Легенды старой Риги. Полный вариант.

так он теперь её и называл! – снова во внутренний карман, да и двинулся опять к лавке Андриса. На сохранившиеся чудом в кармане гроши купил у того ещё хлеба.
А дома снова развёл огонь в печи, да накормил малышку, да и сам поел. И вот, когда он покончил с трапезой, взобралась на стол перед ним выбравшаяся вдруг из печки зверушка. Встала на задние лапки. И говорит:
- Малдс. Ты, смотрю, парень незлобливый. И терпеливый. И вообще – добрый. На меня, когда я мешала тебе чистить дымоход, даже не ругался. Да и не боялся ни на кончик когтя! Но поскольку я спалила дом чёртова идиота, который не заплатил тебе, как положено, и отнёсся с презрением, словно к последнему нищему, оставаться тебе здесь нельзя.
Так что собирай свои вещички, да перенесу я тебя туда, где сможешь ты найти лучшее применение твоим талантам. Только вот вначале сожгу дом бургомистра.
Малдс, хоть и удивился тогда немало, но сказал:
- А бургомистра-то – за что? Он просто выполнял свой долг. Ведь получается – это я прочищал дымоходы и трубы. Значит – всё правильно. Я – виноват! И должен отвечать по закону. Да и собирать мне нечего. Поскольку у меня ничего и нет!
- А ты действительно добрый. И неприхотливый. – зверушка, говорившая голосом тонким и высоким, словно усмехнулась, - Поэтому устрою я тебя даже ещё лучше, чем был устроен купец. Только вот…
Этим именем ты больше никогда не пользуйся!
И даже детям твоим будущим никогда его не раскрывай!
Тут хлопнула малышка своими крохотными лапками, что-то пропищала, и…
Оказался Малдс в Стокгольме.
На центральной площади.
А тут как раз случайно проходила мимо дочь тамошнего министра общественных дел и призрения, и уж так по сердцу ей пришёлся молодой красивый парень! Хоть и был одет он куда как неказисто. И по шведски плохо понимал.
Ну, это оказалось делом исправимым. Малдс был малый смышлёный.
Так что через два месяца Матильда и Курт Густавссон – так теперь назывался Малдс! – сыграли свадьбу. И назначил тесть Курта своим помощником, а когда тот показал свою хватку и сообразительность – и старшим помощником.
А потом и вообще всю работу на него спихнул!
Но Курт не сердился, и старался делать всё честно и добросовестно: так, как и привык, когда был простым трубочистом. А жене и пятерым детям рассказывал о том, что родился и вырос в маленькой Латвийской деревне. И дальше Юрмалы нигде не был.
А в Стокгольм попал случайно, с друзьями дяди-купца. Которые его бросили одного, и отчалили домой. Посчитав, что он уж слишком честен, и не даёт им торговать по тем ценам, которые они хотели бы за свои товары.
Малышку свою Курт теперь видел только пару раз в году: на Рождество, да праздник Ивана Купала. Появлялась она ближе к полуночи, из дымохода гостиной, и уж Малдс-то так радовался, увидав её!..
И дымоходы в их большом уютном доме всегда были вычищены и буквально отполированы без всяких трубочистов!
5. Пшеница Эмилса.
Случилось это при бургомистре Вилисе Менгайлисе.
Его ближайший помощник и друг, Екаб Пекшенс, решил как-то раз отдраить и очистить ставни своего двухэтажного дома, окна которого выходили как раз на ратушную площадь. Да оно и понятно: тут и голуби старались, и дожди, и пыль и грязь оседали. Покрасить, конечно, нужно было эти ставни-жалюзи. Потому как уж больно они бугристые и грязные были: краска точно как надо не легла бы!
Вот и позвал он тогда паренька Эмилса Тилбергса. Тот рос без родителей, отец утонул в очередной буре – был рыбаком, а мать скончалась от чахотки, когда Эмилсу исполнилось едва десять. И «заботу», если её можно так назвать, о племяннике, взял на себя дядя Эмилса, Кристап Тиссе.
Не будем ходить вокруг да около: пробивался Эмилс случайными заработками, а в дом дяди старался приходить только ночевать. Чтоб не слушать долгих и нудных попрёков в хлебе, который он, дармоед, не заработал, постели, за которую не платил, и прочих поучений от человека, который и сам, если честно, особо ничем похвастаться не мог: еле сводил концы с концами, перепродавая рыболовные снасти, и сети. Которые плели в его маленькой мастерской жена и две дочери.
Пообещал Екаб тогда мальцу столько пшеницы, сколько сможет он набрать в мешок, который Екаб показал Эмилсу.
На добросовестное отскабливание всех следов помёта, старой краски, грязи, и отслоившегося дерева ушло у Эмилса всё время с утра и до позднего вечера.
Но сделал он всё очень тщательно и добросовестно.
А когда пришёл за расплатой, предложил ему ехидно усмехавшийся в бородку Екаб Пекшенс набрать из огромного ларя в полуподвале у кухни – пшеницы. Эмилс без всякой задней мысли взял предложенный мешок, и принялся нагружать в него зёрна – совком, имевшемся тут же, в ларе. И каждый раз проверял: сможет ли унести мешок. И вот, когда он решил, что для его молодой спины ноша как раз подходящая, попытался он взвалить мешок себе на спину…
Да не тут-то было!
Прорвалось трухляво-гнилое дно мешка, и оказалась вся пшеница на полу кладовки!
