Произведение «Заказы души.» автора Инзир Фасхутдинов

Города — это шрамы, затянутые асфальтом. Под кожей булыжников пульсируют старые боли, невысказанные признания, сны, забытые на скамейках в пять утра. Они дышат пылью архивов и паром из люков, а их истинные имена знают только фонарные столбы, согнувшиеся под тяжестью теней. В таких городах, где геометрия улиц — начертанный поверх хаоса код, и прячутся места вроде этого кафе. Не ищите вывески. Она растворилась, как сахар в слишком горьком кофе. Просто почувствуйте тягу к теплу там, где тень здания ломается под странным углом.

Внутри пахнет не кофе. Вернее, не только им. Пахнет временем, застрявшим между страницами несуществующей книги, и легкой горечью миндаля. Пахнет ожиданием. Я здесь не служу. Я свидетельствую. Они приходят — с морозом на пальто или пылью июльского зноя на ботинках. Несут свои невысказанные желания, как ношу, спрятанную под ребрами. Им кажется, они хотят эспрессо, капучино, круассан. Они ошибаются.

Вот он: мужчина в идеальном пальто цвета мокрого асфальта. Садится у окна, третий столик. Пальцы нервно барабанят по мрамору. Внешне — желание: «Двойной эспрессо, быстро». Внутри — вихрь: отчет, который не сдан; звонок, который не сделан; детский смех из прошлого, разрезающий тишину его дорогой, пустой квартиры как ножом. Он хочет не кофеина. Он хочет паузы. Минуты, где время остановилось бы, и отчет сгорел бы сам, и звонок стал бы ненужным, а смех... смех он хотел бы удержать, как бабочку в ладонях. Я ставлю перед ним маленькую фарфоровую чашку. Не эспрессо. Чаю «Масала» — густого, сладкого, согревающего изнутри, с ароматом, напоминающим о далеких, теплых странах, где нет отчетов. Он смотрит на чашку. Потом на меня. В его глазах — не удивление. Облегчение. Почти испуг. Он пьет молча. Дрожь в пальцах стихает. Он купил себе минуту тишины. Я лишь подал счет.

А она: женщина с глазами цвета грозового неба перед ливнем. Заказывает «что-нибудь легкое». Ее мысли — клубок колючей проволоки: ссора с дочерью, предательство подруги, страх одиночества, которое стучится в дверь громче, чем она готова признать. Она хочет не салата. Она хочет признания. Чтобы кто-то увидел боль, не замаскированную улыбкой, и сказал: «Да, это ужасно. И ты имеешь право». Я приношу ей не салат. Маленькую тарелку с одним идеальным эклером. Шоколадным, тяжелым, почти неприлично сладким. И стакан ледяной воды. Контраст. Как жизнь. Сладость боли и чистота слез. Она откусывает крошечный кусочек. Закрывает глаза. Уголки губ дрожат. Потом пьет воду долго, жадно. Когда открывает глаза, в них еще тучи, но уже виден просвет. Эклер — это разрешение поплакать. Вода — обещание, что слезы когда-нибудь закончатся.

Они думают, я угадываю. Это лестно и... смешно. Я не угадываю. Я читаю. Города научили меня. Они шепчут свои секреты скрипом половиц, рисунком трещин на стене, тем, как свет из окна падает на определенный столик в четыре часа. Люди — часть города. Их желания написаны не в меню, а в дрожи века, в слишком тугом узле шарфа, в том, как они смотрят на пустой стул напротив. Их истинные «хочу» — это не слова. Это флюиды. Запахи страха и тоски. Звук сердца, бьющегося не в такт шагам по плитке. Их души — открытые книги, написанные на языке вздохов и жестов, который забыли все, кроме тех, кто обречен его помнить.

Я приношу старику с тростью не черный кофе, а какао с зефиром — ему снится внук, которого он видит раз в год. Девушке с ноутбуком, кричащей о «мощном американо», — стакан теплого молока с медом; ее тело изношено бессонницей, а душа жаждет детства. Бизнесмену, заказывающему минералку, — кусочек шоколадного торта; его строгая диета — саван, которым он пытается укрыться от страха старости. Я вижу их насквозь. Вижу их города внутри — с облупившейся штукатуркой мечтаний, заколоченными окнами надежд, переулками стыда, куда даже свет не заглядывает.

Их благодарные взгляды? Их дрожащие улыбки? Это плата за пытку. Видеть столько нагой тоски, столько невыплаканного отчаяния... Это как ходить по городу, где все здания прозрачны, и видеть в каждом окне чужую драму, разыгрываемую в тишине. Иногда я хочу крикнуть: «Закажите сами! Скажите прямо!». Но они не умеют. Города научили их носить маски, прочнее бетона. Их истинные желания — самые охраняемые секреты, даже от них самих.

Поэтому я стою здесь. Свидетелем. Официантом без блокнота. Переводчиком с языка души на язык меню. В кафе без вывески, где подают не кофе, а минуту правды. И плата за это — видеть слишком много. Слишком много боли. Слишком много одиночества, замаскированного под деловой обед или свидание. Иногда, когда тихо и последний клиент ушел, я наливаю себе кофе. Обычный. Черный. Без сахара. И пью его, глядя на пустые столики, где еще витают эхо невысказанных «хочу». Это мое желание. Самое простое. Самое недостижимое. Быть просто официантом. Просто человеком. Который не видит сквозь стены душ и асфальт городов. Но города не отпускают. И их секреты... они требуют свидетеля. Всегда.