Школьные истории 5

вздохнул. Он знал, что это не конец истории, но начало нового этапа. Он вернулся на свою парту, где его уже ждал Мяхкий. Тот, увидев Пузика, улыбнулся и протянул ему руку.

– Ну что, герой? Как там, за пределами школы? – спросил Мяхкий.

Пузик, улыбнувшись в ответ, пожал его руку. "Там тоже свои правила, Мяхкий. Но здесь, в классе, мы справимся вместе."

И они оба, Пузик и Мяхкий, сидящие за последней партой, знали, что их дежурство, их дружба и их "кукиш справедливости" оставили свой след в истории их класса. И, возможно, научили кого-то, что даже в самых несправедливых ситуациях, главное – не сдаваться и искать свой путь к справедливости, пусть даже и с помощью веника и решительного жеста.


Невидимый галстук

19 мая. День, который должен был стать одним из самых ярких в моей жизни, днем, когда я, как и все мои одноклассники, должен был стать пионером. Церемония обещала быть грандиозной – нас должны были принимать на борту легендарного корабля-монитора "Железняков", гордо стоявшего на Рыбальском полуострове. Воображение уже рисовало величественные картины: морской бриз, развевающийся красный галстук, торжественные речи.

Но судьба, как это часто бывает, внесла свои коррективы. То ли капризная погода решила испытать нас на прочность, то ли какая-то другая, неведомая мне беда, но торжественное построение переместилось с палубы корабля на второй этаж нашей школы. Вместо морского простора – привычные стены, вместо шума волн – гул голосов.

Нас выстроили в три аккуратных ряда. У каждого на локте левой руки, словно обещание будущего, висел ярко-красный пионерский галстук. Он был готов в любой момент перекочевать на шею, стать символом принадлежности, гордости. Библиотекарша, женщина с добрыми глазами и тихим голосом, что-то рассказывала о подвигах пионеров-героев, о чести и долге. Затем заиграла музыка – торжественная, волнующая. Старшеклассники, уже закаленные пионеры, с важным видом подходили к нам и торжественно повязывали галстуки.

И вот, когда очередь дошла до моего ряда, я почувствовал, как сердце замирает. Я был невысокого роста, и стоял в самом конце, в третьем ряду. Старшеклассник, с лицом, которое казалось мне тогда воплощением справедливости, прошел мимо. Он повязал галстук моему соседу, потом следующему, и… прошел дальше.

Я замер. Неужели? Неужели меня пропустили? Сначала я не мог поверить. Потом пришло острое, жгучее чувство обиды. Обиды на них всех – на старшеклассников, на учителей, на весь этот мир, который, казалось, забыл обо мне. Я почувствовал себя отверженным, ненужным. Решение созрело мгновенно, как вспышка молнии: я останусь беспартийным.

Спрятав свой галстук в карман, я демонстративно расправил плечи и зашагал по коридору, стараясь выглядеть как можно более независимым. Я ожидал удивленных взглядов, вопросов, может быть, даже попыток вернуть меня в строй. Но никто на меня не обращал внимания. Все были заняты своими новыми, красными галстуками, своими торжественными улыбками.

И тогда, идя по школьному коридору, я подумал: "А ведь никто не поверит, что меня не приняли. Я сам себе повяжу галстук". И я действительно это сделал. В какой-то момент, когда никто не видел, я достал свой красный платок и, неумело, но с упорством, повязал его себе на шею.

С тех пор прошло много лет. Я вырос, стал взрослым, и вся эта история кажется мне теперь немного наивной и смешной. Но до сих пор, когда я вспоминаю тот день, меня охватывает легкое недоумение. Я так и не знаю, приняли ли меня в пионеры официально, или я так и остался октябренком, с самодельным галстуком, который я сам себе повязал. Этот невидимый галстук, символ моей детской обиды и гордости, до сих пор висит где-то в глубине моей памяти, напоминая о том, что иногда самые важные решения мы принимаем сами, даже если никто этого не замечает.

Иногда я думаю, что, возможно, это и было моим первым настоящим пионерским поступком – самостоятельность, принятие решения, пусть и продиктованное обидой. Ведь пионеры должны были быть смелыми, решительными, идти своим путем. Может быть, я просто опередил время и стал пионером по-своему, еще до того, как мне успели вручить заветный значок.

Я помню, как потом, на уроках, я старался не смотреть на других, на их яркие, аккуратно повязанные галстуки. Мне казалось, что мой, самодельный, выглядит как-то иначе, более… настоящий, что ли. Он был немного мятым, уголок торчал не так, как у всех, но это был мой галстук. Мой выбор.

Конечно, были и моменты, когда я чувствовал себя неловко. Когда нас собирали на общие мероприятия, и все пионеры выстраивались в ряды, я старался встать где-нибудь с краю, чтобы мой "неправильный" галстук не бросался в глаза. Но, как я и предсказывал, никто не обращал на это особого внимания. Все были слишком поглощены своей новой ролью, своим новым статусом.

Однажды, правда, наша классная руководительница, Анна Петровна, подошла ко мне после уроков. Я уже снял свой галстук и спрятал его в портфель, но она, кажется, что-то заметила. Она не стала спрашивать напрямую, просто сказала: "Ты знаешь, дорогой мой, пионер – это не только галстук. Это поступки. Это готовность помогать другим, быть честным и справедливым. Помни об этом". Ее слова тогда показались мне очень важными, и я запомнил их.

Шли годы. Я рос, учился, и пионерская организация постепенно уходила в прошлое. Красные галстуки стали частью истории, воспоминанием о детстве. Но тот, мой первый, самодельный галстук, я храню до сих пор. Он лежит в старой коробке с детскими сокровищами, и каждый раз, когда я его достаю, я чувствую тот же укол обиды, ту же детскую гордость и то же недоумение.

