Одноактная пьеса
Старуха первая – Арта
Старуха вторая – Барта
Старуха третья – Варта
Вокруг тлеющих углей в напольном очаге посреди большого тёмного помещения сидят три старухи с клюками в руках. Огонь очага освещает их дряблые лица.
Арта (помешивает ложкой варево в котелке). Вот раньше было… Это да… Не то, что сейчас…
Барта (ощерясь). Не то, что – что, подруга? Ну да, было… Всё было: и похлёбка гуще, и зубы целее.
Арта (дёргает щекой). У кого бы и чьё-бы чрево вещало.
Варта (чихает). Хватит распрей и сор, верные дщери мятежного времени. Что раньше было – знаем. Грядущее в тумане. Нужно думать, как будем выкручиваться сейчас. (Прутом шевелит в огне. Пламя вспыхивает. Летят угольки.)
Арта (вскрикивает). Чёртов огонь! Чёртово топливо! Чёртов огонь! Так и норовят сжить со свету старую, больную старуху.
Варта. Куда попал уголёк?
Арта. Почему спрашиваешь?
Барта. Интересуется от нечего делать. (Пауза.) Чтобы беседа не прервалась.
Варта. Всё бы вам, дщери глупости, умничать… Умничать…
Арта. Почему бы и нет! Почему бы… (Елозит на месте.) Почему бы… не блеснуть умом… Вот!
Барта (разводит руки). Блеснуть… Ха… Умом… Ха… Кто услышит, живот порвёт от смеха… Не умом тебе, подруженька, блистать. В самую пору померкнуть умишком.
Арта замахивается клюкой в руке.
Варта (резко). Кончай дурить, дуры старые! Гляди чего удумали – бабьи бои. Думаете, кто из вас выживет? (Повернулась к Арте.) И? что, внезапно взгрустнулось, дщерь столетия? Перехотелось кивнуть? Не кивай, понимаю, каково это, когда лет десять тому шутки с языка сами сыпались, как… (Нервно дёргает плечами.) Сейчас впору языку изо рта песком сыпаться. (Смотрит на Барту.) А ты, что же, дщерь блудная матери всех блудных отроковиц… Да поостынь и не дёргайся! Блудная – значит блудная. Гордиться, что уж тут, нечем. Тем не менее…
Молчание.
Варта. Чего молчим, будто мух ртом доили?
Арта. Тем нет для разговора.
Барта. Всё давно переговорено. А в муку не перемололось.
Варта. Не люблю сидеть в угрюмой тишине.
Арта. Пламя слушай. Ветки, вон, как весело трещат, перемывая чьи-то кости.
Барта. Лучше чьи-то, чем мои.
Варта. Ветви. О чём они говорят?
Арта. А пёс их лешего знает!
Барта. Сплела всё в кучу: и пса, и лешего. (Смеётся.) может, именно сейчас, обсуждают именно нас. Хи-хи…
Варта. Ветки нас обсуждают? Я правильно поняла?
Барта. Правильно: ветки! Горят, кривляются в огне, покрываются серым пеплом и говорят: как хорошо нам жилось. Были единым целым с деревом. Росли веточка к веточке. Дул ветер, и все вместе наклонялись и зачарованно с листвой шелестели и поскрипывали. Затем выпрямлялись и начинали плавный танец. Веселей всего находящимся в кроне. Хорошо ведь, правда… Росли, печали не ведая, круглый год. Весной в зелёную листву наряжались. Летом с дождём в перепалку вступали. Ветру перечили. Осенью с грустью прощались с золотым убранством. Зимой стояли заснеженными, будто осыпанные серебром. В лютые морозы стволы и ветки трещали. Некоторые обламывались. Вместе с корой летели вниз. А там снова весна… И всё повторялось сначала…
Варта. Ты серьёзно?
Барта. Вполне.
Варта. Это всё ты услышала, слушая песню костра и ветви поделились с тобой…
Барта. И со мной поделились… И с тобой… И с нами вместе… Не жадничая. Когда от тебя останется серый пепел, жалеть о чём-либо смысла нет.
Варта. Чем это ты объелась, дщерь заблудшая, что речи ведёшь такие странные?
Арта. Грибами.
Варта. Мы их все ели. Я в порядке. (Тычет себя пальцем в грудь.) Арта – тоже. (Палец указывает в её сторону.) А вот что с тобой, Барта, непонятно. Сморозить такое на трезвую голову, ещё попотеть надо – сучья из костра с ней говорят!
