– Вам всегда хорошо удавались истории о мёртвых, господин Томас, и это наше общее мнение, – объяснил серый человек, чье лицо не могло даже быть лицом, потому что не имело чётких очертаний – всё смазывалось, да и он сам тоже.
Впрочем, как объяснил… то, что меня не хватил сердечный приступ, уже благо, не всякий бы тут удержался! Я бы предпочёл обморок. Да, позорно, но обморок – это избавление от проблем.
– А…а, – ничего умнее из моего рта не выходило.
– Виктор, – вежливо напомнил серый человек и его лицо, на миг проступив отчётливее, снова растеклось по реальности, точно краска по дурной бумаге, – можно по имени, я не гордый.
– Ага…– мне стало окончательно дурно, и я опустился в кресло, понимая, что ноги предают меня. В горле пересохло, но я не мог заставить себя встать и пройти мимо своего серого гостя к столику. Он словно учуял, сказал сокрушённо:
– Я бы подал вам стакан воды, но, к сожалению, это уже не в моих силах, видите? – и он протянул мне такую же серую руку, расплывающуюся, не имеющую контуров, и та, как я уже и предполагал, прошла абсолютно спокойно через грани стакана. Неудивительно! Подумаешь, какой-то стакан. Четверть часа назад он просочился таким же образом через двери и поздоровался, извинившись, что не может войти как полагается.
Тут-то сердце меня не подвело. Всего-то бешено застучало глее-то у самого горла, но не остановилось.
– Я могу отойти, – любезно предложил гость, он на удивление уютно чувствовал себя в моём доме, – нальёте воды.
Воды? Какой воды? Тут вода не поможет. Тут нужен виски пополам с успокоительным, наверное.
– Я не хотел вас напугать, – гость расстроен, – правда! У меня и поручение было другое. Ну, я уже говорил…
Может быть и говорил, да только сердце стучит так громко, что, кажется, перекрывает любую речь. Невозможно быть одновременно и в осознании происходящего, и в понимании услышанного. Я сделал выбор в пользу того, что вижу. А видел я мертвеца. То есть, не физическое тело, а что-то вроде призрака. Или полтергейста. Или приведения? Я не знаю. Вот Мария разбиралась во всей этой дряни, и будь она здесь, то, быть может, она бы и вопросами гостя завалила так, что он и сам не был бы рад тому, что пришёл.
Но Марии нет. Есть только мой гость и шок…тоже мой. вообще всё моё, кроме понимания происходящего.
– вам нехорошо? – этот Виктор был образцом доброжелательности. Жаль только, что у него был заметный нюанс. Слишком заметный. – Ну, право, нельзя так бояться, я не могу причинить вам вреда! Я даже стакан взять в руки не могу, чтобы вам подать. Я гость, нет, даже гонец.
Оставалось только встать. Мозг и руки функционировали словно по отдельности, но руки как-то вспомнили где у меня открытая бутылка, и я, стараясь не смотреть на гостя, наполнил стакан на половину. Язык обожгло, желудок тоже, но в уме не просветлело.
– Вы бы прекращали, – грустно сказал Виктор, – кое-кто из наших тоже просил вам это передать, но так, неофициально.
Странно, Виктор не исчез. А надежда была почти реальной. Но нет, не оправдалась. Он остался висеть (или стоять?) в моей комнате незваный серым пятном, очень грустным (видно по состоянию плеч) и нечитаемым расплывающимся лицом.
– Я никогда не встречал таких как вы, – кое-как я овладел собою, вы должны меня простить.
– О, не извольте беспокоиться! Мы уже привыкли к самым разнообразным реакциям. Надо сказать, что следовало вас как-то подготовить… может быть, начать с того, чтобы приходить перед пробуждением и звать вас, или появляться в зеркалах.
Я представил что было бы, увидеть я нечто подобное в зеркале или сразу после пробуждения, и меня пробрало неприятными ледяными иголочками.
– Не надо, – ответил я чуть грубее, чем следовало, – это, знаете ли, пугает ещё больше!
Вот теперь тон моего гостя стал удивлённым:
– Пуга-ает? Вы же уже нас видите, почему бояться-то?
Как ему объяснишь? Что в нашем мире, мире живом и нормальном, не принято появляться в зеркалах? Или у кровати? В лучшем случае – это призрак, а в худшем – взлом квартиры? Боже, почему это надо объяснять? Есть простое слово «страшно», и оно должно быть понятно каждому, и оно не должно иметь под собой никакого оправдания.
– Вы не шутите? – встревожился Виктор, – это вас пугает? Не располагает?
– Нормальных людей нет, – оставалось только хмыкнуть, хотя ничего забавного я не видел. Я видел только растерянность на проступающем и тут же угасающем лице, и понимал, что мир куда безумнее, чем мне хотелось бы и никакие мои вегетарианские рассказы, гордо именующиеся в захудалом издательстве «ужастиками», не охватят и половины того, что являет собою настоящий страх.
– Надо же…– Виктор явно озадачился. – Что ж, это, знаете, объясняет, почему вокруг столько…всякого. Ну, про нас.
Про нас, про вас…да пробил час!
– Простите, я не сильно понимаю, зачем вы пожаловали, – я кашлянул, растерянность моего гостя подействовала на меня гипнотически. Если он оказался растерян, значит, не так уж и опасен. Тот, кто хочет причинить вред – не теряется.
– Не по…а! – Виктор тряхнул серой головой, которая послушно потекла по пространству серостью и тут же собралась снова в прежний отчётливый вид. – Я тогда начну издалека. Знаете ли вы, Томас, чем мёртвые занимаются после того, как, собственно стали мёртвыми?
