Вавилон: Падение Империи.

наяву. Я стоял ближе, чем полагалось.  Я видел все.                                                                                            
- Сколько мы бросили туда? — спросил он.                                                                                        
- Троих, господин мой — ответил я.                                                                                                  
- А я вижу четверых… — прошептал он.                                                                                              
- И четвёртый — словно Сын Божий...                                                                                                        
Мы наблюдали, как они ходили в пламени, словно гуляли в кедровом лесу. Их не касался огонь. Он будто отступал перед ними. Царь подошёл к устью печи, и я услышал дрожь в его голосе.                                                                                                                                            
- Седрах! Мисах! Авденаго! Слуги Бога Всевышнего! Выйдите!                                              
И они вышли. Я поклялся бы на чем угодно, что запаха дыма на них не было. Их волосы, одежды, лица — всё было таким же, как до пламени. Только взгляд их стал глубже. Наступила тишина. Я услышал,
как  Навуходоносор произнёс:                                                                      
- Благословен Бог Иудеев. Он спас их, потому что они не покорились мне. И теперь... никто не смеет хулить этого Бога!                                                                                                                                
Их возвысили. Им дали власть над городами.                                                                                                        
А я долго не мог уснуть той ночью. В голове звучал только один вопрос:  что это за Бог, который спасает от огня, и выводит без ожога? Я  думал о том, если бы стоял рядом с этими юношами — смог бы
я тоже не поклонился золотому идолу?

Глава четвёртая

(Рассказ Даниила)
Где сама ночь склоняется над Вавилоном, а Навуходоносор во сне видит срубленное дерево.

Я был тогда  молодым, но уже понимал — не всегда опасность кричит. Иногда она приходит во сне. И если вы думаете, что сны — просто трепет человеческого ума, вам никогда не снилось то, что видел
Навуходоносор. Я помню ту ночь. Вавилон был спокоен, как дремлющий зверь. Воздух висел, как дым, а звезды, казалось, смотрели вниз внимательнее обычного. Вдруг меня разбудил гонец:                                                                                    
- Царь велел собрать мудрецов. Он видел сон. И боится.
Навуходоносор был один. Он не был напуган, скорее встревожен. Как человек, который уже видел вещий сон, он понимал: ему явилось нечто неизбежное. Он рассказал:                                                                                                                                                                                                  
- Мне снился кедр. Великий, необъятный. Высотой до неба. Он укрывал своими ветвями весь мир. Под его тенью отдыхали звери, на ветвях гнездились птицы. Ветви простирались от востока до запада.
И вдруг — с неба сошёл Страж. Ангел, но не светлый. Его голос был, как металл. Он закричал: «Срубите дерево. Срежьте ветви. Сбросьте листву. Пусть звери убегут, и птицы улетят. Но корень оставьте,
закуйте в кольца из железа и меди. И пусть сердце его станет звериным. Семь лет пройдут над ним, пока не узнает: Всевышний владеет царством человеческим и даёт его, кому пожелает»!                                                                                                                                      
Царь умолк. Его голос дрожал не от страха — от предчувствия. А я, Даниил, стоял перед ним. И молчал. Этот сон был не как прежде — не образ, не тайна. Это был приговор. Я чувствовал, как что-то
незримое проходит рядом, не дух, не ангел, но само Божье присутствие.                                                                                                          
- Говори, сказал царь.                                                                                                                                    
- Я знаю, ты знаешь ответ. Твой Бог открыл тебе истину!                                                                    
Я сказал:                                                                                                                                              
- Дерево — это ты, царь. Ты возвысился, и твоя власть простирается до краёв земли. Но над тобой изречён суд. Тебя изгонят из общества людей. Ты станешь жить среди зверей, питаться травой, как вол.
Роса будет твоей одеждой. Так будет семь лет, пока ты не признаешь: есть, Тот, кто выше тебя. Царь внимательно слушал, не проронив ни слова. В его глазах блеснуло что-то далёкое. Страх?
Или хуже — гордость и величие?                                                                                                  
А я добавил:                                                                                                                                                              
- Послушай! Удали грехи. Прояви милость к бедным. Быть может, твоя власть ещё продлится...
Он кивнул, но я знал, что сердце его осталось прежним.                                                                      
Прошёл год. Ничего не происходило. Как будто небо давало Навуходоносору ещё шанс. Казалось, что Бог долго терпит. В поведении Навуходоносора ничего не изменилось. Но, в одно прекрасное утро....                                                                                                                                
Я  увидел его тогда, стоящего на балконе своего дворца, смотрящего на просыпающийся Вавилон. Солнечные лучи переливались всеми цветами радуги, отражаясь от золотых крыш храмов. Его глаза сияли,
как огонь.                                                                                                            
- Не моя ли это великая держава? — сказал он.                                                                                                              
- Не мною ли она построена? Не с моей ли руки всё это  великолепие?                                                                                                                                                                                                              
И в этот миг неземной голос раздался с неба: «Навуходоносор! От тебя отнято царство. Отныне ты не человек. Семь лет ты будешь жить с полевыми зверями, пока не признаешь: Вседержитель один
управляет судьбами мира». Я был там. Я видел, как великий царь рухнул. Как будто из него вынули душу, оставив только тело. Он сбросил одежду, выбежал из дворца и скрылся. Никто не мог остановить его.
Он ушёл в лес, в траву, в забвение. Семь лет он не говорил, не носил одежды. Ногти его отросли, как когти у птиц. Волосы спутались, как мокрое перо. Он ел траву, бегал среди деревьев,
но иногда замирал, поднимал голову и смотрел в небо, будто ждал разговора. А небо молчало.                                                                                                                                                                        
Я не знаю, как это случилось, но на седьмую весну, он поднял глаза. Просто поднял, и заплакал. И его лицо изменилось. Оно прояснилось. На лице снова был разум. В глазах блестели слёзы. Он вернулся.                                                                                                                                
Он пришёл во дворец. Босой, обросший, но в глазах был свет и покой.  Я никогда не видел таких сияющих глаз!                                                                                                          
Навуходоносор сказал:                                                                                                                                                                                                                        
-Теперь я знаю, что Бог Всевышний, Царь небес  смиряет тех, кто ходит в гордости. А слава — не моя. Она — Его.                                                                                                                                
Народ увидел, как человек, потерявший себя, обрёл большее.
А я, бывший свидетелем, говорю тебе: не строй башен в небо, если не склоняешь головы к земле перед Творцом.
                                                     
