На дворе была середина июля. Солнце стояло в самом зените. На заднем дворе поселкового магазина сидел и страдал от похмелья Охлыня Петрович. Вообще-то все окружающие звали его Охламон, но Охлыней ему больше нравилось. Настоящего его имени не помнил ни он сам, а и вообще никто. Раскалённое солнце иссушило не только внутренности Охлыни, но и даже его вечно потные носки, на которые были надеты сланцы. Поля его летней шляпы в сеточку были печально опущены. В иссушенной голове бродили слабо дышащие иссушенные мысли.
- Что, Охлыня, страдаешь? - перед ним стоял маленький мужичок. Невысокий, с подростка, но одет как взрослый. В картузе, с рыжими волосами и небольшой рыжей бородёнкой.
- Вчера тебя бывшая тёща Инна Марковна чекушкой угостила за то, что ты помог ей два ведра слив до рынка донести. Как же ты сумел к вечеру до чертей напиться?
Охлыня только махнул рукой, вернее отмахнулся кистью.
- Понятно, - раздалось в ответ, и в тот же миг в руке у Охлыни вдруг оказалась холодная бутылка пива.
Схватив её двумя дрожащими руками, тот мгновенно сковырнул зубами пробку и припал к горлышку. Секунд через десять всё было кончено. Охлыня длинно рыгнул и тяжело дыша блаженно откинулся спиной к парапету магазина.
- Ну что, полегчало? - рыжий мужичок продолжал его буровить узенькими хитрыми бегающими глазками.
- Кто такой и чего надо? - расслабленно спросил того Охлыня.
- Да чёрт я! - ответил мужичок, и, увидев удивление Охлыни, продолжал скороговоркой, - Да ты не боись — я не из пекла, а свой собственный. У меня и папа Чёрт и мама Чертовка, то есть я натуральный Чёрт Чёртович. Ты намедни пьяный раз двадцать чёрта помянул, пока домой не приполз. Я ещё вчера пришёл, да ты уже никакой был, до чертей допился. А пекла я и сам не люблю. Жарища там, как у вас, ну может чуть меньше. Да и работать заставляют: дрова таскать, котлы чистить, грешников жарить… А я работать как и ты не люблю - я шалить люблю. Вот меня на каникулах к людям и направили научиться настоящие подлости делать. Да ты на личину мою не смотри. Я могу хоть ребёнком-проказником оборотиться, хоть красной девицей, что парням мозги крутит, а хоть и старухой-самогонщицей. Маманя меня то «бесово отродье» называет, то «бесёнышем», а папаня ничего — молчит. Значит, не от беса я. Да и не люблю я их — этих бесов! Шумные, суетливые, а подлить по-настоящему, как люди, не умеют. Шушера сплошная.
- А от меня-то что надо? - недоумевал Охлыня.
- Слушай! Научи меня настоящие гадости делать? - взмолился Чёрт Чёртович, - А я тебе что хошь! Выпить — всегда пожалуйста! И без похмелья! Твори что хошь — не поймают! Денег надо — сделаем!
- Так а почему я именно? С чего ты взял, что сам я на это способен? - продолжал удивляться Охлыня.
- В методичке по домашнему заданию так написано: «Для занятий требуются люди морально неразборчивые, готовые к самым неблаговидным поступкам и дальнейшему нравственному падению вплоть до преступления». Так что лиха беда начала! Выйдет из тебя негодяй, ещё и меня научишь! Прославишься! В газетах о тебе напишут только хорошее! Комар носа не подточит!
- Нууу… не знаааюю...
- А что тут знать? Наливай да пей! - с этими словами в руках у Охлыни появилась бутылка водки «Немирофф».
- Уговорил, чёрт красноречивый! Согласен я! - повеселел Охлыня и потянулся было срывать пробку.
- Погоди пить, сначала договор подпишем, - осадил его Чёрт Чёртович.
- Да я чуть-чуть. Чего подписывать, когда у меня руки трясутся? - Охлыня мгновенно свернул пробку и сделал несколько больших глотков из горлышка, ополовинив бутылку.
- Ну как, поотошёл? Подписывай! - рыжий сунул Охлыне чистый лист.
