Как только раны на ногах у Фрола зажили, он сразу присоединился к Степану, который уже начал постигать казацкую науку. Обучались молодые казаки, почитай, каждый день. То скакали на конях – джигитовали, то саблями рубились, то стреляли, боролись или дрались на кулачках. Последнее лучше всего получалось у Степана. Всех малолеток на лопатки положил. Сила немереная и возраст – он старше всех. Фрол прослыл метким стрелком, да и в джигитовке отличался.
В казацких семьях мальчиков-воинов воспитывали с рождения, и к семнадцати годам они были готовы к службе. Но из десяти теперешних малолеток только четверо были из потомственных казаков, остальные пришлые, вроде наших приятелей. Старый воин Фёдор Кобыла обучал их боевым премудростям, накопленным поколениями. «То нэ козак, шо поборов, а той, шо вывырнувся», – говаривал он, раскрывая казачьи хитрости. В зимние воскресные и праздничные дни занимался с молодыми казаками Бычков – наездничеством, джигитовкой. В будни Степан, Фрол и другие малолетки собирались у кого-нибудь во дворе метать ножи и кинжалы – тут своя наука, держать за клинок или рукоять, выбрать такой захват оружия, чтоб сильней был удар, учитывать и другие тонкости, о которых им рассказал Афанасий. Часто сюда приходили и старики поведать о прежнем житье-бытье, о дедовских подвигах.
После Пасхи началась строевая подготовка, а с осени старший урядник обещал посылать молодых казаков на пикеты и в дозоры.
К охоте Фрол пристрастился от нечего делать. Казацкая наука на время посевной страды почти прекратилась, и молодые, не занимающиеся хлебопашеством, промышляли охотой. Попадались не только лисицы, олени, волки, медведи, но даже барсы и дикие вепри, выходившие из кубанских лесов. Казаку полагалось верхом настигнуть зверя и ловким ударом дротика положить его на месте. Стреляли только крупных хищников, причём выстрел должен был выйти один и смертельный, иначе жизнь самого охотника подвергалась серьёзной опасности – отступать на охоте, даже от рассвирепевшего зверя, считалось зазорным.
Для малолеток делали исключения из этого правила. Например, в этот раз они вышли на охоту «пеши».
Лишнее мясо Фрол обычно отдавал новым приятелям и соседям. Несколько раз приезжал с убоиной к Терентию. Но это уже был только предлог. Ему хотелось увидеть Катерину. Фрол любил высоких, крупных девок. А эта была ещё и красива той пышной цветущей красотой, которая называется вешним цветом и сводит с ума парней.
Он не понимал её, но чувствовал, что есть в ней какая-то тайна. Последний раз, когда приезжал на хутор, Терентия дома не было. Между шутками Фрол от «большого» ума обмолвился, что у Степана есть зазноба в черкесском селении. Катерина побледнела и сделала пустые глаза. Разговор тут же свернулся, и Фрол, не дождавшись Терентия, покинул хутор, жалея о сказанном. Он понимал, что своим нечаянным словом оттолкнул от себя девушку.
Сегодняшняя погода радовала, и охота обещала быть удачной. Шумной гурьбой малолетки, под присмотром опытного охотника Сидора Шерстобитова, по прозвищу Бобыль, отправились в лес, где ранее заметили следы пребывания вепрей. На опушке посерьёзнели, приготовились к гаю. Так здесь называют облаву на зверя. Для гая разделились на две группы: загонщиков и стрелков. Фрола определили в стрелки. Они отправились на свою линию, а загонщики отошли по ветру с версту и стали с шумом и гиканьем гнать зверьё. Вспугнутые зайцы и лисы охотников не интересовали – они ждали вепря.
И вот он!
Сначала раздался треск сухих веток, и на тропе показался огромная голова с длинной клыкастой мордой, затем и сам лещеватый почти двухсаженный кабан. Стрелки на мгновенье замерли – зверь редкий по величине и страшный. Затем по сигналу вогнали в него три пули – и все в лопатку. Вепрь зашатался, но не остановился – лишь замедлил движение. Охотники в страхе соскочили с его тропы.
Фрола разобрало любопытство, сколько продержится зверь с тремя пулями в сердце, и он поспешил за животным, хотя Сидор предупреждал, что преследовать раненого кабана тотчас после выстрела нельзя, нужно дать время, чтобы он изошёл кровью. Кабан вообще уходит после ранения и в первом удобном для остановки месте залегает. Такой раненый зверь может внезапно броситься на охотника, подошедшего к нему близко, и проткнуть клыками насмерть.
Увидев, как Фрол ринулся за кабаном, один из товарищей предупреждающе крикнул, но было поздно: Фролу в голень уже вонзился клык слабеющего животного. На это ушли его последние силы, и кабан затих. Ребята подбежали к раненому:
– Как ты, Фролка?
– Кровь, и, кажется, встать не могу, – пытаясь подняться, сжимая зубы, проговорил он.
– Предупреждали же тебя.
– Эх, ты, Аника-воин.
– Ушиб и распорота голень, – осмотрев раненого, заключил Сидор Бобыль, – встать-то можешь?
– Нет, - простонал Фрол.
Сцепив руки, двое казаков усадили на них незадачливого охотника и отправились в станицу. Остальные остались разделывать тушу кабана на месте.
Услыхав на улице о ранении Фрола, Бычиха помчалась домой.
