Рука Бога

жестокие вещи, но если это единственная возможность держать её в тонусе, держать в этом мире, то плевать на жестокость. Власть слов кончилась, их стало слишком много, потому можно не выбирать их и не вымаливать, чтобы сказать то, что должно сказать.
            Смерть молчит. Я знаю, что она злится. На злости можно протянуть ещё много. У неё нет других полноценных собеседников, только я. Она всё равно придёт снова, когда решит простить. Снова будет ныть и завидовать, снова будет искать жалости.
            Это всё знакомо и тоже напоминает мне одну тоскливую белизну стремительно пустеющего неба. Сколько их там осталось? Часть ушла ещё тогда, со мной. Кто-то ушёл к людям. Кто-то разуверился и был уничтожен. Кто-то просто ослабел и попросил милосердия от руки Бога…
            Рука Бога. Карающая, но не прощающая. Низвергающая и грозящая… когда-то сотворившая весь этот странный смешно и холодный мир, в котором слишком много веса, но слишком мало смысла.
– Я надеюсь, тебе было больно, – Смерть в ярости. Ей не дана была ярость по самому факту существования, но она где-то всё-таки её подхватила, точно болезнь, и теперь её прорывает. – И тогда, и потом. Надеюсь, тебе будет больно и дальше.
            Мне не нужно оборачиваться, чтобы знать, что она ушла. сейчас в ней клокочет, она уверена, что никогда больше не заговорит со мною, не придёт, не поделится, но я знаю, что это не так. смерть ещё слаба, ещё юна, ещё не знает всех мук и не верит, что есть на свете такое сострадание, которое за пощёчиной и не разглядишь.
            Во мне была эта ненависть. Я был полон ею.  Я верил, что поступаю правильно, что только мне дана ярость и сила, чтобы победить всё бешеное и злое, что я узрел в те дни. Это потом я понял, что падение, пожарище, и боль, были освобождением, даром карающей руки, руки Бога.
            Освобождением, той самой милосердной пощёчиной.
            Смерть возникает быстро – простоя появляется на том же месте, где и была.
– Я позлюсь немного, ладно? – её глаза сверкают алым.  – Ты не думай, что я уйду…просто мне нужно, я не…
– Иди и злись, – я разрешаю, и она исчезает с облегчением.
            Я смеюсь. Милосердная пощёчина, ввергание в гнев ради жизни, ради какого-то мутного и странного пути, вроде бы продиктованного всевышним планом? В последние века я вообще сомневаюсь, что есть какой-то план. Есть умение одних конкретных рук лепить из происходящего на ходу…