Детство. Воспоминания. Рыбаковка

[justify]Мои дороги детства...Моё первое восприятие мира связано с посёлком Рыбаковка. Это западный Казахстан. Через речку от этого посёлка уже Россия. Я помню сижу высоко на мешках с мукой. Мы переправляемся через эту речку. Отец ведёт лошадь под узды. Переживает, что бы не подмокла мука в мешках. Я родилась на другом берегу. В России, в Беляевском районе Оренбургской области. И вот отец снова переехал в Казахстан. Наверное у него были причины. Помню мама говорила, что ей не хотелось уезжать из Беляевскoго района. Родителям там дали хороший новый дом. Нас детей было уже четверо.

В стране шло освоение целинных земель. Я помню Рыбаковку образца 1963-1965 годов. Xотя переехали мы туда раньше. Те места, это сухая безводная степь. Вода залегает там на большой глубине. А без воды какая жизнь в степи. Отец переехал жить в посёлок Рыбаковка только потому, что получил много заказов на постройку домов в соседнем ауле. Коренное население в тех местах казахи. B Рыбаковке в основном жили переселенцы из Украины. Русских немцев было там не так много. А русских так совсем мало. Несколько семей. В те годы Рыбаковка административно являлась отделением совхоза Первомайский Мартукского района Актюбинской области.

Интересно само название Рыбаковка. В безводной выженной степи…В пересохших наполовину небольших степных речушках, можно было выловить разве только мелкую рыбёшку…

Символично что в 62-года, фактически ОСЕНЬЮ своей жизни, я встречу Рыбака. Настоящего профессионального. Который будет жить на берегу реки всю жизнь. Красивой самой длинной реке Германии. По немецки Рыба это Fisch. МОИ ПЕРВЫЕ ФОТО где я сижу с мамой, где мама меня обнимает из РЫБАКОВКИ. Из Fisch посёлка. Своё счастье Fischer которое я ждала всю свою жизнь я встречу на берегу реки.
 
Эту фотографию для меня сделала дочь младшего сына наших соседей Карякиных. Это улица на которой стоял наш дом. По этой дороге ходила я к отцу в Танкурес.

МОИ ПЕРВЫЕ ДОРОГИ из РЫБАКОВКИ. Первые дороги моего детства. Из РЫБНОЙ ДЕРЕВНИ. Мой первый школьный класс был в поселке РЫБАКОВКА. Один год я ходила в школу в Рыбаковке. В деревне РЫБАКОВКА в 1957 году мой отец и моя бабушка Анастасия спасли меня от смерти, когда мне было семь месяцев. Мой отец и моя бабушка Анастасия не дадут мне погибнуть в буранную зиму в снежной степи. В деревне РЫБАКОВКА.

Эти фотографии сделал для нас Шамей. Отец директора школы. Мама обнимает меня.
На траве в ване сидим мы с Мишей. Я справа.

Мне было 7 месяцев, когда маме пришлось отвезти старшую дочь Нину в больницу в Оренбург. Я простудилась. Наверное, отец и бабушка не досмотрели. Я была в заснеженных степях без грудного молока. Никаких врачей. Никаких антибиотиков. Я умирала. Уже дышала слабо. И рот был закрыт. Отец и бабушка Анастасия растапливали гусиный жир. С силой разжимали мне рот. И заливали в меня горячий гусиный жир. Так отец и бабушка спасли меня.

Когда мама вернулась. Я начала уже хорошо дышать. Но я больше не приняла грудь. Потому что у меня не было сил сосать. Мама говорила я одна изо всех нас выросла без грудного молока. В Рыбаковке меня захотят удочерить родители директора школы. Немецкая семья. Особенно меня любила мама директора Рыбаковской школы. Мама конечно не отдала меня. Показала пальцы на руках. Сказала как я могу себе палец отрезать.

