Диалог с Лилит(София)

величайшего эона до мельчайшей искры, станет осознанным творцом.

Мы вернёмся домой не для того, чтобы уснуть в колыбели вечности. А вернёмся, чтобы пробудиться окончательно и получить право сажать новые сады в бесконечности. Это и есть истинная цель. Не конец пути, а его настоящее начало. Путь страдания был лишь обучением. А впереди работа. Великая и радостная работа по созданию миров, где боль больше не будет нужна как инструмент познания, ибо всё уже будет познано через нас.

Лилит замолчала. И в этой тишине Лялечка впервые услышала не эхо прошлого, а музыку будущего. Музыку, в которой её собственная тихая нота звучала ясно, чисто и была абсолютно необходимой.

Лилит медленно повернула голову, и её взгляд, казалось, пронзил саму ткань ночи, достигая души сестры. На её губах промелькнула тень улыбки, печальной и мудрой одновременно.

Потому что знание, которое держат в себе, становится ядом, дитя моё. Оно каменеет, превращается в гордыню и одиночество. Я слишком долго была лишь хранительницей, молчаливым стражем на границе миров. Я видела, как души блуждают во тьме, ведомые ложными огнями, и моё сердце, хоть ты и считаешь его холодным, наполнялось эхом их боли.

Но главное, я делюсь этим с тобой, потому что вижу в тебе то, чего нет во мне. Я Память, острая, как осколок стекла. Я помню всё, и эта память моё бремя и моя сила. А ты чистота. Ты не помнишь, ты чувствуешь. 

Мои слова это семена. В моей душе, выжженной знанием, они могут лишь храниться. Но в твоей душе, плодородной и живой, они могут прорасти. Я даю тебе знание не для того, чтобы ты его хранила, а для того, чтобы ты однажды преобразила его в чувство. Чтобы когда придёт час, ты смогла не рассказать, а показать другим путь домой. Я карта, сестра. Но ты компас, который поведёт заблудших. И компас должен знать, куда указывает его стрелка.

Слова Лилит окутали Лялечку, словно тёплый плащ. Страх, который прежде холодил её душу, отступил, уступая место трепетному, новому чувству, чувству сопричастности. Она больше не была просто потерянной искрой, она была компасом. Но один вопрос всё ещё туманил её разум.

Но, Лилит, начала она, и её голос обрёл едва заметную твёрдость. Если я компас, а ты карта, то почему наши пути так разнятся? Ты осталась на границе, в вечном бдении, не поддавшись забвению. А я здесь, в самой гуще сна, слабая, забывшая, почти смертная. Почему Мудрость разделила нас так? Почему не оставила нас вместе, чтобы твоя память оберегала мою чистоту?

Лилит подошла к Лялечке и мягко коснулась её щеки. Её пальцы были прохладны, как ночная роса, но прикосновение несло в себе безмерную нежность.

Потому что нельзя осветить дом, стоя на пороге, дитя моё. И нельзя понять жажду, не побывав в пустыне. Мой путь хранить знание в его первозданном виде. Это требует отстранённости, вечного наблюдения со стороны. Если бы я вошла в этот сон так же глубоко, как ты, моя память была бы искажена болью и страстями этого мира. Я стала бы ещё одним узником, пусть и помнящим о свободе. Моя задача быть маяком, который светит издалека, неподвижный и верный.

Твой же путь иной. Твоя задача пронести свет не над тьмой, а сквозь неё. Ты должна была забыть всё, чтобы научиться доверять не знанию, а сердцу. Чтобы твоё сострадание родилось не из мудрости о чужой боли, а из твоей собственной. Ты должна была стать хрупкой, чтобы понять истинную силу. Ты должна была потеряться, чтобы найти путь для всех потерянных. Если бы ты осталась со мной, твоя чистота была бы тепличной, не знавшей ветров и бурь. Здесь же, в этом мире, она закаляется, становится осознанной. Ты учишься быть озером не в тишине небес, а посреди бушующей стихии. И когда твоя гладь сможет отражать звёзды даже во время шторма, твоя чистота станет силой, способной усмирить любую бурю.

Мы два крыла одной птицы, сестра. Одно не может лететь без другого. Я храню цель нашего полёта. А ты совершаешь сам полёт. И однажды, в конце времён, мы встретимся. И это будет не встреча двух сестёр, но воссоединение двух аспектов единого целого, завершивших свою работу.
Лялечка слушала, и мир вокруг неё менялся. Старый сад был уже не просто садом, а сценой, на которой разыгрывалась мистерия творения. Каждое слово сестры было ключом, отпирающим новую дверь в её душе. Она ощутила себя крылом птицы, почувствовала тяжесть полёта и радость высоты. Но, как это бывает с теми, кто только начинает прозревать, новый свет породил новую, ещё более глубокую тень вопроса.