- Так тут же ничего нет? - оторопел Охлыня.
- Извини, поторопился. Слишком уж ты телишься с похмела, - рыжий встряхнул бумагу, и тут же на ней проступили буквы договора.
- Ну и ухарь! - усмехнулся алкаш, - так может ты мне и авторучку наколдуешь?
- Такие договоры у нас принято кровью подписывать, милейший.
- Предлагаешь нос тебе расквасить?
- Своей кровью!
- Неее, я себе нос разбивать не согласный! - затряс головой Охлыня.
- Да зачем нос?! Палец проколи, выжми капельку и придави бумажку — вот и всё! - с этими словами Чёрт подал Охлыне обшарпанный значок «Ударник коммунистического труда».
- Кхе-кхе… ударник, говоришь.., - с этими словами Охлыня морщась проколол палец и прижал его к договору, - ну вот — готово! - теперь я могу допить?
- Теперь ты даже сам не представляешь, чего можешь! - начал было рыжий, но Охлыня его уже не слушал. Он снова припал к бутылке, но глотал уже не жадно, как голодный младенец, а с достоинством лорда прихлёбывал из уже нагревшегося горлышка.
Но с каждым глотком его физиономия становилась всё более недоумённой:
- Вот чёрт! Ничего не понимаю!
- Ась? - тут же возник рядом рыжий, - какие-то жалобы, замечания есть? Или водочка не того?…
- Да сам не пойму! Вроде бы и водка та, а по мозгам не цепляет?
- Я же тебе обещал без похмелья? К тому же ты мне сегодня ещё трезвым будешь нужен — Героя из тебя буду делать. Готовься машину тушить.
По трассе через посёлок неслась легковушка. Перед магазином она вильнула в сторону, завертелась юзом, врезалась в угол магазина и загорелась. Выскочивший из-за магазина Охлыня схватил пластмассовое ведро, выпавшее из машины и, наполнив его у стоявшей рядом водоразборной колонки, выплеснул содержимое на автомобиль. Затем он увидел в раскрывшемся багажнике огнетушитель. Через минуту он уже заносил в магазин девочку-подростка. Передав её на руки продавцам, он по очереди вытащил из машины всех. Когда он последним занёс водителя, раздался взрыв…
На следующее утро Охлыня грустно пил чай у себя не кухне, и сквозь открытое окно, он увидел, как пойдя через калитку через заросший палисадник к его дому направляется участковый..
- Доброе утро, Филимон Петрович! Рад сообщить вам, что вы награждены медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» четвёртой степени. И там, - палец участкового указал наверх, - тоже решается вопрос о дополнительном поощрении.
- Значит, Филимон, всё-таки, а не Охламон?
- Ну так извини, сам виноват. Сколько я с тобой валандался? Людям ведь рот не заткнёшь! Да, и… ну ты бы хоть прибрался что ли у себя? Огород травой зарос, дома — чистый свинарник! Даже крысы не водятся — жрать нечего. А к тебе ведь из газеты приехать собирались, на радио грозились интервью брать. Может и телевидение подъедет. А тут паскудство какое-то!
- Вот чёрт! Ну же и вляпался я! - подумал Охлыня-он же Филимон, когда участковый ушёл.
- Что угодно-с? - с манерами официанта возник ниоткуда рыжий.
- Поллитру давай!
- Да хоть килограмм!
- Твоего шмурдяка хоть ящик выпей — не окосеешь! - заворчал Филимон.
- Всё согласно договора. Обещана водка — пожалуйста! Обещана слава — извольте! А вот про окосеть там ни слова.
- Я так я не согласен, я выпимши был, когда подписывал.
- Поздно! Кровью подписано. И предупреждаю: выпьешь на стороне — пеняй только на себя. Я тут не помощник.
- А что на счёт денег?
- Сколько надо и когда?
- Много и вчера.
- Помнишь, твоя бывшая тёща с почты лотерейные билеты принесла? Ещё смеялась, мол внукам оставлю играться?
- Да не помню я! Вроде чего-то было.
- В доме они у тебя. Снеси в банк и проверь.
