думала о Вас, Костя, - она слабо улыбнулась сквозь слёзы. - Ждала, что Вы вернетесь, найдете меня. И вот, смотрите, я ведь его сохранила, - она приподняла пальцами изящный серебряный кулончик, висевший на шее. Сверкнул синий огонёк сапфира. - Я говорила себе, что пока храню его, Вы живы, Константин. Вы живы и с Вами ничего не может случится.
Тобольцев улыбнулся ей. А внутри вдруг что-то оборвалось.
"Боже мой", - подумал он, - "почему же... почему мы не встретились раньше?"
***
Кэти опять сильно закашлялась. Вытащила платочек, прижала к губам. Когда он отняла его, Тобольцев увидел на белой ткани красные пятна.
Кэти проследила за его взглядом, горько улыбнулась.
- Да, тихо сказала она, - Вы правильно подумали, Костя. Я больна чахоткой.
- Кэти, милая моя, - Тобольцев сжал её худенькую руку.
- Заболела ещё в России, в двадцатом, - проговорила она. - Лечилась. Одно время было получше, даже надеялась на выздоровление. Но вот последние пол-года что-то совсем мне стало худо. И ничего уже не помогает. На той неделе Георгий хочет отвезти меня в Ниццу, там очень хороший санаторий есть, для таких, как я.
И врачи там хорошие. Это моя последняя надежда. А так... так я говорю себе лишь одно - на всё воля Божья.
Она едва заметно улыбнулась. Одними уголками губ. И опять согнулась в новом, ещё более сильном приступе кашля.
***
- Целоваться на прощание не будем, - голос Кэти звучал мягко. - Чахотка заразна.
На воздухе её щеки слегка порозовели, она стала немного поживее. И Тобольцев на мгновение увидел в ней ту прежнюю, юную Кэти. В тот самый день, когда он подарил ей кулон с сапфиром.
- Заходите к нам, Костя. Обязательно заходите! - Кэти крепко держала Тобольцева за руку. - На следующей неделе мы с Георгием уезжаем в Ниццу, как я уже сказала. -
Но в начале июня уже вернемся. Так что заходите, слышите? - Кэти заглянула ему в глаза. Они как-то лихорадочно блестели на ее бледном истощенном лице.
Но были такими же синими, как и прежде. Светились.
- Конечно, Кэти. - Тобольцев обнял её за худенькие плечи, - В июне обязательно зайду к вам.
Кэти улыбнулась и протянула ему вырванный из блокнота листок с адресом, который записала ещё на столике в кафе.
***
Дверь Тобольцеву открыла высокая седая женщина в длинном черном платье. Горло её стягивал белый кружевной воротничок, строгое морщинистое лицо, поднятые вверх, в причёску седые волосы.
- Вы к кому? - строго спросила она по-французски. Константин посмотрел ей в глаза, белки её глаз были красные, заплаканные.
Какая-то тень закралась в его сердце.
- Я к месье и мадам Климович, - ответил он ей.
- Вы Константин? - вдруг спросила его седая женщина на чистом русском языке.
Удивленный Тобольцев кивнул.
- Катюша много мне о Вас рассказывала, - женщина отошла в сторону, пропуская Тобольцева в квартиру, - Да Вы проходите, не стойте на пороге.
Тобольцев сделал несколько шагов вперёд. В воздухе повисла тишина, и от неё Тобольцеву вдруг стало холодно и страшно.
- Где она? - спросил он. - Кати нет дома? Я не вовремя? И где её муж?
Женщина как-то всхлипнула и прижала руки к груди.
- Георгий Ефимович на службе, - проговорила она.
А Катенька...
Она замолчала, и Тобольцев вдруг сам всё понял.
В глазах потемнело. Он опёрся рукой о стену.
- Она умерла? - тихо спросил Константин.
- Женщина кивнула, и из глаз её потекли слёзы. - Отмучилась голубушка наша, - проговорила она. - бедная моя девочка. Я ведь её с рождения знала, нянчила её. Она ведь меня спасла, вывезли они меня с Георгием из Петрограда. Я в двадцатом там жила. Забрали с собой. Вот, жила с ними все эти годы.
- Когда это произошло? - спросил Тобольцев.
- Да вот неделю назад. Вчера только были похороны. Как с Ниццы они вернулись, так совсем ей худо стало. Слегла и уже не вставала. Я ведь ей говорила: "Не надо ехать, Катенька. Не перенесёшь ты дороги". Куда там! -
няня Кэти сокрушенно взмахнула рукой. - Она так верила, что эта поездка ей поможет.
Надеялась, как на чудо.
И ещё... - женщина понизила голос, - она мне призналась, что встретила Вас. Здесь, в Париже. И так ждала, что Вы зайдете. И когда умирала уже, в горячке всё ваше имя повторяла.
Тобольцев отвернулся, чувствуя на глазах слёзы.
- Если бы я только знал, - произнес он. - Я бы пришёл к ней сразу.
Голос был глухим и каким-то чужим.
- Не вините себя, - женщина с сочувствием посмотрела на него.
- И ещё, подождите минутку, - она повернулась в сторону комнаты, - сейчас я принесу. Катенька просила Вам это передать.
***
Тобольцев сам не понимал, почему ноги принесли его в то самое кафе, где он полтора месяца назад увидел Кэти. Он сел за тот самый столик. Положил перед собой то, что вручила ему пожилая женщина. Это был бумажный конверт. Тобольцев открыл его и извлек листок бумаги. Под ним, на дне что-то блеснуло.
Он вытащил тонкую серебряную цепочку, на которой был надет маленький серебряный кулон с сапфиром. Положил его перед собой и развернул сложенный вчетверо листок бумаги.
Письмо от Кэти.
"Дорогой Костя, если ты читаешь сейчас эти строки, значит, меня уже нет в живых.
Я попросила Маргариту Степановну передать тебе моё письмо и кулон.
Я хочу, чтобы теперь он был с тобой. В память обо мне. Как жаль, что я могу оставить тебе лишь такую малость.
Если бы могла, я оставила бы тебе всё своё сердце. В этом кулоне теперь - частичка моей любви к тебе.
Я всегда любила только тебя одного. Как жаль, что тогда, еще в четырнадцатом, мы расстались.
И встретились так поздно. Увы...
Целую тебя, мой любимый. Через расстояние, время, и вечность.
Твоя Кэти."
