нечего, и давай он, поэт будто, а не учёный, сравнивать её с распустившимся свежим цветком, под стать фамилии. То ромашкой она ему причудится, то хризантемой, то розой.
Поле было неровным, и к полудню все студенты, кто раньше, кто позже, постепенно скрылись за длинным пологим холмом, оставляя после себя мешки с картошкой. А уважаемый преподаватель как присел на бугорок, что выше дорожной колеи, так и сидит, как уставился мечтательным взором на горизонт, так и глядит куда-то в широкую даль. И что он видит вдруг – вышагивает к нему по грядке его избранница – то ли ромашка, то ли хризантема, то ли роза. Не спеша, грациозно запинаясь о кочки, и… чёрт возьми, без ведра. Пышные волосы, в правой руке косынка, в левой какой-то стебель с большими пожухлыми листьями, а ведра нет. «Предупреждал, ведь! – разозлился Фёдор Лопухин и встал в административную стойку. – Ну, куда она его дела! Сейчас я ей дам вот!» И, когда та, в которую он так внезапно и романтически влюбился, подошла к нему, он задал ей абсолютно необъяснимый и обескураживающий для обоих вопрос:
– Ты почему без цветка?
– А там, с краю, одни лопухи растут, – жалобно произнесла в ответ девушка и показала философу образец соответствующего растения. – Мне какая-то соринка в глаз попала, посмотрите, пожалуйста.
Фёдор Лопухин посмотрел, ничего не увидел, сказал, что всё лечится поцелуями и действительно нежно, чуть дыша, поцеловал избранную представительницу воображаемого оранжерейного мира в трепещущие реснички…
Сорок лет минуло уж. А он всё спрашивает у жены иногда, особенно в погожие сентябрьские денёчки, почему она без цветка и покрывает при этом её смеющиеся глазки благодарными поцелуями.
* * *
Рога и копыта
Месяц назад поженились и на тебе – тёща разводится. Попросила зачем-то дочку приехать, будто без неё в загс не пустят. А дочка – жена моя, наивная и доверчивая, как ребёнок. На тринадцать лет моложе меня. Не знает ещё, какими мужики могут быть хитрыми и коварными. Заболтают, выпить дадут, попробовать вроде, угостят чем-нибудь вкусненьким, опять рюмочку, приобнимут слегка, а потом… Хорошо, что я у неё не такой. Никогда бы не стал приставать с плохими намерениями к незнакомой девушке.
Заходим, значит, на Казанском в купе, а в нём уже трое сидят. Молодые, здоровые, улыбаются по-армянски. Конечно, поезд ведь в Сочи идёт, где у них все свои. Один аж засиял весь. Вскочил, сумку с поклажей выхватил у меня, на полку поставил. А жену мою сладострастненько так на место усадил. Чуть ручку ей не поцеловал, иуда. Двое других тоже засуетились. А на столике, вижу, коньяк стоит, шоколадочка рядом.
Не помню я, как в метро очутился, как до Выхино доехал, как в квартиру вошёл. Откуда только берутся эти тёщи. Купаться она, видите ли, не может без супруга. С дельфинами может, а без мужа никак. А тот на балконе сидит с утра до вечера, курит, как паровоз. Чёрное море грязное, говорит. Как будто Белое чище. Вот что с ней сейчас происходит? Это я сейчас о жене уже. Содом и Гоморра! А впереди ночь. Боже ж ты мой, Калигула отдыхает! От армян этих всего ожидать можно. Те ещё петросяны. Так рассмешат, что не только рога, но и копыта вырастут!
Вот влип, так влип! Чёрт-те что в голову лезет. Несчастный я человек, кончился мой медовый месяц! А с ним, похоже, и жизнь моя. И всё из-за этой тёщечки злополучной. Представить страшно, что там сейчас в купе твориться! Закрыли дверь на защёлку и всё. После такого нам уже не быть вместе. Прощай, милая. Разошлись наши пути. Тебе – в вечный порок, а мне – в вечное разочарование. Напьюсь, точно напьюсь, как сантехник. Одну муть другою залью.
На следующий день звонок из Сочи.
– Ты почему не отвечаешь? – спросила она.
– А ты звонила? – ответил я вопросом и посмотрел на пустую бутылку.
– Несколько раз. С тобой всё нормально?
