Ирене оглядывается на него, но Наместник поворачивается и идёт прочь. Пилар же машет Ирене.
Ирене продолжает путь.
Как ведаю каждую из дорог,
Что другим нарекаю.
На пороге миров мой дом,
Крепость моя, тюрьма моя.
Дверь через тропы, через явь и сон,
Мой дом ожидает тебя.
Ирене неуверенно замирает у Пилар, не зная – можно ли ей воти? Пилар сама открывает ей дверь, приглашая. Ирене заходит внутрь. Пилар, сбрасывая на землю сплетённые узлы, заходит следом.
Сцена 2.2
В Доме Пилар душно и жарко. Ирене даже сняла свою накидку, но сейчас она выглядит дурно. Её волосы встрепаны, сама она испугана, встревожена, недоверчива. Среди множества кувшинов, котелков и коробочек, перьев, свисающих с потолка, разных книг, валяющихся тут и там, Ирене кажется чужеродным предметом. Зато Пилар, как хозяйка дома, его страж и его заключённая, практически сливается с обстановкой.
Грозная тень висит на стене, на множестве предметов. Тень неестественная, тяжёлая…
Ирене в испуге. Пилар спокойна.
Ирене.
Ответь мне!
Глядя в глаза.
Почему я? Почему?
Из всех на земле!
Ведь я так проста.
В толк не возьму.
Ты говоришь мне жертвою стать,
Ты говоришь – я должна?!
Ирене злится, недоумевает и боится. Пилар отвечает спокойно, она всё это проходила уже не раз, её не удивишь.
Пилар.
Ты вольна выбирать,
Выбор был во все времена.
Кто-то решает так,
А кто-то иначе сплетёт.
Если отказ – новый поиск и шаг,
Кто-то другой всегда придёт.
Пилар отходит от Ирене, она не собирается её утешать. Она действует отточено и уже заучено. Её руки насыпают в котелок, который висит тут же, над углями, какие-то травы и порошки.
Это для нас,
Для всех, кто жив.
Просить – страха час,
Но прост этот мир.
Это страшное зло,
Сама просьба, что поведала я.
Это ужас, но…
Ирене (с бешенством и плохо скрытой иронией).
Кого же просить, как не меня?!
Пилар смотрит на неё спокойно, без раздражения. Руки её снимают котелок.
Сцена 2.3
Пилар выплескивает содержимое котелка на те же угли. Угли вспыхивают, шипят, затем раскаляются докрасна и вдруг белеют. Из белизны, распадающейся до пыли, выползает такой же белый дым. В этом дыму медленно формируются, выплывая друг из друга фигуры. Пилар опускается на колени, Ирене следит завороженно. Злость исчезла на мгновение…
Пилар.
Ты не знаешь, не знаешь пока,
Не ощущаешь яда туман,
Что приходит издалека…
Это он – Кукулькан.
В белом дыму формируется фигура огромной, страшной змеи, которая овивает собой, всем сильным телом своим и какой-то неведомый город, и леса, и деревни…
Раз за разом, исполняясь гневом,
Приходит он напомнить о себе.
Ныне я, как до меня – плачу человеком,
Так продолжается жизнь на земле.
В пасти дымчатой змеи исчезает лес. Змей вращается, плотнее сжимает кольца. Ирене обмякает, не в силах оторваться от ужаса.
Его гневят непочтение,
Его гневят безмольбою.
Рыбу и мясо берут – и смеют!
Не благодарить, словно всё само собою.
В зареве ясном, в бликах огня,
Так близко и страшно видела я,
Видела дым, погребение,
За безмольбу и непочтение.
Кольца змеи сжимаются у невиданного города и селения. Мгновение и мощное тело перетирает между собою дымчатые облака-фигуры, и распадается на кусочки древний город, и разлетается селение. Змеиная пасть подбирает куски.
Ты не знаешь, не видишь пока,
Не ощущаешь яда туман.
Он спускается издалека,
Это он – Кукулькан.
Змея поднимает голову… Ирене в ужасе отползает прочь. Пилар остаётся неподвижна.
Кукулькан – добро и зло,
Кукулькан – покровитель всего.
Он поступает
как пожелает.
Ныне он обижен на нас,
За это пришёл расплаты час.
Пилар смотрит на испуганную, забившуюся в угол Ирене. Змеиная фигура из дыма становится плотнее и местами темнеет.
Кукулькан научил нас всему,
А мы почти не возносим мольбы.
Он нас отстоял, вопреки всему,
Среди битв и велений судьбы.
Мы не чтим, не чтим его,
И даже дети у реки не тише.
Я одёргиваю их! Презрение – зло,
Но они ведь не слышат…
Пилар протягивает руку к змеиной фигуре из дыма и тут же одёргивает. Змея замечает и тянется следом, совершенно не боясь. Но на пути змеи возникает маленькая людская фигурка… фигурка оказывается на горе и гора эта растёт, словно желая преподнести человека Кукулькану.
Ты не знаешь, не видишь пока,
Не чуешь его дыханье-туман.
Он спускается издалека,
Наш бог – Кукулькан.
Нужно задобрить его на пути,
Нужно жертву ему принести,
Он приближается в гневе своём,
Он ближе…туман восстаёт.
Человек из дыма на горе. Змея обращает на него свой взор… мгновение – человек исчезает в пасти огромной змеи и гора щедро поднесла ему жертву, и змея, точно насытывшись, опускает голову.
Ирене (совершенно испуганно).
Разве… как получится это у нас?
Пилар.
Думаешь ты – в первый раз?
Немного крови успокоит его.
Один человек…
Змеиная фигура переползает на гору и медленно ползёт по ней вниз. гора и змея истлевают.
Я не вправе просить,
Он – божество, он божество!
А нам с тобою так и эдак гнить.
Встаёт с колен, сметает затлевшие угли в ведро и выходит прочь, оставив испуганную и растерянную, совершенно не готовую к подобным откровениям Ирене в своём доме.
Сцена 2.4
Пилар выходит на порог, выбрасывает содержимое ведра на улицу, и, желая передохнуть от своих мыслей, прислоняется к дверному косяку.
Пилар.
Не скажу, никогда не скажу я ей,
Что был шанс жить у её дочерей.
Тогда была такая же беда,
И жертва к смерти шла сама.
Опоила их… как в смерть вошли,
А в землю так и не легли.
Они очнулись на горе,
А там сошёл туман.
И как даровано земле:
Рассудит только Кукулькан!
Прохлаждаться некогда, мучиться совестью тоже. Пилар возвращается в дом. Ирене всё также сидит на полу.
Ирене.
Пилар? Почему не расскажешь всем?
Почему бы не сказать?
Пилар возвращает ведро на место. Даже не глядя на Ирене.
Пилар.
Рассказать-то можно, но зачем?
К чему невинных мне пугать?
Они испугаются, сначала верить не станут,
Цветы их души в страхе увянут,
Гнева от бога лишь больше будет,
Или кровью и дракой решать станут судьи?..
Кому к нему идти? Чьего дома черёд?
Теперь смотрит на Ирене внимательно.
Горы вершина ждёт.
Молчание – залог покоя,
Так что нет, говорить не стоит.
Время проходит, и я
Нахожу кого-нибудь.
Ирене (со злобным смешком).
Кого-то слабого, как я?!
Отправишь на последний путь.
Пилар.
А не ты ли серые дни плела?
Не ты ли смерти себе ждала?
Не ты ли