Дорога без границ

оставшейся частью груза и скромными вещами новых волонтёров, сидела Алина. Она перебирала аптечку, пополненную в Заречном. Рядом с ней пристроился паренёк лет восемнадцати, Саша, тот самый, что подошёл к ним уезжать. Он жадно ловил каждое слово Алины о первой помощи.
— ...и главное – не паниковать. – говорила Алина, показывая ему, как накладывать жгут. – Если кровь темная, венозная, нужно давить ниже раны. Яркая, алая, фонтаном, значит артериальная. Тогда жгут накладываешь выше. Засекать время обязательно.
— Понял. – кивал Саша, старательно повторяя движения. Его глаза горели тем же огнём, что когда—то зажёгся в Алине в московской клинике. – А если… если минное ранение? Как Дениса?
— Тут сложнее. – вздохнула Алина. – Главное остановить кровотечение, не занести грязь, не двигать лишний раз. И срочно к хирургу. Как мы тогда...
Она умолкла, глядя на проплывающие мимо обгорелые поля, на скелеты убитой техники у дороги. В памяти всплыли ночной лес, паника мародёров, отчаянный блеф с рацией, тряска УАЗа под пулемётным прицелом на блокпосту. И лицо Дениса, бледное, но живое, на операционном столе, который сколотили из двух парт в классе детдома.
В кабине Максим включил рацию. Помехи, треск, но сквозь них пробивался чей—то голос.
— ...колонна "Надежда", колонна "Надежда", это блокпост "Дуб". Приём. Слышим вас. Как ваша ситуация? Приём.
Максим взял микрофон. Голос его был спокоен, но усталым. 
— "Дуб", это "Надежда". Груз доставлен в Заречное. Есть раненый, стабилизирован на месте. Потери... один. – Он сделал паузу, вспоминая погибшего водителя второго грузовика. – Двигаемся к точке "Каштан". С нами... пополнение. Трое местных. Приём.
— Понял, "Надежда". Держитесь. Дорога до "Каштана" чистая, но будьте осторожны на развязке у Мостища. Там вчера подрыв был. Приём.
— Вас понял. "Надежда" на связи.
Он положил микрофон. В зеркало заднего вида видел Ольгу Николаевну, сидящую рядом с женщиной и двумя детьми в кузове второго грузовика. Пожилая учительница показывала детям что—то в книжке с картинками, укрывая их плечи своим поношенным платком. Женщина, мать детей, смотрела на Ольгу Николаевну с немой благодарностью и надеждой.
— "Пополнение"... – пробормотал Максим про себя. Не просто люди. Новые звенья в этой бесконечной цепи помощи. Цепи, которую пытаются разорвать обстрелами, минами, страхом и предательством, но которая упрямо восстанавливается. Человек за человеком. Поселок за поселком.
Колонна приближалась к разрушенной развязке у Мостища. Как и предупреждали, дорога была изуродована воронкой, завалена обломками бетона. Максим притормозил, высматривая объезд. Саша выскочил из кузова, подбежал к кабине.
— Максим! Я тут раньше с отцом ездил! Знаю объезд! Правее, вдоль насыпи! Там грунтовка!
Максим кивнул.
— Показывай. Иди вперёд, пешком. Смотри под ноги.
— Есть!
Саша, стараясь выглядеть взрослым и уверенным, пошёл по краю дороги, внимательно глядя под ноги. Алина вышла следом, держа наготове аптечку. Их фигурки, такие хрупкие на фоне разрухи, двигались вперёд, прокладывая путь.
Максим смотрел на них, на новых волонтёров, внимательно слушавших указания Саши, на Ольгу Николаевну, успокаивавшую детей. Он вспомнил слова Алины:
"Дорога без границ. Та, что пролегает не по карте, а... вот здесь".
И понял, что она была права вдвойне. Эта дорога не только в сердце. Она в каждом, кто, встретившись с ними, решает идти дальше, нести этот груз. груз человечности через руины и страх.
Грузовики, осторожно объезжая воронку, двинулись по грунтовке за Сашей и Алиной. Дорога была ухабистой, медленной. Но они ехали. Впереди был "Каштан". Потом – другие посёлки, другие дети, другие раненые. И другие люди, которые, возможно, присоединятся.
— Дорога—то... – тихо сказал Максим, больше самому себе, глядя на убегающее вдаль, израненное, но всё же существующее полотно перед капотом. – Она кончается только там, где кончается последнее, кому нужна помощь. Или последний, кто готов её нести. Пока мы есть – она без границ.
Он прибавил газу. Колонна из двух потрёпанных грузовиков и нескольких человек, ставших не просто группой, а чем—то большим, упрямо ползла вперёд по дороге без границ, оставляя за собой не только колею на пыльной земле, но и невидимую, но прочную нить надежды. Двери кабин и кузовов не закрывались наглухо. Казалось, они были готовы принять ещё и ещё тех, кто решит, что их место именно здесь, в этой колонне.