Я не помню точно время первого его появления у наших контейнеров. Помню, приходил он в каком-то замызганном строительном оранжевом жилете и предлагал бронзовые вентили и видавший виды строительный инструмент. Какие-то старые рожковые ключи, молотки, плоскогубцы и прочую дребедень явно не первой и даже, видимо, не второй свежести. Но и на такую старину находились любители. Где он всё это брал, для меня так и осталось загадкой, но денег на бутылку водки ему всегда хватало. Поначалу я думал, что он просто где-то работает рядом и в перерывах между работой, по старинному русскому обычаю, продаёт излишки инструмента для поднятия постоянно падающей бодрости духа. Но вскоре выяснилось, что нигде он не работает и мелкие продажи на рынке – единственный источник его доходов. Он был настоящим бомжом, чистокровным, без примесей. Когда мы спросили, как его зовут, то он ответил, что все зовут его «Хитрый».
Так мы и звали его, посчитав поначалу, что это, судя по синим перстням на его пальцах, приобретённая на зоне кличка. Но однажды, подвыпив, он показал свой паспорт, и стало понятно, что он является обладателем столь редкой фамилии. Настоящее его имя было – Владислав Хитрый. Такая вот интересная фамилия. С тех пор он стал появляться на рынке каждый день. Рынок – это такое место, где на выпивку заработать не очень трудно. Даже бомжу, если он выглядит более или мене сносно. Кому-то помочь разгрузить грузовичок с товаром, перетаскать ящики из контейнера в контейнер, сбегать за сигаретами продавцу, не имеющему времени отойти от торгового места, и оставить сдачу себе. Почистить за некрупную купюру металлической щёткой старый инструмент, да и много есть чего, что не хочется делать обленившимся продавцам «металлоломщикам», привыкшим весь день сидеть у контейнера и почесывать пузо. В конце концов, можно было, если есть деньги, перекупить приносимый товар и продать его по более выгодной цене. Он вполне обладал этим умением. Он мог купить какую-нибудь дрель и, пробежавшись по рядам, быстро продать её, наварив себе две-три сотни рублей. Вот только копить деньги он не умел. Всё тут же моментально спускалось на водку и иногда, очень редко, на закуску. Пил он стаканами.
Ночевал он в каком-то старом заброшенном доме, предназначенном на снос, в компании таких же, как и он, пропахших дымом и перегаром людей, по необходимости полюбивших неограниченную свободу и технический спирт. У него даже была подруга, и он пару раз приводил её на рынок показать нам.
Конечно, жалко выглядят эти бывшие нормальные люди, опустившиеся на самое дно существования. Кто-то относится к ним с презрением, а мне их искренне жаль. Печально выглядят эти мужики, постепенно теряющие человеческий облик, в их одутловатых, опухших от спирта лицах всё больше и больше проявляется что-то звериное, или точнее – животное, странным образом сочетающееся с выражением полной ангельской отрешённости и равнодушия к окружающим пейзажам и самому себе. Воля что-либо поменять угасает, тает, как грязный снег под серым дождём. Это страшно. Но вдвойне страшнее видеть в таком состоянии женщину. Это практически уже бесполые создания с абсолютно круглыми морщинистыми лицами. С большими разбитыми губами и заплывшими глазами неопределённого цвета, в окрестностях которых никогда не сходят синяки. Почему-то у меня всегда сжимается сердце, когда я их вижу. Точно такой и была подруга Хитрого. Трудно было сказать навскидку, сколько ей лет. Глянув на её лицо, можно было смело дать ей от тридцати до шестидесяти. Но на самом деле ей было всего двадцать три года. О чём она и не преминула мне с гордостью сообщить, светло улыбнувшись лишь частично полноценной улыбкой. Выпросив у меня мелочь на пиво, они торжественно удалились в неизвестном направлении. Он впереди – мужчина, добытчик, глава семейства! Она сзади – примерная хранительница очага в старых, отслуживших свой век сапогах на скособоченной подошве. Больше с тех пор я её не видел. Да и сам Хитрый исчез на некоторое время с рынка. Мы предполагали, что он мог снова попасть на зону, его вполне могли взять на мелком воровстве. Или с не меньшей вероятностью увезти в больницу с отравлением, проломленным черепом или с другой какой напастью. А жизнь человека без определённого места жительства ими полна, вне всякого сомнения.
И появился он только через месяц. Страшно похудевший, грязный и обросший жиденькой, белёсой щетиной. Он и так не был красавцем, но тут выглядел просто страшно. Сидел на лавочке, о чём-то думал, и создавалось впечатление, что он не совсем в себе. Наконец он вроде осмелился и стал рассказывать историю, от которой мороз пробирал до костей.
С наступлением холодных ночей им с подругой пришлось искать другое убежище, так как колония их сотоварищей очень быстро разрослась, и прежнее пристанище было перенаселено и загажено окончательно и бесповоротно. Нужно было искать новое место для постоянного ночлега, желательно тёплый подвал с коммуникациями, с водой и трассой отопления. И чтобы охватить как можно больший район для поисков, они решили разделиться. Подвал он быстро нашёл, но вот невеста исчезла. Как говорится, как в воду канула. И он бросился на поиски. За две недели он обошёл все места, где она могла появиться. Не могу утверждать, что это была любовь, в крепкие и светлые чувства этих людей мне верится с трудом. Но что-то его, видимо, тянуло, заставляло это делать. Может, простая привязанность? В одиночестве трудно выживать любому человеку, а тем более в таких условиях. Он облазил все подвалы, теплотрассы и чердаки. Расспросил всех знакомых и незнакомых товарищей по несчастью. Никто ничего не видел и не слышал. И наконец, через две недели он наткнулся на бомжиху, которая видела его подругу, она рассказала, как в день их последней встречи та спускалась в подвал кирпичного многоэтажного дома. И даже показала этот дом. Подвал был с двойными дверями и был запёрт на два мощных навесных замка. Но такие замки не могли стать преградой для истосковавшегося сердца.
Ночью, вооружившись ломиком с пожарного щита, он взломал оба замка. Возможно, у людей с такой сложной биографией чувства и притупляются, но это не тот случай. Свою женщину он обнаружил в самом дальнем углу подвала. Она сидела на крупном гравии пола в тусклом свете блёклой лампочки, прислонившись спиной к тёплым трубам отопления, положив руки на колени, и, если бы не синюшный цвет кожи и запах тления, то могло показаться, что она спит. От тепла и сухого воздуха труп постепенно стал мумифицироваться и высыхать. Уже примерно с неделю она была мёртвой.
Случайно спустившись в подвал и обнаружив его открытым, она, видимо, решила там заночевать. Но, как оказалось, перед этим там проходил какой-то мелкий ремонт, сантехники, сделав своё дело и не заметив её, заперли двери и со спокойной совестью доложили начальству о проделанной работе. Видимо, поначалу она не хотела поднимать шума, надеясь на то, что на следующий день они придут и освободят её из случайного плена, надеялась и на второй день и на третий. А когда поняла, что больше надеяться не на что, то от голода и обезвоживания у неё уже не было сил кричать и что-то предпринимать. Да и кто мог её услышать за двойными металлическими дверями? Так она и умерла, не дождавшись помощи. Трудно сказать, о чём она думала перед смертью. Но то, что мысли были печальными, догадаться нетрудно. Хитрый постоял и так и ушёл из подвала, не прикоснувшись к ней. Чувство ужаса поселилось в его обычно малоосмысленных белёсых глазах.
В тот день он сидел на лавочке, пил, занимал на водку у всех своих рыночных знакомых, и никто ему не отказывал.
Борюсь! С самим собой.
