меня снизу вверх:
- Что ж, считай меня своей личной богиней. И этот алтарь всегда готов принять твои подношения. - Она глубоко заглатывает мой член, тут же выглатывает обратно... И произносит с той же слащавой, пропитанной ханжеством напевностью, что сочилась из уст моего украинского прадедушки, упокой господь его срамную душонку (Рон единственный в семье, кто откровенно плюёт на "наследие предков" - прим.): -Дай мне услышать, как ты стонешь для меня, Рон (Аццкийсотона, - верещит во мне нестерпимое желание тут же ткнуть ей пальцем в глаз, - ага, щяз!).
- Богиней? Я не вижу смысла в этом заявлении после того, как ты только что назвала своим богом мой член! А что касается того, чтобы послушать, как я стону... Лили, ты точно не собираешься отрывать мне яйца? Потому что от твоего унылого минета я могу застонать, только если мне приспичит пописать.
Она опять зависает и хмурится:
- Должна тебя заверить, мальчик, что я в этом деле весьма искусна. - Она садится на пятки с обиженным видом. - Может, ты просто слишком чувствителен к моим божественным прикосновениям.
- Ага, я уже кончаю и отправляюсь на небеса к Бобу Марли. Впрочем, если ты всё же докажешь мне своё мастерство, пока я буду пить крепкий алкоголь, который ты мне обещала, но так и не принесла, то я согласен ещё помучиться.
Она закатывает глаза:
- Ладно, ладно. Я пойду принесу нам что-нибудь выпить. Но не думайте, что на этом разговор окончен, мистер. - Она встаёт и направляется на кухню, а через пару минут возвращается с двумя стаканами виски. - Вот. Так на чём мы остановились?
- На том, что ты не умеешь делать минет, Лили, — говорю я, тут же выпиваю виски и, забрав из рук этой дурочки вторую порцию пойла, клоню её безмозглую тыковку к своему члену.
Она вскрикивает от неожиданности, но (отдаю ей должное) быстро приходит в себя и снова обхватывает мой болт губами. Потом отталкивает меня обеими руками и, подмигнув, переходит к откровенно развязному тону:
- Ладно, ладно, я поняла. Ты, парень, крепкий орешек. Давай я покажу тебе, на что я действительно способна. - Она опять насаживается своей никчёмной головой обратно и удваивает усилия. -Так лучше, Рон? - решает она поговорить ещё.
- Отвратительно, Лили. Давай-ка я покажу тебе, как нужно брать член в рот.
И я просто грубо начинаю трахать её в глотку. Она давится и задыхается, по её лицу текут слёзы, но она не отстраняется. Ей даже удаётся пробормотать что-то, с моим членом в своей голове. Я грубо хватаю её за затылок, когда чувствую, что за поворотом маячат два альтернативных финиша: либо её сейчас стошнит, либо я всё-таки кончу. Но оба варианта меня устраивают, хотя, конечно, второй – предпочтительней. Я осушаю до конца стакан виски, ставлю его на стол, лезу в задний карман джинсов за телефоном и начинаю особенно рьяно долбить её пищевод. Её глаза расширяются, когда она видит, как я достаю телефон, и понимает, что сейчас произойдёт.
Она пытается что-то промычать, но уже слишком поздно, я навожу камеру, снимая её в таком унизительном положении, и продолжаю безжалостно трахать её овечью голову.
Она всхлипывает, слюна стекает по подбородку, она давится и задыхается... И тут я кончаю так бурно (со мной такое всегда), что она при всём желании не может вместить в себя всё моё семя, и происходит конфуз: Ищущая выход сперма пробивает носоглотку и вместе с пузырями соплей идёт носом. Этот кадр получился особенно эффектным!
Я удовлетворён во всех смыслах:
- Спасибо, Лили! Правда, я всё же не могу назвать тебя богиней минета, но удовольствие ты мне явно доставила.
Она кашляет и давится, когда последние брызги спермы попадают ей в горло. Наконец она отстраняется, отпущенная мной, хватая ртом воздух, с размазанным макияжем и растрёпанными волосами.
- Фу... ублюдок... - Она негодующе хлопает на меня своими накладными ресницами, размазывает по лицу тыльной стороной ладони обильные сгустки слизи и спермы и гундосит. - Надеюсь, тебе понравилось, потому что я сомневаюсь, что когда-нибудь снова подпущу тебя к своему рту после этого жестокого нападения. - Она встаёт, слегка пошатываясь на нетвёрдых ногах. - И удали эти чёртовы фотографии.
- Лили, ты не поняла, теперь и у тебя есть Пользователь, — ухмыляюсь я и иду на выход, застёгивая на ходу брюки.
Она, спотыкаясь, семенит за мной, пытаясь одновременно отдышаться, прокашляться и высморкаться внутрь. Подожди, что ты имеешь в виду? Куда ты идёшь? - Она хватает меня за руку, пытаясь остановить. - Рон, пожалуйста. Просто... просто останься. Мы можем это обсудить.
- Лили, когда ты мне понадобишься, я сам тебя найду.
Я лёгкой походкой удаляюсь с этого бесславного ристалища и слышу за спиной всхлип:
- Что, чёрт возьми, только что произошло?
- Это жизнь, Лили, просто жизнь, — весело кричу я ей через плечо и продолжаю свой путь.
Последнее что я слышу – это её полное ненависти шипение:
- Сумасшедший ублюдок.
- Поверь, Джи, - протягивает Рон мне свежий косячок, - это самая точная характеристика, что мне когда-либо давали.
- А скажи-ка мне, мой честнейший родственник, - хмурюсь я, взрывая косяк, - нет ли у тебя компромата и на мою семью?
Он от души хохочет и сплёвывает мне под ноги:
- Да ты с дуба рухнул, бро! Я своих не пользую.
После небольшой паузы, во время которой я глубоко затягиваюсь, и, подобно Бильбо Бэггинсу, выпускаю в смеркающееся небо густое жирное кольцо дыма, я тихо спрашиваю:
- Скажи, Рон, тебя давно не били?
Он поворачивает ко мне своё всегда болезненно-бледное лицо, и искренно, очень искренно отвечает по-братски просто:
- Джи... Меня никогда и никто не бил. И тебе не советую, - и присовокупляет, - бро, оставь курнуть.
- Не та у тебя кликуха, бро, - говорю я, протягивая ему кропаль. - Рон, ты не Пользователь, ты - Заводной Апельсин...
Едва затянувшись, он давится смехом, переходящим в неудержимый кашль и обратно...