Разговор по душам

­­­­­­Человек сидел за игровым столом и думал о своей раска-
лывающейся голове. «Звенит, как ложка в стакане, когда
мотает вагон на бегу поезда, – сетовал он, — или как
воздушные провода́ высоковольтной линии!»

Осознание факта крупного проигрыша только усилило
металлический звон. Игрок, продув в рулетку и отойдя
от лакированного котла, оказался за карточным столом.
Но прежде бедолага пытался приобрести лёгкие деньги
у одноруких бандитов, с вечера до ночи проторчав возле
игровых автоматов. Те же не расставались со своими
жетонами; золото совершенно не шло в широкие ладони
Лепесткова, который не являлся рабом азарта, но был
человеком, давно подчинившимся иной необузданной
страсти.

Живя сумбурной жизнью, человек надеялся на сказочное
везение: он верил в счастливую удачу, и потому покупал
лотерейные билеты. Наивный! А этим вечером взялся играть.
Но, как и с русским лото, ему не везло в казино, хоть он и был
новичком здесь. Прошлым вечером щёголь впервые в своей
жизни посетил данное игорное заведение. Не помня толком,
как и зачем он здесь очутился, нетрезвый игрок продолжал
развлекаться. Лепестков всегда следил за своей внешностью: 
даже в горизонтальном положении он умудрялся оставаться
в галстуке на белой сорочке. Желтые круги подмышек всегда 
скрывались под пиджаком. Туфли на его ногах вечно блестяще 
горели. «У подлеца, – однажды подумал он, глянув на свои 
лакированные полуботинки, — и сор с крыльца!» Конечно, 
мерзавцем он себя не считал да и не был им.

В эту весеннюю пору соловьи не пели в душе́ Лепесткова,
он горевал, и тому существовали причины… Ближе к полуночи
им была предпринята повторная попытка отыграться в рулетку,
но и она оказалась безуспешной. «Проклятый шарик, – шевелились
мысли в звенящей голове, — дважды замирал на соседних ячейках...
Такие деньги просадить с первого же раза!»

Теперь же он проигрывал в карты. «Ничего! Больше не буду
ставить по-крупному. С картами мне обязательно повезёт!» –
решил игрок. И вот в плену азарта и хмельной самонадеян-
ности Лепестков отчаянно старался отыграться. Он повторно
садился за карточный стол после посещения уборной. Игра-
ющий невезучий человек каждый раз запивал очередной не-
большой проигрыш бесплатным коньяком, подаваемым тут же
по взмаху руки. Но коньяк не способствовал везению в игре.
И под утро ему было суждено последовательно проигрывать:
везение всю ночь не улыбалось обрюзгшему курносому чело-
веку тридцати восьми лет, чей выпуклый гладкий лоб над
густыми бровями был отделён полосой последних волос от
сальной лысины, сиявшей в свете ламп. Фортуна не перестала
игнорировать Лепесткова со всеми его прыщами на щеках и
в рассветный час; игроку упорно не везло.

В очередной раз, вернувшись за стол после посещения убор-
ной, он сел на прежнее место и отметил, что дилер отсутст-
вует. Растёр лоб ладонью, поскрёб ногтями ухо, выдернул
во́лос из одной ноздри и приуныл — других игроков с ним
не было. Подсматривать за чужой удачей стало невозможно.
За стёклами окон раннее утро развесило прозрачный молоч-
ный тюль; ни в одном зале опустевшего казино уже никто
не играл. Мо́рок сигаретного дыма, прежде сгущавшийся под
потолком у ламп, давно рассеялся, а оглушительная тишина,
наконец, пришибла нетрезвого игрока.

Неожиданно пробудиться Лепесткова заставил басовитый
голос:
— Ваши ставки, господа! Делаем ставки, – это было при-
глашение к игре от нового дилера. Тот спозаранку встал у
стола как вкопанный, сменив своего коллегу.