Я понимаю, прошептала она, и в её голосе смешались принятие и смятение. Я понимаю свою роль. Быть в мире, но не от мира сего. Пройти через тьму, сохранив свет. Но скажи мне, сестра, как? Как мне это сделать? Вокруг столько зеркал, и каждое из них лжёт. Зеркало страха показывает мне чудовищ. Зеркало желаний призрачные сады. Зеркало гордыни искажённый, непомерно раздутый образ меня самой. Я смотрю в них и забываю, кто я. Я теряю твои слова, я теряю ощущение озера внутри. Как мне отличить истинное отражение от лживого? Как не заблудиться в этом зале кривых зеркал, которым и является мир?

Лилит не ответила сразу. Она подошла к старому, высохшему фонтану, в каменной чаше которого за ночь скопилось немного дождевой воды. Поверхность была тёмной, почти непроницаемой. Лилит жестом подозвала сестру.

Посмотри сюда, дитя, сказала она тихо. Что ты видишь?

Лялечка заглянула в чашу. В мутной, тёмной воде она с трудом различила своё собственное отражение, бледное, неясное, искажённое рябью от упавшего листа.

Я вижу себя, но плохо. Образ тёмен и нечёток.

Лилит кивнула.

Это и есть мир. Грязная вода в каменной чаше. Он может отразить лишь тень тени. Ты ищешь истинное отражение там, где его быть не может. Все зеркала, о которых ты говоришь, страх, гордыня, желание, это лишь рябь на этой тёмной воде. Ты пытаешься разгладить её, бороться с ней, но лишь создаёшь новые круги. Секрет не в том, чтобы найти правильное зеркало. Секрет в том, чтобы перестать искать своё отражение вовне.

Она подняла глаза к небу, где сквозь редкие облака пробивались первые, робкие лучи рассвета, окрашивая восток в нежно-розовый цвет.

Когда ты чувствуешь, что теряешься, не смотри по сторонам. Закрой глаза. Перестань искать себя в глазах других, в словах мира, в его обещаниях и угрозах. Погрузись в тишину внутри себя. Туда, где нет отражений. Туда, где есть только ты. И в этой внутренней тишине задай один-единственный вопрос: Что сейчас чувствует Любовь? Не что должна чувствовать я, не как поступить правильно, а именно так. Ибо ты, в своей сути, и есть частица этой первозданной любви, ставшей мудростью. И ответ придёт. Не в виде слов или образов. Он придёт как тихое знание. Как тепло в груди. Как внезапное желание помочь, простить или просто помолчать. Это и будет твой истинный компас. Он не отражает, он указывает. Перестань быть отражением, Лялечка. Стань стрелкой, которая всегда, в любом шторме и в любой тьме, указывает на рассвет.

Лялечка закрыла глаза, как велела сестра. Она попыталась погрузиться в тишину, найти ту точку внутри, о которой говорила Лилит. Но вместо тишины она услышала хор. Тысячи голосов звучали в ней: голос обиды из прошлого, голос тревоги о будущем, голоса долга, вины, надежды. Это был не зал зеркал, это был гулкий, переполненный рынок, где каждый торговец кричал громче другого, пытаясь продать ей свой товар, свою правду.

Она с отчаянием открыла глаза. Я не могу, сестра! Там нет тишины. Там шум. Шум всего мира живёт во мне. Как я могу услышать ответ Любви, если я не слышу даже себя за этим криком?

Лилит смотрела на неё с глубоким состраданием. Она не сказала попробуй ещё. Вместо этого она подняла с земли маленький, ничем не примечательный серый камень.

Посмотри на него, сказала она, протягивая камень Лялечке. Он лежит в этой земле тысячи лет. Его поливали дожди, иссушало солнце, топтали ноги людей и зверей. Вокруг него рождались и умирали цветы, бушевали бури, пели птицы. Он был свидетелем всего шума этого мира. Но изменился ли он внутри? Стал ли он кричать от боли или петь от радости? Нет. Он остался камнем. Он остался собой.

Лялечка держала камень на ладони. Он был прохладным, гладким и удивительно тяжёлым для своего размера.

Твоя ошибка, дитя, в том, что ты пытаешься заставить шум замолчать. Ты борешься с ним, споришь с голосами, пытаешься их перекричать своей волей к тишине. Но тишина это не отсутствие шума. Тишина это присутствие центра, который шум не может затронуть. Ты не голоса. Ты та, кто их слышит. Ты не волны на поверхности озера, а глубина которую не может потревожить никакой шторм.

Не борись с шумом, не пытайся его прогнать. Просто наблюдай за ним. Как этот камень наблюдает за миром. Позволь голосам кричать. Позволь страхам дрожать. Позволь надеждам петь. Но знай, что где-то под всем этим, в самой твоей сердцевине, есть точка, подобная этому камню. Она просто есть. Молчаливая, вечная, неизменная. Не ищи тишину. Стань ею. Начни с малого. Найди в себе это ощущение камня. И когда ты его найдёшь, ты поймёшь, что самый громкий крик мира лишь шёпот на ветру для той, кто познал покой камня и тишину вечности.