Екабс, присутствовавший при погрузке, молчать не стал:
- Ах ты, такой-рассякой! Растяпа! Да что ты сделал с моим мешком! И кто теперь уберёт всё это добро?! И кто мне отдаст новый мешок взамен этого, испорченного тобой?! Да как ты посмел вообще нагрузить столько, что вон: мешки рвутся!..
И так далее в том же духе.
Эмилс сразу понял, к чему дело идёт. С другой стороны – и сам виноват! Кто же может поверить, что первейший скряга в их городе отдаст ему безвозмездно столько зерна?! Да и смотреть надо было на мешок…
Однако задним умом все крепки. Вот и пошёл Эмилс несолоно хлебавши, после целого дня тяжёлой работы, прочь. И в руках у него остался лишь старый трухлявый мешок с продранным дном.
Но выйдя на улицу, оглянулся парнишка на дом своего обидчика. И пришла ему в голову интересная мысль. Открыл он мешок, чтоб проверить: и точно! Завалялось в одном из углов несколько зёрен пшеницы!
Взял их в горсть Эмилс, да и рассыпал этакой дорожкой – вдоль всего фасада дома Пешкенса. А сам стремглав побежал в старую Рамбулу, в район мастеровых и цеховиков. Там, на перекрёстке улиц Пелду и Калею, жил некто Салинь Рудзитис. Известный тем, что торговал разными лечебными настойками, да приворотными зельями, да туалетной розовой водой – это уже на потеху богатеньким купчихам да дворянским жёнам.
Вот к нему и обратился юный Эмилс, честно рассказав, как подло и коварно поступил с ним помощник бургомистра.
Салинь сказал, покивав седой головой:
- Вижу я, юный Эмилс, что велика твоя обида. Так ведь и поступок Екаба – действительно подлый и мерзкий. Нельзя так обращаться с детьми!
- Но я не ребёнок! – возмутился тогда Эмилс.
- Тебе – четырнадцать. И для меня, в мои семьдесят восемь, ты – ребёнок. И ещё вижу я, что ты уже примерно представляешь, чего ты хотел попросить от меня. Раз подготовил всё. Рассыпал зёрна у фасада.
Ну, так и быть посему. Ступай спокойно домой, и вот тебе краюха хлеба на дорогу. Потому что Пешкенс кормить тебя и не собирался, а дома у вас, как и всегда после ужина – хоть шаром покати.
Откусывая от краюхи прямо на ходу, Эмилс думал, что наутро, если всё пойдёт так, как он предполагал, услышав однажды о таком случае, вредному Екабу придётся солоно…
И, конечно, отказать себе в том, чтоб посмотреть утром на дом обидчика, парнишка не мог. Только вот ему пришлось проталкиваться сквозь толпу, собравшуюся на ратушной площади! Правда, всё прекрасно видно было и издалека, но ведь так хочется посмотреть вблизи!
На свершившуюся месть.
И точно: когда протолкался, увидел, что весь фасад дома Екаба заслонён выросшими во всю высоту дома колосьями! Каждый колос – толщиной с его бедро! И, судя по всему – очень крепкие и упругие. Во всяком случае, мерные могучие удары, оказавшиеся ударами двух профессиональных лесорубов, топорами по стволикам, не оставляли на стеблях ни малейших следов!
Тут Екаб, высунувшийся из одного из окон верхних этажей, откуда он стебли кое-как смог раздвинуть, заорал во всё горло:
- Вот он! Хватайте его! Я знаю, знаю! Это его рук дело! Я вчера обма… э-э… не расплатился с ним как положено, вот он и заколдовал пшеницу!
Ну, прибежали тут приставы, схватили Эмилса под белы ручки: а ещё бы! В те времена обвинения в колдовстве сразу вели к… Очень суровому наказанию!
Однако вот только довести парнишку до городской тюрьмы у приставов не удалось. Потому что откуда ни возьмись, в воздухе появились две здоровущие дубинки, и принялись уж так обрабатывать головы и спины стражи, что только пыль летела! И те, хоть и орали, что «это нечестно!», и, дескать, «отдаёт самым настоящим колдовством!», вынуждены были бросить Эмилса прямо посреди улицы, и позорно бежать куда глаза глядят!
Эмилс, не придумав ничего умнее, отправился туда же, куда ходил вчера. А там его уже ждала собранная котомка, и посох. И напутствие от знахаря:
- Эмилс. Ну, ты и сам давно уж подумывал бросить всё и всех в этом городе, да отправиться на поиски лучшей доли. Поэтому – вот тебе продукты на дорогу. Да и на всю оставшуюся жизнь может хватить, но! Если никогда и никому не дашь эту котомку. Не должна она попадать в чужие руки! А теперь ступай, скажем, в Таллин для начала. Потому что там ты найдёшь временную работу. У них сейчас вакантны два места ночных метельщиков. А надоест – так и можешь идти себе дальше! Никто ведь тебя не сдерживает. Ну а пища у тебя, как я уже говорил, будет всегда!
Ну а здесь… Тебе оставаться ни к чему. Но могу тебя порадовать: в ближайшие месяцы твой враг будет… Расплачиваться!
И Эмилс действительно, не забыв от души поблагодарить, отправился в путешествие. И, говорят, едва он съедал краюху из своей котомки, как тут же на её месте возникала новая!
Однако после Таллина следы паренька теряются: да и вряд ли он хотел, чтоб его можно было найти…
Потому что обидчик его, злобный Екаб, действительно: платил!
Когда вырубить или перепилить мощные упругие стебли не удалось, попробовали было докопаться до их корней. Это кончилось плохо: весь фасад дома Екаба начал проседать, и заваливаться вперёд! Екаб велел тогда прекратить земляные работы, и зарыть всё