– Со мной да. А как ты доехала, как попутчики?
– Отлично. Очень вежливые ребята попались, врачи из Бурятии. На какое-то совещание в Рязань ехали. Через два часа вышли. А потом бабушка одна подсела и женщина, болтунья ужасная. Так и ехали втроём всю дорогу.
Они втроём, буряты втроём, а мне тридцать три уже. Возраст Христа. Я проповедовать должен, а не водку пить без причины и без закуски. Не ревность это, а чертовщина какая-то. Никогда больше не буду представлять себе то, чего сам не вижу. Вот смотрю в зеркало и не вижу пока никаких рогов с копытами.
* * *
Стихоплёт
Лето в разгаре, субботнее утро. Выходим из подъезда погулять в лесочке. Таких лесочков на окраинах Москвы почти не осталось. Навстречу соседка с чумазой болонкой.
– Здравствуй, Маша! – приветствуем её, не собаку, конечно. А жена ещё и спрашивает. – Чего-то вы сегодня рано?
– А у меня часы остановились в полночь, – отвечает Маша.
– Часы у неё одни, что ли? – с удивлением произнесла жена, когда дверь в подъезд плотно захлопнулась.
– Действительно, – согласился я с законным недоумением жены. Хотя точно знал, сколько часов у соседки. И правильно воспринял её зашифрованное сообщение о том, что она очень ждёт меня сегодня в двадцать четыре ноль-ноль. Будто в одной разведшколе учились. Но я и о жене не забыл.
– Ты помнишь, что у нас сегодня день любви? – строго спросил я. – Раз в неделю вынь да положь.
– Помню, – ответила жена. – Куда от тебя денешься. Только ты мне частушки свои пошлые в этот день не читай по дороге, пожалуйста. Ненавижу поэзию низкого уровня.
– Постараюсь, – пообещал я и тут же гордо продекламировал:
Может, я и стихоплёт
Никому не нужный,
Но частушка так и прёт
Вырваться наружу.
– Пусть прёт, я не против, – согласилась жена. – Лишь бы не пошлая. Ну и бюст у Машки! Везёт же дурочкам. Пока молодая красиво, конечно. А в старости как выглядеть будет?
Комментировать вслух умственные способности соседки и размер её груди я не стал. Особенно умственные способности, которые меня никак не волновали. А по поводу размера не удержался и выдал всё-таки:
В голове у Маньки муть,
Тина, глина и песок,
Но зато такая грудь,
Что как блин один сосок.
– Опять ты за своё! – недовольно воскликнула жена. – И собаку стричь надо, заросла совсем. Где нос, где хвост? И мыть надо, шерсть грязная.
Я покумекал слегка, поэтически о прозаическом, и ещё через полчаса опять отчеканил:
Заявила вдруг блоха,
Что у Маньки шерсть плоха,
Я ж с ней не согласен,
Внешний вид прекрасен.
– А это о чём! – пуще прежнего рассердилась жена. – Ты же обещал.
– А зачем ты о шерсти заговорила, – упрекнул я её в оправдание. – И про то, что мыться надо. Вот мне и пришло на ум.
– А ещё что на твой пошлый ум пришло?
– Извини, конечно, но ты снова сама напросилась:
Не растёт морошка
На полях Кубани,
Не домыл немножко
Ванька Маньку в бане.
– Мужик называется, – ехидно заметила жена. – Зачем тогда жену в баню приглашать!
– А у тебя приличный ум, да? – уличил я супругу.
– С кем поведёшься, – обречённо вздохнула она и повернула обратно домой.
На другой день, и тоже рано утром, жена заходит на кухню, видит меня с ручкой, с листочком бумаги и спрашивает:
– Что пишешь?
– Настоящее лирическое стихотворение, почти как у Пушкина, и даже созвучно с ним! – похвалил я себя. – Пришлось записать, потому что больше четырёх строчек не запоминается. Это не пошлая частушка, а поэзия высочайшего уровня. Будешь слушать?
– Давай.
– Даю:
Дерутся лоси на опушке,
Рогами тычут прямо в лоб.
А я лежу на раскладушке,
Передохнуть немного чтоб.
Жена храпит на мятом ложе,
Соседка-дура в гости ждёт.
Зачем мне получать по роже,
Я ж не сохатый идиот!