Да я не знаю чем живые занимаются! Я не знаю чем я сам занимаюсь, если постоянно оказываюсь в долгах, а из приличной еды у меня только консервы.
– Мы читаем, – объяснил Виктор, не дождавшись ответа, – много читаем, всё подряд, буквально!
Ну хорошо. Читать полезно. Я когда-то и сам много читал, пока мне в голову не пришла идея, что я могу не только читать, но и писать. Идея была безумная, но самонадеянная, с тех пор я с ней и живу. Почему бы мёртвым и не читать? У них, наверное, много свободного времени.
– Мы просачиваемся в книгу, – продолжил Виктор, не ведавший, конечно, какие мысли ходят в моей голове, – как дымок, как…
– Черви бумажные, – подсказал я, – они точат книгу и вы. Только вас не заметишь, да?
Сравнение было грубым, но я ничего не мог с собой поделать. Я не мастер переговоров, иначе, я общался бы не с призраками.
– Ну можно и так сказать, – Виктору явно не понравилось моё сравнение, но особенно возмущаться он не стал, – пусть будет так, как вам понятно. Серьёзно, я не хочу, чтобы вы как-то обижались или пугались на нас за это, и за мой визит. Вы, конечно, знаете, что мёртвым запрещено тревожить живых…
Да, конечно, знаю! Это же всем известный факт! интересно, а у мёртвых есть что-то вроде правозащитников и ответственности, законодательства и всего прочего, что держит наш безумный мир в субстанции, именуемой «порядок»?
– Ну допустим, – я усмехнулся, – и что же, ещё раз, вы тут делаете?
– Сейчас-сейчас, – заторопился Виктор, – понимаете, нам нравится то, что вы пишете.
А вот тут моё сердце чуть не пропустило удар. Нет, кажется, мой мёртвый гость говорил уже что-то такое. Но только сейчас до меня полностью дошли его слова. Мои произведения нравятся…мёртвым. Это хорошо или плохо? фанатскую встречу не устроишь и книг не продашь, но они, имея для себя вечность, читают меня!
– Только у нас есть пара дружеских замечаний и просьба, – Виктор почти смутился, во всяком случае, голос его стал глуше, а силуэт в очередной раз расступился, растёкся по реальности, – мы не хотим вас обидеть.
Замечательная фраза! Мы не хотим вас обидеть, но обязательно обидим, а потом догоним и ещё разок обидим. Нет-нет, не подумайте, мы не хотели!
– Всё-таки, с нашей точки зрения, расклад таков, что вам, как творцу, было бы неплохо знать мнение своей аудитории, – подытожил Виктор и притих, явно ожидая моей реакции.
Надо же, я вообще не знал, что у меня есть аудитория. А она есть и у неё есть мнение! Интересно, если жить достаточно долго и мало спать, что я ещё узнаю?
– Я, признаться, никогда не знал… то есть, спасибо за поддержку, – всё-таки они молодцы. Да, напугали и сбили с толку, и, наверное, мой мир никогда уже не будет прежним, но они всё-таки сказали мне добрые слова. Да, сейчас будут явные гадости – в этом, похоже, и заключается критика, но тёплые слова были. – Вы очень добры.
– О, не стоит! – Виктор засмеялся, и его смех был одновременно очень ярким, явным и глухим. Точно его крутили как радио, настраивая на нужную волну. – так что, вы готовы?
– Подождите, я сяду в кресло, – я направился обратно в угол. Откровенно говоря, у меня была последняя надежда на то, что это кресло меня сейчас затянет внутрь своего бездонного складного короба и я останусь там навеки заживо погребенным. Но надежды не сбываются так просто. Я сел и не провалился. Только кресло жалобно вздохнуло подо мной.
– Я могу начинать? – вежливо поинтересовался серый гость, снова (в который раз?) растекаясь по реальности.
– Извольте, – происходящее наконец-то показалось мне забавным. Что ж, это очень даже неплохо, что так вышло. Будет о чём написать. Даже если это бред, сон и одновременно агония.
– Итак, во-первых, как я уже сказал, мы читаем постоянно, всё время! И так уж вышло, что у нас этого времени больше. Отсюда первое замечание. Ваши рассказы преступно коротки!
От неожиданности я поперхнулся. Странное замечание. Никто и никогда не жаловался на объем моих произведений. А тут здрасьте – мертвякам мало! В то недолгое время, что я регулярно публиковался в местном издательстве, настолько дохлом, что у него и вывески-то не было, и всё равно считал это своим рассветом, ко мне было обратное требование: пиши покороче, чтобы можно было побольше поставить авторов!
– Ну…это зависит от сюжета, – кашлянул я, чтобы перебороть внезапное смущение.
– Да-да, мы понимаем и уважаем сюжет. Отсюда идёт второе замечание. Мы очень любим вас читать, потому что вы пишете про мёртвых так, что… нас трогает. Вы настоящий профи, господин Томас!
Профи… ну надо же! а Элис, собирая вещи в грубую, поганую сумку, которая оказалась настолько вместительной, что упаковала в себя лучший год моей жизни, кричала, что я неудачник. А я профи! Всё зависит от того, кого спросишь.
– И поэтому мы хотим больше о нас! – обрадовал меня Виктор.
Обрадовал он, скорее, себя. Я покосился в сторону пачки черновиков, большую часть которых надо было честно отправить на мусорку по причине отмученности. Какая ирония, именно недавно я начал делать наброски к тому, что должно было вызвать спрос. Мои истории про мертвяков, которые жили-жили и вдруг перестали жить, и затем осознавали это, не заходили в народ. Прошли мои годы, когда я мог быть амбициозным и верить в то,
| Помогли сайту Праздники |
При цитировании ссылка на сайт обязательна. Exsodius 2008 - 2025
18+