Бишкек пока дремлет. Я смотрю в окно автомобиля. Улицы пустынны, только редкие фары выхватывают из темноты силуэты тополей. В стекле отражаются огни домов: кто-то просыпается, кто-то задержался допоздна. Машина мягко скользит по длинной дороге к аэропорту Манас, оставляя за собой спящий город. Над горами, что растянулись вдоль горизонта, вспыхивает первый румянец рассвета. Сначала едва заметный, он постепенно набирает силу, окрашивая небо в акварельные тона: от холодного лилового до нежного розового, а потом и алого, как раскалённый уголь. Лето щедро разливает краски: зелень в полях густая, бодрая, ещё полная ночной свежести. Внутри меня дрожит тихое волнение. Это ожидание, трепет перед переменами, перед чем-то новым. Пальцы невольно касаются дорожной сумки, будто ищут подтверждение, что всё уже решено, всё готово.
Водитель — мой близкий друг, и он всё чувствует без слов. Он знает, что сейчас мне хочется молчать. Он не пытается заполнить тишину. Наоборот, бережно хранит её. В салоне тихо играет народная музыка. Протяжные, глубокие голоса вплетаются в ритм дороги. Он уверенно держит руль, взгляд направлен вперёд, только иногда, чуть слышно, постукивает пальцами по рулю в такт мелодии.
Горы ещё хранят ночь, но на их склонах уже дрожат первые лучи. Каменные стражи на пороге нового дня. Они величественны, неподвижны, но в их очертаниях таится что-то живое — игра теней, шёпот ветра, древняя память о тех, кто приходил сюда до нас. Аэропорт приближается, его огни уже пробиваются сквозь рассветную дымку. Впереди путь, а позади остаётся родной Бишкек, просыпающийся, окутанный розовым сиянием летнего утра. Друг наконец-то нарушает молчание, с ухмылкой на губах:
— Запомнила всё до последнего тополя?
— Конечно. Никогда не знаешь, когда вернёшься. Может, через год, а может, через неделю внезапно осознаю, что без местной лепёшки жить нельзя, и прилечу обратно.
Он смеётся коротко:
— Да ты без чая и дня не проживёшь.
Я пожимаю плечами:
— Чай везде найдётся. А вот разговоры за ним… Ну, знаешь, те самые, где сначала обсуждаем судьбы мира, а через десять минут спорим, какие абрикосы вкуснее: зелёные с солью или сладкие, согретые солнцем, только что с ветки.
— Вот она, настоящая ностальгия. Не по горным пейзажам, а по великим дискуссиям, — смеётся он, паркуясь. — Ладно, не будем драматизировать. Лети навстречу приключениям!
Хватаю сумку, вдохнув прохладный утренний воздух. И с лёгкой улыбкой говорю:
— Ну, если что, держи чайник горячим. Я могу вернуться внезапно.
Он молчит секунду, прежде чем ответить с привычной уверенностью:
— Обязательно. И абрикосовое варенье приготовлю.
Одна его рука легко забирает мою сумку, а другая привычно обхватывает меня в крепком объятии. Мы смеёмся. В простом обмене фраз не прощание, а обещание встречи. Ирония, тепло и чай — всё, что связывает меня с этим человеком и родным городом.