* * *
Установка на сон
Два давних друга, этакие новые разночинцы, встречаются по субботам в кафе на Арбате. Благо, живут недалеко оба. Одного зовут Станислав, другого Георгий. Обоим под пятьдесят.
– Что-то ты исзевался сегодня весь? – заметил Станислав. – Того и гляди, графин проглотишь.
– Сплю плохо, – пожаловался Георгий. – Зимой ночи длинные, темно, а я неделю уже в пять утра просыпаюсь. Можно даже на часы не смотреть, минута в минуту. И днём поспать не получается. Не знаю, что делать.
– Я знаю, кто знает, – уверенно заявил Станислав. – Знахарь один, Васька-печник. Он в области живёт. Пару лет назад я его через знакомых от незаконного предпринимательства отмазал. Печки без разрешения клал. Я ему позвоню сейчас.
– Да подожди ты! – запротестовал Георгий. – Какой ещё Васька-печник?
– Настоящий.
– Но у меня же нет печки.
– Зато есть проблема со сном. А у него очередь из страдальцев всяких. Был печником, стал знахарем.
– И тоже без разрешения?
– Не сомневайся, людей он лечит также хорошо, как печки кладёт. И не остывают, и не дымят.
– И как же он лечит? – хотел было засмеяться Георгий, а сам, зажмурив глаза, зевнул в очередной раз. – Кирпичом по башке бьёт, что ли?
– Ну, что за шутки! – возразил Станислав. – Он просто советует.
– Ну, например?
– Пожалуйста. Храпел я жутко, жена наушники надевала, а сосед в стенку колотил. Звоню Ваське. А он и говорит, на спине больше не спи, на живот переворачивайся.
– И что, помогло?
– Ещё как!
– И в чём секрет?
– Оказывается, когда ты спишь на спине, то яйца-то западают, и тяги нет.
– Ну, знаешь, это просто анекдот старый, – махнул рукой Георгий.
– Возможно, – согласился Станислав. – Но помогает же. Или вот другой пример. Про жену. Медведь, говорю, каждую ночь ей снится. Огромный, лохматый, когти, как грабли. Набрасывается на неё, и она вскакивает.
– Что вскакивает?
– Жена, говорю, вскакивает с постели.
– И что?
– Так вот, Васька и посоветовал. Когда, говорит, медведь нападёт снова, пусть она выставит перед ним большой лист фанеры, он фанеру когтями пробьёт, а ты с обратной стороны эти когти-то молотком и загни.
– Чушь собачья! – разочарованно произнёс Георгий. – А где она фанеру возьмёт? И молоток откуда? И ты рядом на животе лежишь?
– Ты что, дурак! – искренне удивился Станислав. – Это всего лишь установка такая на сон. Подумаешь заранее об этом, оно и приснится.
– Это ты дурак, если какому-то деревенскому знахарю веришь!
– Не верю. Но медведь её больше не беспокоит, и спит она, как убитая. Я даже на спину переворачиваюсь иногда. Короче, думай, что хочешь, а я звоню ему.
– Кому, медведю?
– Алло!.. – Станислав позвонил всё-таки печнику, выслушал его внимательно и сказал другу: – Значит, так. Перед тем, как лечь спать, переведи все часы в доме на два часа вперёд. И будешь просыпаться не в пять, а в семь. Так Васька велел. Понял?
– Иди ты! – послал его в сердцах Георгий. – С таким невеждой и пить-то противно.
– Я-то пойду. Тем более, что мы уже всё выпили. Но завтра я специально явлюсь и проверю.
В воскресенье, ровно в десять часов утра, дверь Станиславу открыла жена Георгия.
– А Жора не вставал ещё, – с тревогой доложила она – Представляешь, время двенадцать, а он спит себе, как медведь в берлоге.
– Ничего страшного, – успокоил её Станислав. – К весне обязательно проснётся.
* * *
На болоте
И в энской области встречаются болота. Особенно в одном из восточных районов. Там-то вот и подались в лес трое друзей-пацанов, лет по двенадцать. Забрели в какую-то чащу, миновали её и вышли к широкой яме. Вода в ней тихая, тёмная, ни лягушек, ни жуков-плавунцов.
– Ну-ка,
| Помогли сайту Праздники |