Сонное беспамятство покинуло Лепесткова. Свой плавающий
взгляд он устремил на румяное лицо дилера, подметив на
нём большие влажные губы и широкий лоб над выдающим-
ся римским носом. На щеке под левым глазом красовалась,
будто пришитая невидимыми нитками, выпуклая чёрная
родинка-пуговица. Чёлка каштановых волос с полосой про-
седи свисала над лёгкой испариной кожных складок лба и
не полностью прикрывала белый шрам над правой бровью.
Раскосыми глазами Лепестков бездумно смотрел на пальцы
человека, взявшегося вести новую игру. И в руках дилера
было что-то узнаваемое игроком, утомлённым за последние
пять дней обильными возлияниями: Лепестков приметил
длинный бледный шрам, змеившийся через ребро левой ла-
дони — от мизинца к предплечью.

— Новая игра, господа! Ваши ставки, – и паучьи пальцы
дилера, словно бы пальцы пианиста — как на клавишах —
заплясали на столе.
— Димка! Назаров! – восхищённо, будто бы находясь в зале
Эрмитажа, выкрикнул приободрившийся Лепестков.

И вспыхнули глаза дилера, прежде смотревшие на игрока с
той грустью, с какой смотрит на вас из-за прутьев клетки со-
бачьего приюта сенбернар. На долю секунды они округли-
лись, и мягкий свет озарил их на мгновение. Брови припод-
нялись, придав в рассветный час выражению лица дилера
искреннее удивление человека, увидевшего треугольную ра-
дугу. Верхнюю чувственную губу, казалось, тронула робкая
улыбка. Но через неуловимый миг холодный прищур вновь
подчеркнул в лице аккуратного хозяина игры выражение со-
средоточенности. Оледенелое стекло его глаз будто потемне-
ло. Толстая верхняя губа горизонтально оттопырилась под
носогубной складкой. Усики дилера перестали подрагивать.

...До неожиданной встречи со своим приятелем детства Ле-
пестков играл и рассеивал в себе душевную скорбь, но без
азарта. Лишь до жуткого проигрыша! Неожиданно просадив
большие деньги, распалился страстью; его понесло, и он впал
в тихую ярость — известную неудовлетворённым ловеласам.
Однако же и на трезвую голову Лепестков в последние годы
отличался эмоциональной неуравновешенностью, выплёски-
вая свой гнев на окружающих. Все его приступы агрессии
никогда не были связаны с азартными играми, но исклю-
чительно с конфликтными ситуациями на работе и дома.

Игра никогда не была ни хобби, ни пристрастием Лепесткова.
На шахматы, домино или покер он своего времени ни с кем
не тратил, а охотнее предпочитал попойку с друзьями или
коллегами по работе. Теперь же здесь — в казино, он старался
разжиться деньгами и нервничал, но играл без какой-либо
стратегии. Не имел ни малейшей возможности изменить
математического преимущества игорного заведения в свою
сторону и терпел неудачу за неудачей, продолжив проигры-
вать. Отыграться же он хотел отчаянно. Но только лишь до
момента приятной встречи с Назаровым, после которой сидел
на своём месте у зелёного бархатного стола словно бы у стой-
ки бара, совершенно позабыв о прежнем желании вернуть
упущенную сумму денег. Узнанный им Назаров стал для
незадачливого игрока как будто близким и родным челове-
ком. Лепестков испытал острый позыв к доверительному
общению. Возжелав выговориться своему приятелю детства,
он хотел рассказать обо всём наболевшем: о жизни, любви,
дружбе и предательстве — о том, во что многие люди не
спешат посвящать посторонних.

— Это я, Лепесток. Серёга Лепестков, – просипел гость.
— Ваши ставки... – басовито гремел над столом незримый
водопад дилерского голоса.

Лепестков неловкой рукой придвинул к Назарову несколько
фишек. Тот принял ставку.

— Ставок больше нет! – Назаров начал извлекать карты из
сло́та шафл-машины и повёл игру.
— Как давно ты здесь работаешь?

Не получив ничего в ответ кроме дежурной леденящей улыб-
ки, Лепестков нажимал:
— Знаешь, Дим, а от меня Танька ушла. Помнишь, как ты
с ней вытанцовывал на выпускном? Ладно-ладно, не отмал-
чивайся, у меня ваш танец есть на видео. Я после школы с
ней учился в одной группе. Позже мы поженились; ты дол-
жен был знать! У нас парень... Рано родился, быстро вырос,
из армии в прошлом году пришёл... Валерка!
— Ваши ставки, господа, – выпалил Назаров, осклабившись
от уха до уха.