– Маруська, – трубно загремела она, – пришёл наш час! Скорее лепи вареники с вышнями. Фрол их любить. А я чугунки поставлю в печь. Будем привораживать парня. Где у нас "терлыч-трава", наговоренная Шкандыбихой? А, вот она, – протянула дочери пучки сухой пахучей травы, – кинешь её у кипяток, приговаривая: "Терлич, терлич, Фрола покличь!", энто у один чугунок, в нём мы сварим вареники, и у другой кинешь второй пучок – для отвара. Да и отнесёшь соседу.
Когда зелье было добавлено и еда готова, Маруся собралась было нести болящему, но, Бычиха, подумав, перехватила чугунок из рук дочери:
– Стой, Маруська, лучше я отнесу. У тебя, красы писаной, он, кубыть, и не возьмёть. А я тишком, тишком и уговорю его. А там уж, как Бог дасть. Шкандыбиха ручилася, что поможеть травка-то.
Фрол тихо постанывал, лёжа на лавке. Рильке наложив ему повязку, вышел во двор на свежий воздух и увидел, как к хате воинственно шествует жена старшего урядника с горшком в руках и бутылью, зажатой подмышкой. Поздоровавшись с лекарем, она вошла в хату.
Клаус присел на бревно под яблоней, поднял с земли румяный плод, и, обтерев об штаны, вгрызся в него зубами. Кислятина! Внешний вид обманчив. Он отбросил яблоко, подумал: «Ему ещё с месяц зреть, – переключил мысли на больного, – зарастёт рана, организм крепкий, молодой. А ударь кабан клыком выше, в пах, всё – калека! Охотничек, тоже мне…. Но парень очаянный».
Фрол закрыл глаза, прислушался к своему телу. Боль постепенно уходила. Вдруг дверь скрипнула, и запахло едой.
– Здорово ночевал, Фролушка. Ничего, до свадьбы заживёть, – это вошла соседка, Бычиха. Она ласково провела рукой по его волосам, – я тебе вареничков принесла, кубыть, поешь? Мария налепила. Да отварчик лечебный я приготовила. Выпей, голубь, полегчает.
– Не хочу, – в нём проснулся бес противоречия, приподняв голову с подушки, спросил:
– А что, нельзя послать за Катериной Терентьевной?
– Послать можно, – ухмыльнулась Бычиха, – но зачем тебе она, сынок? Порченая девка. Ты думаешь, чего Терентий дёржить её в ежовых руковицах? Был тут один казачок. Был да сплыл, – она многозначительно помолчала и весело воскликнула: – Да ты не печалуйся об ней! Рази мало девок? Вон Маруська моя, чем тебе не жана! И справная, и здоровая, и додельница! Никто об ней плохого не скажеть.
Не дождавшись ответа, Бычиха смущённо хмыкнула и заспешила:
– Мне идтить надо, а ты спи, сынок, спи, во сне здоровеють. Проснешься, так вареничков отведай. С вышнями.
«Надо же, Катерина Терентьевна, - усмехнулась она своим мыслям, закрывая дверь, - скоро позабудешь про неё, как про паньковы штаны».
Рильке вошёл в горницу, присел на скамейку:
– Чего она?
– Дочку за меня сватает.
– Гм…. Девица с изъянцем. Кривая. Да и лицо рябоватое. Вдовец какой возьмёт, может быть.
– А-а, я и не заметил.
– Интереса не было разглядывать, - лениво усмехнулся Клаус.
Фролу совсем расхотелось спать, а тем более есть Марусины вареники после слов её матери. Что-то в них, наверное, было правдой. Его действительно задевала чрезмерная строгость Терентия по отношению к дочери. Да и сама Катерина, видно, таила сердечную боль, несмотря на внешний задор. Понимал он и стремление Бычихи очернить девушку в его глазах, поэтому пропустил грязный намёк мимо ушей.
Несмотря на весёлый нрав и свободу обращения с девушками, большого любовного опыта у Фрола не было. Там, дома, всё было проще: шутки, песни, сеновал. Девки, их желания – как на ладони. А Катерина не такая. А какая, он и сам не понимал. Но влекла его к ней неведомая сила, противиться которой он не мог, да и не хотел.
В размышлениях Фрол уснул. И явилась ему во сне Катерина, стоящая на высоком холме в лучезарном кругу, а он сам, пытается подняться к ней, но раз за разом откатывается назад.
«Всё, как в жизни, – вспоминая сон, думал он тоскливо, – надо перебить это дело. Но как?»
Пока молодой казак лечился, проведать его прибегали многие, успевшие полюбить весёлого бесшабашного парня. Они подкармливали раненого, рассказывали станичные новости. Часто навещал его Рильке, который сообщил о том, что Агафон, одержимый мыслью построить в станице храм, ходит по хатам и собирает мастеровых казаков и пожертвования. Желающих помочь Агафону много, так что церковь обязательно будет. Приходила жена Мишки Держихвоста, Айшетка-туркиня, прикрывая смуглые щёки платком и коверкая русские слова, пожелала скорейшего выздоровления и угостила жареной бараниной. Сидор Бобыль приволок ведро малосольной рыбы. Несколько раз прибегала Маруся Бычкова. Она назойливо пыталась ухаживать за больным, заглядывала в глаза, намекала на какие-то несуществующие отношения, чем была неприятна Фролу, и ему приходилось каждый раз её выпроваживать довольно грубо:
– Иди, иди, Мария. У меня от тебя голова болит.
А вот Катерины не было. «Быть может, она не знает, что я ранен», – думал Фрол и ждал…
На святую Троицу набралась полна хата народу, молодого, весёлого, Фрол только успевал отшучиваться под хохот товарищей. Смеялись над «свинячьим
| Помогли сайту Праздники |
При цитировании ссылка на сайт обязательна. Exsodius 2008 - 2025
18+