Черная книга Инквизиции. глава XIII Ложи Маллора. прим. Дневник Ветрогона

нему.[/b]
Проблеск надежды. Его молот взлетел — и ударил, сотрясая воздух. Свет треснул, как стекло. Молот рассыпался в искры. А потом клешня Тефис-Амана прошила его насквозь. Паладин Гранис Эверсонг, хранитель присяги, пал без слова. Без крика. Лишь с сиянием, что угасло.
Ряды дрогнули. Свет гас. Я попробовал отразить магией натиск, но не было сил. Я видел, как рвались щиты, как рвались люди. Нежить хлынула, как волна. Нас смяли. Мы не отступали — нас просто больше не было.
Меня ранило в бок. Откуда — не знаю. Очнулся уже потом, когда чьи-то руки тащили меня прочь с поля. Мокрая трава. Крики. Пламя. Знамена, поверженные в грязь.
Мы проиграли.
Авангард мертв.
Морнхейн открыт.
Осталась только вера. И Келтрум, который должен ударить в спину. Если успеет."*



Из дневника Сильвара Ветрогона, Познавшего
Морнхейн пал. Нас оттеснили к хребтам Сестринских холмов. Ночь после бегства.
*"Я очнулся в шатре. Жар лихорадки еще держал меня, но чья-то ладонь была прохладна и крепка. Я открыл глаза и впервые увидел ее — Моранну. Лекарку. Волосы цвета воронова крыла, голос будто шелест осенних трав. Она не спрашивала, кто я. Просто лечила.
Поначалу я думал, что ее взгляд — всего лишь наваждение боли. Но он был реальнее магии. Она не просто затягивала раны — она знала, что я пережил. Я не спрашивал, откуда. Может, слишком боялся ответа.
Мы потеряли Морнхейн.
Келтрум хотел ударить в тыл Балладору, но не успел. Ударили они.
Ханевал с востока. Балладор — из центра. А над всеми, как гниющая корона, — Гилданус. Демон, питающийся болью мира.
Город сожжен, осквернен. Кровь течет по улицам, как вода. Морнхейн — больше не город. Это алтарь. Жертвенник.
Келтрум собрал совет. Лицо его было камнем. Он не винил нас. Винил себя. А может — судьбу. Приказ был ясен: отступаем к Ирдскому перевалу, к берегам великой реки. Там, где еще держатся Кранвельд Манудар и Сеймур Арлус. Последние бастионы Света.
Пока Восток Харадана чернеет под пятой демонов, мы еще можем дать бой.
Может, последнюю битву.
А может, первую из новых.
Моранна шепнула, когда меня уносили:
«Ты еще нужен этому миру».
И я поверил."*



Из дневника Сильвара Ветрогона, Познавшего
Путь к Ирду. Третья неделя отступления.
*"Мы движемся к реке. Дорога тяжела — не от усталости, но от вести, что несут вестники. Битвы проиграны. На юге пала Долина Мираэль. На севере сожжен Лифтем. У гор Бастель, где держались рыцари старой закалки, — прорвались культисты и разорвали сердце орденского капитула. Кровь, кровь везде.
Отступающие колонны подвергаются ударам. Один за другим, словно черные волки на севере, отряды Ханевала устраивают засады. Ловушки из мрака.
Мы теряем обозы, теряем лошадей. Иногда возвращаются выжившие — с глазами, в которых больше нет света.
Я иду рядом с Моранной.
Иногда она молчит. Иногда говорит — о травах, о снах, о легендах древности. Будто ее голос охраняет меня от того безумия, которое сгущается вокруг.
Но даже ее голос не может заглушить вопросы, что рвут меня изнутри:
Можно ли победить?
Свет — лишь затухающая искра?
Все ли предрешено?
Я вижу лица солдат. Я вижу, как умирает их вера в победу.
И если так — зачем мы идем к Ирду? Чтобы умереть не здесь, а там?
Иногда я думаю: может, Балладор был прав, сломив клятвы. Может, Тефис-Аман — ответ на слабость смертных. Может, гнев и предательство — новые боги этого мира?
Но тогда я смотрю на Моранну.
И понимаю — пока мы живы, еще не все потеряно.
Даже если остался один шаг до края."*