В тот же день Филимон принёс домой целую охапку денег. Вечером он пил в одиночку на кухне. Чёртова водка как обычно не дурила. Филимон уныло смотрел в окно на участок соседнего дома. Там, высоко задрав пятую точку, ковырялась на грядках соседка Лёлька-колхозница. Её так прозвали за её неуёмную тягу к огороду, являвшемуся единственным источником её дополнительного дохода, хотя она и таскала из лесу корзины ягод, грибов или орехов. Лёлька склонилась над грядкой, одной рукой отгоняя мошкару, уже проявившеюся под вечер. Одетая с утра в голубой купальник, Лёлька не комплексовала перед соседями не смотря на возраст и за целый день так и не переоделась.
- А так-то бабец ещё пригодная к употреблению. И жира нет, и вынослива, как ишачка. Правда, жопа у неё стрёмная, уж больно тоща — обрезаться можно, а так потянет с пивом, если посолить, - отмечал про себя Филимон, - да к тому же разведёнка со стажем.
И тут ему в голову пришла идея!
- Привет, соседка! Дело есть — подь к забору, позвал Филимон.
- Ну привет, а выпить нет! - с ходу осадила Лёлька.
- Да я же по делу, а не про выпить, - досадливо отмахнулся Филимон.
- Ну так излагай, - соседка кокетливо упёрла кулачки в бока.
- Участок у меня запущен — траву бы выдрать надо. Я заплачу сколько скажешь.
- Ты-ы-ы? - недоверчиво протянула Лёлька, - Некогда мне. Завтра думаю на базар свежую зелень снести, пока она в цене. Так что наверное до вечера простою.
- Да считай, что продала уже! Я у тебя всё куплю. И траву убирать помогу — только выдери! - Филимон сам удивился собственной щедрости.
На следующее утро он только успевал вытаскивать охапки уже пожухлой травы на компостную яму. Лёлька припёрлась в полпятого, и, когда полусонный Филя вышел на огород, половина была уже выполота. Нагибаясь за каждой охапкой травы, он всё чаще смотрел на ягодицы соседки.
- Да не.., вполне пригодная жопа, - думал он, - вблизи не такая уж и стрёмная, а вполне приемлемая.
Ещё до десяти утра всё было закончено, и соседка зашла за расчётом.
- Ух ты! Ты не банк часом ограбил? - загорелись глаза у Лёльки, когда она увидела деньги, - мож тебе и в доме заодно прибраться?
- А пожалуй! - согласился Филимон….
К вечеру он не узнал своей берлоги! Она блистала чистотой и даже казалось стала шире. Исчезла паутина в углах и горшки с засохшей геранью с подоконников. Печка была заново побелена, а стёкол в окнах вообще было не заметно. Выстиранное бельё уже высохло на верёвках во дворе. В доме пахло свежими щами и чистотой
- Да, великое дело сделано, - Лёлька обвела взглядом результаты своего труда, - может отметим это дело? Поди-ка не забыл ещё мою самогоночку? На лесных ягодах гнала, чай не химия.
- Неси!
После второго стакана Филимон почувствовал знакомую до боли пустоту опьянения, уже предвкушал привычную тяжесть в голове и тошноту милого похмелья. Когда соседка застилала постель свежим бельём, он не выдержал, толкнул её на кровать и решительно задрал юбку….
Филимон лежал в кровати и курил, задумчиво глядя в потолок. Лёлька прижалась к нему всем телом.
- Слушай, Филя, ты бы не курил в постели-то? Не люблю я этого, да и пожар может быть. А всего лучше новый дом построить! Каменный! Двухэтажный! Денег-то у тебя хватит! Наверху спальня, а тут гостиная. Там вот мы комод поставим, а тут — шифоньер..
Филимон проснулся от стука в окно. Опять этот неугомонный участковый! Хмурый и невыспавшийся он вышел на крыльцо.
- Гляжу, ты за ум взялся? - похвалил участковый, оглядев придомовую территорию.
- Лёлька — соседка помогла. Целый день тилипались.
- Вот я на счёт её и зашёл. Вы когда с ней расстались?
- Вечером вроде. Перебрал я, не помню.
- Она хоть домой пошла?
- Вроде домой. Не помню я —
Помогли сайту Праздники |