(миниатюра из серии «Недописанные портреты»)
У меня есть товарищ. Его зовут алкоголист Собакин. Сейчас он работает Дедом Морозом, за соответствующую плату поздравляет с Новым Годом обрадованных детишек и рабочие коллективы офисов и прочих контор. Он мог бы работать ещё и Снегурочкой, потому что необычайно весел и невообразимо игрив, но штатные единицы Снегурочек на этот Новый Год в их поздравлятельном учреждении заняты, и к тому же у него слишком алкоголистическая физиономия. А снегурочки, кажется, вроде бы не пьют. Кажется. Вроде бы. Мы все «кажется» да «вроде бы», и «всего чуть-чуть», и «я лишь только капельку»…
Как вы уже поняли из его персонального названия, Собакин всё своё свободное и отчасти служебное время посвящает алкогольным напиткам повышенной крепости, потому что серьёзно относиться к сухим винам и алкогольным коктейлям в алюминиевых баночках – это для него себя не уважать. Осуждать моего товарища за это его увлечение мы здесь не будем, потому что как уверяют нас те же уже доставшие своими невыполняемыми законами депутаты, все мы сегодня живём в демократической стране, а коли живём, то имеем полное конституционное право увлекаться тем, чем желаем, несмотря на широкое общественное мнение в виде осуждения.
К сожалению, дедморозство – занятие временное, ограниченное новогодними праздниками. Собакина этот факт, конечно, неприятно удручает, но не на столько, чтобы топить его с горя в тех же высокоградусных алкогольных напитках. Он, Собакин, вообще молодец-огурец, и уныние и сопливость – совсем не его амплуа. Ну, прекратится Дед Мороз – найду себе какое-нибудь другое занятие, рассуждает он совершенно спокойно. Например, опять пристроюсь в какую-нибудь охраняльческую шарашку охранять какой-нибудь оплачиваемый объект. Он уже не раз эти объекты охранял, так что имеет опыт. Самое, говорит, приятное в этом малопривлекательном занятии - это охранять то, что и задаром никому не нужно. Однажды ему выпало такое счастье и виде забытого нормальными людьми, но не забытого начальством этих людей, парке сельхозтехники, в котором из всех этой техники имелся один-разъединственный трактор. Да и тот по самую свою кабину так намертво врос в землю, что ни один ворюга, если бы решил покуситься на такую сомнительную добычу, при всём своём воровском желании его бы оттуда не выдрал. Вот это была работа так работа, до сих пор завистливо вздыхает Собакин, и слёзы умиления накатываются на его повлажневшие глаза. Пришёл на смену, забрался в охраняльческую будку и дави там на массу хоть целые сутки, пускай пузыри в сладких, желательно – эротических снах. Жалко, платили мало – а с другой стороны, за что платить-то? За тот трактор, на котором ещё Хрущев кукурузу сажал? А, может, не Хрущёв. Может, какой потомственный механизатор – передовик производства в выращивании кукурузы.
Хот сейчас и с охраняльческой работой стало довольно кисло: при трудоустройстве требуют лицензию на разрешение владения оружием. Собакин же оружия терпеть не может ещё со службы в стройных рядах нашей «непобедимой и легендарной», потому что служил в суперсекретной части, занимавшейся строительством дач для высокопоставленных генералов Министерства обороны, а им, строителям светлого генеральского дачного будущего, никакого оружия, кроме лопат и носилок, не полагалось. Так что ну его, это оружие, к такой-то маме, говорит Собакин с благородным пафосом. И вообще, самым надёжным оружием современного охранника является обыкновенная табуретка. Она осечек не даёт и патронов не требует, а при известной сноровке приземляется аккурат на темечко вора, если таковой заберётся на охраняемый объект. И никаких тебе выстрелов, никакого порохового дыма. Всё в высшей степени культурно и благочинно.
А летом Собакин устраивается спасателем на пляжУ (он всегда так и говорит – «на пляжУ», демонстративно подчёркивая этим самым «у» своё наплевательское отношение к грамматически правильной разговорной речи). Нет, хорошая работа! Сиди себе целый день на спасательной вышке, насвистывай свою любимую ещё с армейских времён песенку «Солдат молоденькАй, в полотке новенькАй, зашшытник мирнАй стАрАны!» и разглядывай купающиеся и пролегающие тела во всей их противоречивой красе. Можно, конечно, и спасти кого-нибудь. Лучше, конечно, какую-нибудь прекрасную, до конца не утонувшую девицу с прелестными формами, которая скажет тебе «Ах!» и благодарно обвиснет всем своим роскошным телом в твоих мужественных мускулистых руках. А вообще, Собакин - реалист-философист, поэтому твёрдо уверен, что кому суждено, скажем, попасть под трамвай, тот никогда не утонет. А уж коли суждено, тогда конечно. И ни один спасатель тебя при всём его спасательном желании тебя не спасёт.
Кстати, он здесь же, на пляжУ, когда в прошлом году фильм снимали из жизни геройских разведчиков, утопленника играл. Получилось очень убедительно: киньщики хохотали, мужики держались за животы, женщины рыдали, а один очаровательный карапуз даже обмочился от увиденного животного ужаса.
А в те редкие периоды, когда увлечение алкогольными напитками повышенной крепости его начинает утомлять и на смену ему приходит романтически-ностальгическое настроение, Собакин играет на скрипке. Тоже мне, ширлакхомс нашёлся, противник насилия в быте! К счастью, он редко утомляется. Он всегда полон сил и желаний алкоголизироваться. И в этом своём неуёмном желании он, конечно, непоколебимо прав!