Игрок машинально придвинул пару фишек.

— Ставок больше нет! – и неразговорчивый дилер опять
начал извлекать карты: сначала Лепесткову, потом только себе;
Лепестков снова проиграл. Он опёрся на локти, придвинув-
шись вплотную к столу.
— Знаешь, Дим, говорят, если от тебя ушла жена, а тебе не
грустно, подожди! Жена вернется, а с ней и грусть... Но мне
плохо, и мне страшно подумать о том, что Танька ко мне не
вернётся, – и Лепестков зябко поёжился.
— Ваши ставки, господа... – Назаров краем глаза видел при-
ближающегося к столу инспектора.

Инспектор — худощавый человек под потолок — старатель-
но прислушивался к словам Лепесткова. Тот, как ни в чём
не бывало, продолжал:
— Валерка из армии вернулся каким-то отстранённым.
Первое время по ночам кричал и вскакивал с постели. Я не
знаю, Дим, через что ему пришлось пройти в этой чёрто-
вой армии, но я не узнаю в сыне своего прежнего Валеру.
Он часто ссорится со мной... Матерится, ёпть... Не уважает...
С женой разлад. Всё! Разбитую вазу не склеить. Знаешь,
Дим, со спокойной бабой мужику тоскливо, как глухому во
МХАТе. А с истеричкой увлекательно, как ве́гану в мясной
лавке: никогда не знаешь, что она наколбасит.

Дилер кончиками пальцев только трогал стол, словно бы
горячую конфорку электроплиты. Отводил свои глаза. Не
переставал улыбаться и отмалчиваться, когда взгляды то-
варищей встречались. Лепестков же не прекращал говорить
вполголоса:
— Жена ушла. Сын стал чужим, – откровенно жаловался на
родственников никчёмный игрок. — Только одна собака мне
всегда искренне рада. Знаешь, вынести пакет с мусором
занимает около трёх минут, но каждый раз Тюбик встре-
чает меня, словно бы я вернулся из командировки, – и Ле-
пестков хмыкнул. — Искренний такой пёсик. Люблю я его.
Кажется, что ближе и нет никого. Да, Димка, поживёшь
с людьми, узнаешь их лучше — сильнее привяжешься к
животным.
— Новая игра, господа. Делаем ставки! – изрыгнул трубный
бас Назаров, словно бы гудящий теплоход, отплывший от
пристани.

Лепестков извлёк из кармана собственного помятого пиджака
несколько остающихся у него фишек. Этих кругляшек крас-
ного цвета он ребром ладони апатично придвинул к дилеру
и вальяжным движением правой руки пригласил к столу
юношу с бокалом коньяка на подносе. Выпил.
— Жаль, что ты при исполнении, – вздохнул игрок. — Слу-
шай, а давай мы как-нибудь встретимся на выходных! – он
выдернул визитку из внутреннего кармана пиджака. — На́,
позвони мне на днях, что ли. Обязательно нужно за жизнь
перетереть, Димон! Слышишь? – выпалил Лепесток и указа-
тельным пальцем придвинул к руке Назарова плотный картон.
— На столе ничего не должно быть кроме фишек, – с учти-
востью в голосе отнёсся к Лепесткову инспектор, невидимо
очутившийся рядом. — Спрячьте-ка визиточку в кармашек, –
прохрипело где-то за спиной гостя заведения.
— Ничего кроме фишек на столе, господа!.. – выдул как из
иерихонской трубы Назаров басовые ноты своего зычного го́-
лоса. Он повторил слова бдительного инспектора.

Вспотевший Лепестков, утопив визитку во влаге недр пид-
жака, принялся за своё, достав носовой платок:
— Я тебя по рубцам и родинке узнал сразу, Димон! – улыб-
нулся осоловевший игрок. — Помню, ты перелезал через
забор и вдруг распорол себе лоб торчащей проволокой; мы
тогда с тобой в четвёртом классе учились, кажется... Помню,
как побежали с тобой в травмпункт. Кровищи было-о... Всё
твоё лицо, вся рубашка