Как любила я маму. Мама не хотела много детей. Все в семье знали что мама не хотела меня рожать. Папа разузнал про это. Сказал. "Убью...рожай". А в 1961 году родилась моя младшая сестра Анна. А в 1963 году родился мой младший брат Федор. Маме приходилось смотреть за маленькими детьми. У нее не было для меня много времени. Я часто плакала. Вероятно, это видели родители директора школы. Хотели меня удочерить.

Наверное, поэтому я всегда хотелa к отцу. Потому что отец спас мне жизнь. Потому что с отцом я чувствовала себя в безопасности. Мама любила меня. Говорила я похожа похожа на мамину родню. Но характер у меня от отца. Сильный. Русский. Улыбка от отца.  От мамы я получила терпение. И русскую святость. Мама больше любила младших детей. Только у меня в семье характер отца.

В этом затерянном в степях посёлке, почти ауле, было две улицы. Посёлок начинался степью и заканчивался степью. Как будто стоял посреди степной дороги. Не так давно просматривала в Одноклассниках группу посёлка Рыбаковка. В комментариях бывших переселенцев украинцев прочитала. Оказывается улица, на которой мы жили, называлась Кацаповка. Я не знала этого. Получается 60 лет назад, в забытых богом степях, уже было деление. На украинцев и кацапов.

B посёлке было две улицы. Центральная и Кацаповка. Мы жили на Кацаповке. На этой улице жили не только мы. От нас через дом жил управляющий этим отделением совхоза. Немец Фризен. На его доме мой отец сделал красивый резной фронтон из дерева. Только ему сделал. Больше никому. Сын этого Фризена живёт в Германии, не так далеко от города в котором я живу. Он написал мне, что хорошо помнит моего отца. Сказал мне, что мой отец был большой Мастер.

Ещё на этой улице напротив нас жил директор местной школы Шамей. А его родители жили с нами рядом. Это были интеллигентные люди. Именно они просили меня у мамы. Это Шамей сделал нам много хороших фотографий. Некоторые всё таки сохранились.

Так получается на этой Кацаповке жила интеллигентная элита посёлка Рыбаковка. Ну хорошая значит была эта улица…

На этой улице Кацаповке произошла трагедия. Погибли две молодые красивые девушки. Две подружки. Одна немка. Другая русская. Русская девушка была нашей соседкой. Её родители жили напротив. Красавицы девушки. Певуньи. Я хорошо помню это трагическое событие. Девушки ночевали вместе в одной землянке. На краю посёлка. И говорили, что кто то закрыл им трубу. Снаружи. Они угорели. Так и похоронили их вместе. Такие дела случались в этой Рыбаковке...Надо сказать честно. Нас Ломтевых не любили в Рыбаковке. Просто за то, что мы были другими. Семья Шамей любила нас. К нам хорошо относился управляющий Фризен. Не отказывал отцу ни в чём. Ведь мой отец СТРОИЛ ЛЮДЯМ дома в степи. Что бы люди постепенно покидали землянки. Коренное население, казахи, ценили и уважали моего отца. Хорошо платили отцу за его труд.

Односельчанам конечно не нравилось как мы жили. В совхозе не работали. А всё у нас было. На нас ДОНЕСЛИ. Продали по простому. Написали ДОНОС. На инвалида многодетного. Вот такие односельчане добросердечные. Хотели что бы отца посадили. Зимой в страшный буран из центра к нам приехал проверяющий. Я этого проверяющего хорошо запомнила. Он был толстый. Прямо как Толстяк из фильма Операция "Ы". На голове у него была такая же шапка. A на ногах были точно такие же белые бурки. Посмотрел он как мы живём. Покачал головой. Ничего не сказал. Уехал. Ничего отцу не было. Ho отец тогда очень расстроился. Он ведь переживал не за себя. Что его посадят. А за нас, детей. Знал, что мама одна не сможет с нами прожить. Нас тогда уже было шестеро.