Пауза.
Варта (клюкой бьёт в костёр). Долой сонливость, дщери мерзкие! Не клевать носом, дщери ленивые!
Арта и Барта дёргают головами.
Варта. Арта!
Арта. Дай же ты вздремнуть чуток!
Варта. Маленькая собачка в старости щенок. Барта!
Барта. А!.. Чо…
Варта. Дразнили в детстве каланчой. Что за тоска собачья! (Шевелит клюкой уголья в костре.) Арта, хворост остался?
Арта. Да куда бы ему деться.
Варта. Тащи скорей.
Арта уходит, ковыляя. Возвращается с охапкой сухого хвороста.
Варта. Бросай всё в костёр.
Барта. Не многовато?
Варта. Топлива костру мало не бывает. Дай и мне сучьев, Арта, дщерь скупая. Внесу и я свою лепту в доброе дело. Ух, как взвилось пламя. Почти до небес! Кто помнит, как мы в детстве говорили во время одной игры?
Арта. Игр много было.
Барта. Какой именно?
Варта. Повторяем за мной, дщери беспамятные.
Говорят, в унисон. Гори, гори ясно, чтобы не погасло, чтобы все немочи ушли вместе с ночью.
Арта. Брюхо урчит. Голодное брюхо.
Барта. Сытое брюхо к учению глухо.
Арта. Ничему учиться не намерена. К чему нынче эта роскошь – учение… Ха!.. Хвала хрустальным небесам и бриллиантам звёзд, что начала понемногу забывать, что знала.
Барта. Пустая голова (стучит себя ручкой клюки по лбу) всему беда.
Варта. Что правда, то правда. Всюду беда. Хоть открывай или закрывай ворота. Подкрепиться, всё же, нужно. На грибах до рассвета не протянуть.
Барта. Если только ноги.
Арта (мечтательно). Ой, подруженьки, как сейчас вижу: летнее раннее утро, солнце сквозь занавески лучиком нос мне щекочет. Я вся такая заспанная потягиваюсь в постели. Вставать нисколечко не хочется. Слышу, мама зовёт: просыпайся, мой колобочек! Соскакиваю с кровати. Водой из кувшина, остывшей за ночь, споласкиваю лицо. Босиком лечу в столовую. Возле стола стоит бабка-стряпуха, улыбается. Спрашиваю: чем потчевать будешь? Отвечает: оладушки с яблоками с взбитыми сливками с свежей малиной утреннего сбора. Вкусноти-и-ища!..
Варта. У нас всё было скромнее. Отец военный. Быт толком никогда не налажен. Только-только обживёмся на новом месте в одном гарнизоне, отца переводят в другой. Как бы то ни было, трудно и тяжело доставать продукты, мама всегда старалась что-нибудь вкусненькое из имеющегося приготовить. И ведь выкручивалась, как могла! Но вот не в обиду ей будет сказано, простите маменька и папенька, в солдатской столовой еда мне больше нравилась. Простая. Сытная. Вкусная. Придёшь в столовую. Зайдёшь на кухню. Повара важные все такие, в накрахмаленных белых кителях ходят, на голове белые отутюженные колпаки. Все улыбаются. Приветливо здороваются. Спросят, чего хочу. Отвечу, всего. Наложат мне от с горкой солдатской «шрапнели» с тушенкой. Наемся от пуза.
Барта. Чего наложат? Какой «шрапнели»?
Варта. Шрапнелью солдаты называли перловую кашу.
Барта. Перловка… Фу, какая гадость!
Арта. Ты хоть раз её ела?
Барта. Упаси милостивые боги небес, восхода и захода солнца!
Варта. Твоё пренебрежение понятно: ты никогда не ела превосходно – перфекто! – приготовленной перловки. Заметь, некоторые кулинары считают её кашей всех каш. Не брезгуют ею короли и цари и прочая челядь. Язык проглотишь, пальчики оближешь – говорят впервые отведавшие её.
Барта. Если повар солдатский сумеет…
[justify]Варта. Будь уверена, дщерь пресыщения, армейские повара готовят не хуже разрекламированных поваров, чьи стены украшают яркие дипломы с сертификатами и прочими цацками, до которых они охочи не менее, чем любой прихлебала у