Я так и не знаю, был ли я официально принят в пионеры. Возможно, в списках я числился как октябренок, который так и не получил свой галстук. А может быть, кто-то из старшеклассников или учителей, заметив мою демонстрацию, решил, что я уже достаточно взрослый, чтобы самому решить, кем мне быть. И они дали мне эту свободу.

Эта история научила меня многому. Она показала, что иногда, чтобы почувствовать себя частью чего-то, нужно сделать первый шаг самому. Что обида может быть сильным двигателем, но важно не дать ей поглотить себя. И что самое главное – это не ярлык, который тебе присваивают, а то, кем ты становишься сам, своими поступками и своим выбором.

Иногда, глядя на современных детей, я думаю: а есть ли у них сейчас такой же "невидимый галстук"? Есть ли у них моменты, когда они сами решают, кем им быть, даже если никто этого не замечает? Я надеюсь, что есть. Потому что именно в такие моменты рождается настоящая личность, готовая идти своим путем, с гордо поднятой головой, даже если ее галстук повязан только ею самой.


Комсомольский совет

В девятом классе жизнь моя круто изменилась, причем не в ту сторону, которую я бы выбрала сама. Сначала – шок: меня избрали комсоргом школы. Неожиданно, как гром среди ясного неба, и, признаться честно, совсем не приятно. Я, вечный наблюдатель, предпочитающий тихие уголки библиотеки шумным собраниям, вдруг оказалась в центре внимания, с целой кучей обязанностей, которые мне были совершенно чужды.

Но это было только начало. Через какое-то время, словно по злому умыслу судьбы, меня, еще не оправившуюся от первого потрясения, втянули в бюро Подольского райкома комсомола. Вот уж где настоящий водоворот событий и людей! Пару раз я робко пыталась высказать свое видение роли и задач комсомола, но быстро поняла – мои идеи, мои мысли о настоящем служении обществу, о развитии личности, разбивались о стену равнодушия. Комсомольцы из райкома, казалось, были заняты совсем другими, более приземлёнными делами, далёкими от идеалов, которые нам когда-то внушали. После нескольких таких неудачных попыток я решила замолчать. Зачем тратить силы на то, что не имеет отклика?

В школе же у нас работал один молодой учитель физики, Семён Семёныч. Молодой, энергичный, и, как оказалось, тоже комсомолец. Отношения у нас с ним не сложились с самого начала. Он был из тех учителей, у которых есть свои любимчики, а это, как мне казалось, недопустимо для преподавателя. Всегда старалась держаться от него подальше, но судьба, видимо, решила иначе.

И вот, в один из таких обычных дней, после его урока, я, собрав всю свою комсомольскую решимость, подошла к нему. Сердце колотилось где-то в горле, но я старалась выглядеть уверенной.

– Мы Вас вызываем на заседания школьного бюро, Семён Семёныч," – произнесла я, стараясь придать голосу официальный тон. 
– Явка строго обязательна.

Он очень удивился. Учителей на заседания школьного бюро обычно не приглашали. Это было нечто из ряда вон выходящее. Наверное, подумал он, случилось что-то действительно серьезное. С явным недоумением он пришел на заседание, сел в сторонке, ожидая, что же произойдёт.

– Вы, наверное, догадываетесь, почему мы вынуждены были Вас пригласить? – обратилась я к нему, когда все собрались. Он еще больше растерялся, а я, не давая ему опомниться, продолжила: 
– Хотелось бы выслушать Ваш ответ. При всех комсомольцах!

– Какой ответ? – спросил он, явно смущенно.

– На самый главный для нас вопрос – ответила я, делая паузу, чтобы усилить эффект. Физик, не зная, что сказать, в растерянности задумался. А я, наконец, выложила свою "комсомольскую миссию": "Вы должны нам ответить, как старший товарищ, как опытный комсомолец, как нам поднять общественные и учебные показатели."

Он чуть было не выругался, я видела это по его напряжённому лицу. Но, собравшись, с самым серьезным видом прочел целую лекцию. Очень долгую, полную общих фраз и банальностей о важности дисциплины, самоотдачи и коллективной работы. После этой, как мне показалось, совершенно пустопорожней лекции, я пожалела, что вообще его пригласила. Казалось, я только зря потратила время и его, и свое.

Когда заседание закончилось, он подошёл ко мне. В его глазах читалось раздражение и какое-то разочарование. 
– Ну, ты и... - начал он, но так и не договорил. Он словно передумал, махнул рукой и ушел, оставив меня в полном недоумении.

Я долго думала над его словами, вернее, над тем, что он не сказал. Что он хотел сказать? Что я наивная дурочка, пытающаяся играть во взрослые игры? Что я использую комсомол как инструмент для сведения личных счетов? Возможно, и то, и другое.

В тот момент я почувствовала себя очень глупо. Мой "комсомольский вызов" Семёну Семёнычу обернулся фарсом. Я хотела показать ему, что он не прав, что его любимчики – это несправедливо, что он должен быть примером для всех. Но вместо этого я лишь выставила себя на посмешище.

Этот случай стал для меня уроком. Я поняла, что комсомол – это не инструмент для решения личных проблем и не способ изменить мир к лучшему. Это просто система, которая живет по своим правилам, и в этой системе нет места для искренности и настоящих идеалов.

После этого случая я стала еще более отстранённой от комсомольской жизни. Я продолжала посещать заседания, но больше не высказывала своего мнения. Я просто делала то, что от меня требовалось, и старалась не привлекать к себе