном нужно было обязательно хвалить детей моей младшей сестры. Ни о ком и ни о чём не спрашивать. Если я спрашивала о питании, мама отчитывалась как по команде как солдат.
[justify]Маму просто изолировали от всех. Объясняли это тем что маме нужен покой. А маме конечно больше всего хотелось видеть своих детей и внуков. В С Е Х. Я не могла больше ничем помочь маме. Если бы я связалась с сёстрами. Маме было бы от этого только хуже. Только когда мамы не стало. Я сказала своим сестрам, что они за люди. Что они за НЕ ЛЮДИ. Мама просила похоронить её рядом с отцом. В конце своей жизни мама оценила как берёг и жалел её отец.
Моя мама умерла от истощения. Самая старшая моя сестра Нина Ивановна будет на похоронах. Она прочитает медицинское заключение о смерти. Она скажет мне что маму лежала в гробу как высохшая щепочка. Что маму похоронили как нищую. За два месяца до смерти мама уже не сможет вставать с постели. У неё не будет сил. Маму уже лежачую они закрывали на замок и уходили. Моя сестра Анна Ивановна не наняла маме перед смертью медсестру или сиделку. Что бы никто не видел в каком состоянии у неё мать.
Мама умрёт когда их не будет никого дома. О Д Н А. Нeкому будет подержать мою старенькую маму за ручку. В такой трудный час. Последний раз я поговорю с мамой в понедельник. У них в доме будет греметь музыка. На всю громкость. Мама уже слабым голосом, но будет отвечать мне. Я буду повторять только. Мама живи...мама как нибудь живи...Она мне ответит...Любка да я как...Но она хотела жить...И я всё надеялась что может она поднимется. Дождётся младшего сына...На другой день, во вторник дочь моей младшей сестры, не даст мне поговорить с мамой. Скажет мне что она спит. Даст мне понять что мне лучше не звонить. И я не позвоню в среду. А в четверг после обеда мама умрёт. В субботу маму похоронят. Не сделают ни одной фотографии. Как и отцу. Фотографию маминой могилки я увижу лишь через 6 лет. В 2016 году. Фотографию мне пришлёт мой младший брат Фёдор Иванович Ломтев.
Я всегда просила маму простить и понять меня. Я не ездила в Россию все эти годы. Боялась не выдержать. Не хотела что бы маме было хуже. Один раз я уже таскала за волосы свою младшую сестру. Прямо при маме. Я боялась не справиться со своим характером. Не смогла пересилить себя. Когда мамы не стало, я почувствовала себя слабее. Сразу. Резко. Мой рассказ о маме будет не полным без её писем. У меня их очень много. Я размещу лишь некоторые. Слово в слово... Эти письма хранили и согревали