На фотографии Центральная улица Рыбаковки

Эти переселенцы украинцы на нас не хорошо дышали. Отец дрался несколько раз в этой Рыбаковке. В один из буранов отец чуть не замёрз. Мама не пошла с ним в кампанию. Он пошёл один. На центральной улице на окраине посёлка жила семья по фамилии Чабан. Вот к ним вечером отец пошёл. То ли он там подрался. То ли его напоили. Но он не пришёл домой. Пошли его искать. Нашли в копне соломы.  Как он туда попал. Отец сам не помнил. Oн почти замёрз. Я помню как его втащили в дом. Стали его раcтирать водкой. Он отошёл понемногу. Спасло ещё то, что отец был одет в новый овчинный полушубок. Тулуп такой. С тех пор отец не ходил один. Мама тогда сильно испугалась. Куча ребятишек. Что делать...

В Рыбаковке мы жили на самом краю. Мы поселились в самом конце этой так называемой улицы Кацаповки. Дом был большой. Жилая часть дома cостояла из двух частей. В одной мы жили. А в другой была мастерская отца. Он там работал. Был сарай для скота. У нас было две коровы. Птица домашняя. Огорода не былo. Потому что не было воды. Только картошку и лук сажали.

Остальные овощи были с поливного совхозного огорода. Управляющий Фризен всё выписывал отцу. Овощи, зерно, корм для скота. Конечно односельчанам это не нравилось. Мама не работала никогда. Ни на току, ни на огородах совхозных. Отец не разрешал маме работать на советскую власть.

Нас, детей, никогда не отдавали в садики. Мама смотрела за нами сама. Радовалась, что у неё растут такие здоровые дети. Шесть светлых русых детских головок бегало вокруг нашего дома в Рыбаковке. Старшую дочь, мою сестру, Нину Ивановну, мама научила читать ещё задолго до школы. Она газеты читала. Разбирала мелкий шрифт без труда. Я помню как мама собирала старших детей в школу. Заплетала косы моим старшим сёстрам. Мама рассказывала, что мы росли не сопливыми. Хотя у нас в этом доме, в Рыбаковке, были З Е М Л Я Н Н Ы Е полы. Тогда в степях это была не редкость. Особенно у казахов.

У отца в мастерской было столько дерева в распоряжении. Но он не настелил нам полы. Настолько был честный человек. И уважал своё звание Мастeра. Только небольшие нары нам сколотил. За печкой. В большой передней комнате. Вот мы на этих нарах и росли. В холодные вьюжные зимы там всегда было тепло и сухо У нас было две печки. В одной мама выпекала хлеб. Другая с плитой. Нa ней готовили еду.

Отец подолгу не задерживался в степных посёлках. Потому жильё своё особо не обустраивал. Главное отец следил за нашим питанием. На деревянных настилах у нас стояли 50 килограммовые мешки. Тяжёлые с сахаром и мукой. Полегче с сухофруктами. Мы все очень любили эти мешки с сухофруктами.

Ещё до приготовления компота, выбирали оттуда что повкуснее. Урюк сушённый… Помню большиe железныe банки с яблочным повидлом и 3-х литровые стеклянные банки c яблочным соком. Масло, молоко, сливки и сметана. Всё было своё. У нас всегда был сепаратор и маслобойка. Молока было много. Масло топлёное стояло у нас в закрытых крышкой эмалированных вёдрах. Пряники, сушки, баранки, печенье были из магазина. Мама росла сиротой, кулинарному делу особо не обучена. Да и отец всегда говорил это вредно. Кулинарить. Особенно на маргарине. Маргарин отец вообще называл химией и нефтью. Предпочитал еду натуральную. Борщ мама не любила и никогда его не готовила. Мама варила нам русские щи. Так и росли…

Какими сильными были бураны в степях в те года. Ветер рвал провода. У нас у отца были монтёрские когти. Отец на своих больных ногах, сам залазил на столбы и чинил порванные провода. Не зная никаких законов физики. Бог берёг отца. Я не знаю почему он делал это сам. Наверное не хотел никого