Из дневника Сильвара Ветрогона, Познавшего
На тракте через леса Артхала, в четырех днях пути до Ирда.
*"Засада.
Мы вошли в лес на рассвете. Туман был густ, как вуаль. Птицы не пели. Только лошади беспокойно мотали головами. Я чувствовал, как что-то ползет рядом — за деревьями, под землей, в самом воздухе. Магия вибрировала, словно струна.
Первый удар был бесшумен. Тени рванулись из чащи, вырубая передовой дозор за секунды. Мы не слышали ни крика, ни звонка стали — только хрип и шлепки тел об землю.
Затем — вторая волна. Некроманты подняли мертвых из самой земли. Люди, убитые здесь в других битвах — древние, черные от гнили и пропитанные злобой, восстали против нас.
Гранис погиб в Морнхейне. Теперь командование принял рыцарь Далрен Хал. Он держал порядок. Паладины образовали круг света, в центре — обоз с ранеными. Я вызвал бурю — огонь и лед, воздух и свет. Сотни врагов пали… но тысячи оставались.
Сражение длилось долго.
Магия жгла меня изнутри, как лава.
Моранна, не отрываясь, перевязывала раненых под дождем стрел.
Кто-то из паладинов пел гимн Свету, даже умирая.
Когда все стихло, мы стояли посреди поляны, устланной трупами — и друзей, и врагов. И я понял: на нас напали не силы Балладора. Не легионы Турамлега. Это было всего лишь… щупальце. Преддверие.
Моранна подошла ко мне.
Не сказала ни слова. Просто коснулась моей руки.
Я чуть не разрыдался от этого прикосновения.
Потому что в этом мире, где все пало — твердыни, города, идеалы — только она осталась моей правдой.
И если даже солнце падет за горизонт — я пойду за ее светом."*



Из дневника Сильвара Ветрогона, Познавшего
Подход к Ирду. Последние дни пути.
*"Чем ближе мы к Ирду — тем тише становится. Но это не мир. Это тишина выжженной земли, на которой больше не осталось голосов.
Мы встретили колонну беженцев утром, у разрушенного моста на тракте.
Старики, дети, женщины, искалеченные солдаты. Повозки, запряженные худыми волами.
Некоторые несли на спинах тела — не хоронили, не оставляли. Несли.
Говорили, что за ними шли культисты. Что деревня Эрлит сожжена. Что на полях теперь — черные знамена с обгоревшими искаженными символами Ордена Света.
Я шел мимо этих людей и чувствовал, как сжимаются кулаки.
Моранна помогала кому могла. Привязывала перевязки, делилась водой. Даже просто говорила.
Для них ее голос — будто берег, которого они уже почти не надеялись достичь.
И я снова подумал:
Если мы не удержим Ирд — все кончено. За этой рекой — нет ничего. Только море и край.
К вечеру мы достигли лагерей. Паладины Кранвельда Манудара и Сеймура Арлуса уже укрепляли западный берег. Шли приготовления к последней, отчаянной обороне.
Сотни знамен. Последние уцелевшие из центральных земель.
Впереди — сражение, которое определит, останется ли что-то от мира людей.
Я вижу, как Келтрум Аран говорит с Кранвельдом.
Я чувствую гнев Агамонда, не угасший с тех пор, как он узнал об измене сына.
Я чувствую ужас — потому что за Ирдом не будет отступления.
Я стою на холме.
Смотрю на реку, на бегущие по ней плоты с беженцами.
На закат.
И понимаю: если мы не победим здесь — победа больше никогда не придет."*



Из дневника Сильвара Ветрогона, Познавшего
Ночь перед советом у Ирда.
*"Сегодня Моранна сказала странную вещь. Мы сидели у костра, и она — в который раз — лечила мне старую рану, которая никак не хотела заживать.
Она вдруг произнесла:
— Ты знаешь, почему они побеждают? Не потому, что сильнее. Потому что они — суть. Они — то, что остается, когда умирает воля.
Я не ответил сразу.
Она смотрела в огонь и говорила дальше, будто вслух размышляя:
— Демоны питаются нашей слабостью, нашей болью, нашим страхом. Мы сражаемся с мечами и верой, но они черпают силу из самого страха, из самой безнадежности. Их не убьешь только клинком. Только силой, большей, чем та, что их породила.
Ее слова застряли во мне, как шип.
После ее ухода я достал старый том, уцелевший в одной из сожженных библиотек.
И впервые за долгое время не стал спать.
Я всегда искал Знание. Но теперь я ищу оружие.
Я снова и снова возвращаюсь к старым строчкам, к символам и именам, от которых рыцари Света велели отводить взгляд.
Не ради силы. А ради равновесия.
Если демоны черпают мощь из Пустоты — значит, и у Света должны быть глубины, которых мы не касались.
Может, не потому, что не могли… а потому, что боялись.
[b]Я не знаю, куда