Нина Валерьевна осторожно шагнула из душного помещения почтового отделения, набитого, как всегда пенсионерами, на искрящийся от скупого декабрьского солнца снег.
Мелкими глотками проглотила небольшую порцию свежего, холодного воздуха с примесью малюсеньких снежинок и прислушалась к своему сердцу.
«Вроде нечего, дойду»,- подумала она и осторожно, маленькими шажочками пошла домой, прикрывая тёплое дыхание шерстяной варежкой. От колючего ветра шерстяная варежка спасала только горло, а не руки.
Но болеть ей нельзя, никак нельзя. Еле донесла тяжёлую посылку до почты. Сигареты, чай, копчёную колбасу, большой шмат сала, большой кулёк конфет и сухарики с печеньем.
Скоро ведь Новый год, а шерстяные носки, связанные из собачей шерсти, будут ему Рождественским подарком! Ведь им же там так трудно!
Через месяц уже следующую, восьмикилограммовую ношу нести на почту, а ведь как сало подорожало на рынке! – покачала от расстройства головой.
Цены бешено взлетели ввысь после непонятной реформы от толстого министра со свинячими глазками. Да и её любимый Павел Глоба, обещал пять лет назад, с экрана телевизора «подьём России с колен» именно с этого года. Кому верить?
Приостановилась, доставая из опустевшего кошелька, пластмассовую упаковку с таблетками. Кинув маленькую, жёлтую таблетку в рот, подумала: « Ну вот, сейчас идти станет лучше, идти станет веселее. А то, что кошелёк пустой, так скоро должна быть пенсия.
Дома и макароны в заначке есть и вчера пакет молока с сушками купила, так что всё хорошо.»
Пошла дальше, думая о сыне, отворачиваясь от колючего снега, норовившего всё время уколоть в лицо.
Сын в письме говорил, что посылка в камере делится между всеми, всё общее.
Жаль, что к Новому году, 1999 по счёту, от Рождества Христова, посылка опоздает.
В прошлом году Коленька рассказывал ей в письме, что они тортики делают из хлеба, сгущёнки и перетёртого печенья. Просто ужас…Она тогда послала ему дорогих конфет. А в этом году деликатесов не просил, но тщательно и подробно перечислял, сколько чего можно и когда. А деликатесов послать она и не могла. Только самое необходимое.
Да он и сам просил: «…Мамуля, лучше побольше сала ». Что могла, собрала, только уж очень тяжело тащить такую тяжесть на почту, сил нету.
А может и к лучшему? Эта его отсидка? Там негде достать эту «дурь». И Коленьку вылечат от этой пагубной болезни? По - ночам не будет пахнуть из кухни, каким - то ацетоном.
И по утрам она не будет находить чёрные, засмоленные ложки. А телевизор и швейная машинка? Да Бог с ними! Дело наживное! Выйдет оттуда, устроится на работу и можно будет купить новые, даже лучше старых! Коля обещал!
Вот только старую мамину икону жаль. Очень жаль!
Вспомнила икону, и промокнула непрошеную слезинку варежкой.
Сама себя тут же отругала: «Какая сентиментальная стала, чуть что - слёзы. Старею...» Потихонечку побрела дальше.
«Трамваев в городе всё меньше. Зато как много в городе стало ломбардов. Раньше такого не было. Все что- то скупают, продают, вернее перепродают.»
Решила зайти, раз уж проходит мимо, погреться и немного перевести дух. Изнутри приятно пахнуло теплом и запахом старых книг. Продавец мельком взглянул на её пустые руки, равнодушно зевнул.
Подошла к антикварному отделу, где были выставлены несколько икон. Остановилась у прилавка, хотела опереться немного об витрину, но, увидев табличку «Стекло руками не трогать», испуганно отдёрнула руку.
«Одна икона очень похожа на мамину, точь в точь!» - близоруко прищурилась Нина Валерьевна, но очки не стала надевать.
«Смотри, не смотри, денег всё равно нет», - успокоила она себя. «Да и цена наверное заоблачная.»
Позади неё толкались три кавказца. «Армяне», - определила она и непроизвольно прижала в кармане пустой кошелёк.
Элегантно одетые. Один старый, седой, с хорошо постриженными холёными усами, в длинном бежевом кашемировом пальто и двое помоложе, в дорогих дублёнках. Негромко говорили что-то по-своему.
«Золото скупают»,- неприязненно подумала она про них, не отводя глаз от иконы, а правую руку от кармана с кошельком. «Хоть и пустой, а жаль будет, если стащат».
Вздохнула, перекрестилась на икону и вышла на студёную улицу, подставив лицо ледяному ветру, лишь колокольчик звякнул в прощание. Остановилась у двери, и пока пальцы не замерзли, полезла вновь за таблетками.
«Нет, чтобы в тепле достать!», - но стоять вместе с кавказцами в пустом помещение, не хотелось. «Вот старой клячей стала, ни шагу без таблеток»- с грустной усмешкой поругала сама себя.
Опять звякнул дверной колокольчик, выдохнув порцию тёплого воздуха, тут же осевшим тончайшим инеем на решётке окна.
Старый армянин сделал пару шагов к ней и, чуть приложив руку к сердцу, сказал: «Ахотир им енкерч…». И, не оборачиваясь, глядя ей прямо в глаза, протянул руку назад, к своим спутникам.
Самый молодой подскочил, сунул ему в руку пакет и перевёл с небольшим акцентом: «Он просит прэнять это и помолится за эго друга». Пакет, с чем-то тяжёлым, по мимо воли оказался у неё руках. Подозрительная троица тут же села в чёрную «иномарку» и, мигнув на прощание левым габаритом, сорвалась с места.
У Нины Валерьевны ещё сильнее заколотилось сердце. «А вдруг там бомба»- с ужасом и с какой-то безнадёжной расстерянностью подумала она.
«Но вокруг люди, хоть ложись и своим телом накрывай её. А как же тогда Коля? Он там не выживет, без меня!»
И она тихонько приоткрыла полиэтиленовый пакет. На дне пакета лежала икона. Богоматерь нежно прижимала к груди своего сына…