Глава пятая

Где стена начинает говорить, и Вавилон — исчезает навсегда.
 
Я был там. Я видел всё своими глазами. 12 архасамна.  Ночь была душная, предгрозовая. Ветер приносил странный запах,  не дыма, не ладана — запах конца. Никто ещё не знал, что Бог отмерял для великого
государства последние  часы. Никто… кроме стены. Царь Валтасар устроил пир. Не просто пир — демонстрацию. На столах были кубки из золота и серебра, те самые сосуды, которые когда-то Навуходоносор,
его отец, взял из Храма в Иерусалиме. Их хранили долго. Но Валтасар решил, что страх давно умер. Он велел вынести их, и пить из них вино, смеясь над Богом покоренного народа.                                                                                                            
Был ли он пьян? Да. Но не вином — властью и вседозволенностью. А это дурман хуже любого вина. Мой стол стоял в зале у входа. Он стоял на возвышении, и я мог наблюдать за всем залом. Я был писцом,
по долгу службы, долженствующий вести перечень гостей и писать историю. Но в ту ночь я ничего не записал. Сотни огней отражались в золоте. Женщины — наложницы, певицы. Танцоры танцевали между столами.
Великие мужи Вавилона пировали. Громко кричали, перебивая друг друга, чокались и насмехались над всем, что ещё напоминало о чужом Боге. И тут... Сначала стало слишком тихо. Как будто звук покинул зал.
Будто пришла беда. Было слышно, как  потрескивают свечи, да огонь в очаге. Казалось, музыка застыла в воздухе, как натянутая струна.
А потом все увидели это.                                                                                                                                                                                        
Рука.                                                                                                                                                                                
Без тела. Без лица. Без дыхания. Просто рука — белая, сухая, как вырезанная из мрамора  появилась из воздуха и начала писать на стене. Писала не чернилами, а светом. Я слышал, как скрипел камень
под её прикосновением. Строка за строкой, оставляя в камне глубоко высеченные буквы. И тогда… Ох, тогда весь зал захлебнулся в молчании. Музыка окончательно  умерла, бокалы упали. Один из сановников
сбил подсвечник, и свечи посыпались на мрамор, как звёзды с обрушенного неба. А Валтасар… Валтасар побелел как пепел. Колени его задрожали. Из сильного смелого мужчины он превратился в  подростка,
которого ждёт наказание. Я видел, как он схватился за трон, но тот будто оттолкнул его. Царь не мог говорить.                                                                                                                              
- Призовите гадателей! Магов! Колдунов! — прохрипел он.                                                                    
Они пришли. Ученые мужи смотрели на надпись, и — о, как я помню их лица! Они один за другим отводили взгляд. Никто не понимал. Никто не знал. Никто не мог ничего сказать. И тогда я вспомнил о Данииле.
Ему было уже много лет. Он давно не бывал при дворе. Его почти забыли. Но когда Даниил вошёл в зал, казалось, все узнали его. Он подошёл к стене. Надпись всё ещё горела, зловещая играя огненными бликами.
Я видел, как он смотрел на неё. Как будто читал не слова, а приговор. Он повернулся к царю. И заговорил: не как придворный, не как толкователь, а как посланник.                                                                                                                                                        
- Царь, ты знал, что произошло с твоим отцом, Навуходоносором. Как он пал из-за гордости, и был отдан в руки безумия, пока не признал Владычество Божье. Но ты, Валтасар, зная это, вознёс себя выше Бога!
Ты пил из сосудов Господних, ты прославлял богов из дерева и металла, но не прославил Истинного. Потому и послана эта рука.                        
Он повернулся к надписи и произнёс:                                                                                                        
- Менé, менé, текéл, упарсин.                                                                                                                  
И объяснил:                                                                                                                                                      
- Менé — исчисленны дни твоего правления. Оно закончено. Текéл — ты взвешен на весах и найден слишком лёгким. Упарсин — твоё царство разделено и отдано мидянам и персам.  
Я помню, как он это сказал. Без крика. Без угроз. Как  судья, выносящий не подлежащий обжалованию приговор — холодно, честно, навсегда. Царь