Знаете ли вы, сударь, тот особый смрад игорного дома? Смесь дорогих духов, пота, воска и тления? Это запах человеческой души, поставленной на ребро. Туда-то и заходил он, Аркадий Петрович, чье имя теперь и выговорить-то странно, ибо имя предполагает некое достоинство, а его он – утратил.
Был он неглуп, образован, имел душу, способную трепетать при звуках Бетховена и замирать перед ликом вечерней зари. Имел он и тысячу душ крепостных – простите, теперь их называют иначе, но суть от того не меняется: имел он состояние. И был у него зарок, данный самому себе в одну бессонную ночь: никогда не касаться карт. Ибо чувствовал он в себе ту страшную дрожь, тот зуд в кончиках пальцев, что предвещал не игру, но болезнь, не развлечение, но одержимость.
Но черт, сударь мой, он не в рогах и с хвостом является, а в шепоте собственной мысли: «А что, если однажды? Однажды – чтобы испытать судьбу? Чтобы постигнуть ее благосклонность?» И вот он уже сидит за зеленым сукном. Первый выигрыш – опьянение, горше самого крепкого вина. Это не деньги, нет! Это доказательство того, что ты – любимец богов, что сама фортуна целует тебя в лоб. Второй проигрыш – досада, лишь разжигающая азарт. А потом… потом начинается спуск.
Он ставил не деньги, сударь мой. Деньги – лишь краска, коей пишется эта адская икона. Он ставил свою волю. Свое время. Свою любовь. Помните его невесту, Анну Степановну? Чистое создание с глазами, как две молитвы. Он проиграл ее жемчужное колье, подарок ее покойной матери. Проиграл, зная, что проигрывает. И в ту ночь он впервые услышал в своем сердце не досаду, а сладкий, пьянящий ужас падения. «Вот он, я, подлец, исчадие ада! Какое наслаждение – дотронуться до дна!»
Потом пошло имущество. Деревни, леса, дом в Москве. Казалось, он не проигрывал, а… освобождался. Освобождался от тяжкого бремени бытия, от ответственности, от будущего. Ведь что такое жизнь, как не бесконечная ставка? Ставка на карьеру, на семью, на счастье. А здесь, за столом, все просто: красное или черное, пик или треф. Мгновение – и судьба решена. В этом есть ужасная, сатанинская простота.
И вот настал последний вечер. Он сидел в конуре какого-то притона, где пахло вонючим сыром и водкой. Перед ним – последняя его ставка. Не деньги. Денег у него не осталось. Он поставил на кон… свою жизнь. Не физическое существование – нет. Он поставил свою биографию. Все, что он из себя представлял: свое прошлое, свои воспоминания, свою душу. Он играл с неким холодным господином, чье лицо казалось восковым, против себя самого, против Бога.
И – проиграл.
Когда он вышел на улицу, было утро. Петербургский ветер сек лицо мокрым снегом. Он был пуст. Совершенно пуст. Он был подобен выпотрошенной рыбине. У него не было ни имения, ни любви, ни чести. Но странное дело – у него не было и отчаяния. Была лишь чудовищная, оглушающая тишина. Он проиграл все, что связывало его с миром, и теперь он был свободен. Свободен как песчинка в пустыне, как щепка в океане.
Он брел по улицам, и люди казались ему куклами, бегущими за своими призрачными ставками: за чином, за рублем, за ласковым словом. «Бедные, бедные люди, – думал он, – вы еще не знаете, что все это можно проиграть в один миг. Вы еще держитесь за свои фантомы».
И вот он подошел к Неве. Ледяная вода черна и спокойна. В ней – конец. И в этот миг, сударь мой, с ним случилась странная вещь. Он увидел в темной воде отражение не лица, а чего-то иного: звезды, одиноко горящей в предрассветной тьме. Ничего не значащая точка света в беспредельном мраке. И он понял.
Он проиграл все, чтобы понять одну простую вещь. Смысл жизни – не в выигрыше. И не в деньгах, которые суть лишь бумага, дающая иллюзию власти. И не в счастье, которое так же призрачно, как карточный выигрыш. Смысл – в самой игре. Но не в той, адской, за зеленым сукном, где ты ставишь душу. А в игре под названием «жизнь», где ставка – твое человеческое достоинство, твоя способность подняться после самого сокрушительного падения, твоя жалость к такому же заблудшему существу, стоящему над черной водой.
Деньги? Они – испытание. Пудовые гири на ногах души, которые могут утянуть на дно, или ступени, по которым можно подняться, чтобы помочь другому. Но чаще – гири. О, да.
И жизнь? Жизнь – это тот рубль, который дается тебе в руки при рождении. Ты можешь проиграть его в первом же трактире, а можешь… нет, ты не сможешь сохранить его целым, он все равно истреплется. Но ты можешь отдать его нищему, умирающему от голода. И в этом акте, в этом проигрыше с точки зрения мира сего, будет твой главный и единственный выигрыш.
Аркадий Петрович не бросился в воду. Он повернулся и побрел прочь. Куда? Не знаю. Может, к первому встречному нищему, чтобы отдать свои последние, прошедшие сквозь огонь ада, три копейки. А может, просто идти, идти и идти, неся в себе страшную тайну: что он все проиграл, но именно поэтому – обрел нечто, что не имеет цены и не проигрывается никогда.
Вот вам и рассказ, сударь мой. Мрачный, бессвязный. Но иначе о душе человеческой и не расскажешь. Она – не пасторальный пейзаж, она – подвал, где идет борьба Бога и дьявола, а на кону стоит само человеческое «Я». И проиграть в этой борьбе – страшно. Но страшнее – никогда в нее не вступать.
