(*)
Доработать последние дни было делом простым – меня не замечали. Вернее, если сказать честно, меня словно бы боялись заметить. Рэндо носился туда и обратно, спешил, искал в папках, носил какие-то бумаги. Конечно, ему ведь нужно было заметать следы! Ему нужно было показать усердие, при этом усердие даже опережающее. Кто виновник всего? О, уважаемая проверка, а мы её уже уволили!
Но так было даже легче. Рэндо не заговаривал со мной и даже не смотрел в мою сторону, и не кивал, когда я укладывала свою часть работы на его стол. Меня уже не было для него, а может быть, в нём дышал стыд. Впрочем, меня это не волновало.
Инес тоже обходилась без замечаний и вечных попыток меня поддеть. Кажется, даже этой гадине прижало хвост и она стала меня опасаться, для чего закрыла свой болтливый рот и не обращала ко мне ни слова. Это было даже облегчением!
Арон, правда, иной раз отрывался от работы, пытался взглянуть или сказать… но я уже не стала бы слушать, и он оставил свои попытки.
Потому что пошли все! Трусы и предатели!
Злость, кипевшая во мне ещё вчера, стала какой-то спокойной, выверенной. Я чувствовала, что злюсь, и, пожалуй, это была самая сильная эмоция во всём моём посмертии. И всё же эта злость больше не требовала ярости, бешенства и каких-то ярких красок. Она поселилась во мне, и мне даже пришло в голову, что ярость посерела. Может быть, в моём круге, в моей Пустоши, даже злость тосклива?
Но рассуждать об этом не было времени. Нужно было выполнить просьбу нежити Вильгельма, так удачно подвернувшегося мне на пути. Я должна поднять ему один из зашифрованных списков, где цифрами и буквы обозначены прибывшие души и их распределение. Я ему эту жалкую мелочь, а он мне сто монет.
Сто монет! Сто монет, когда моё собственное жалование двенадцать!
Когда я задумывалась об этом, то не могла поверить. Сто монет – это целое богатство. Я такого количества денег и не видела никогда разом! Это же сколько всего можно сразу позволить? Конечно, в Пустоши ни у кого нет много денег, но для кого-то же ведь отстроены и даже функционирует магазины с дорогими плащами, и кафе, где еда отличается по вкусу от той, что по привычке едят в посмертии?! как знать, может быть, это я не умею крутиться, а другие вполне себе живут своим посмертием как полноценной жизнью?
Сто монет, сто…
Но пока рано. Я пыталась скрыть дрожь в руках, и это у меня получалось, правда, не от того, что я хорошо скрывалась, а от того, что никому ровным счётом до меня дела не было. Все старательно избегали на меня смотреть, и я справилась с волнением.
Пролистать папку со всеми зарегистрированными списками было нетрудно. Ещё легче было найти нужный список. Вильгельма интересовали души, поступившие в распоряжение смерти пятого августа тысяча девятьсот тридцать шестого года.
Это было так давно, и список был весьма внушительным. Я не могла разобрать в нём ничего, как и во всех прочих списках – на моём уровне, да и на уровне всей нашей четвёрки, это в принципе невозможно. Нашей… ага, нашей. Без меня!
Сначала был соблазн просто выдрать нужный список, и надеяться, что Вильгельм назвал верную дату и это то, что ему нужно. Но потом я решила, что лучше переписать. Успехами моей работы всё равно никто не интересовался, и я могла сделать что-то стороннее, что весьма и весьма помогло.
К вечеру, не простившись ни с кем, я, стараясь держаться спокойно, возвращалась домой со списком. Он был свёрнут у меня в рукаве. Откровенно говоря, у меня не было ни малейшего желания и завтра возвращаться в кабинет, откуда меня погнали, но вовремя я одумалась: если список не тот, если что-то не то с датой или чем-нибудь – Вильгельм мне может и не заплатить, а я должна буду исправить ошибку.
Так что, ещё один день оставался мне до полного оставления прежней жизни. А пока я шла домой.
Буря сегодня была мелкая, колючая, монотонная – верный признак того, что скоро будет хуже, и пески, вечные наши пески, взметнутся бешеным вихрем. Надо было спешить! К тому же, и Вильгельм должен был заглянуть в гости.
Он сказал, что на улице появляться просто так уже не может, вернее – может, но поскольку он говорит со мной, это всё же может привлечь нежелательное внимание, поэтому завтра, то есть уже сегодня, он ко мне зайдёт сам.
Именно сказал, не спросил.
Я попыталась заметить, что живу в условиях, от которых ему может поплохеть. Как и вся Пустошь, собственно, но он отмахнулся. Что ж, его дело! Всё же я спешила домой, чтобы навести хоть какой-то уют.
Пыль и песок всё время залетала в мой дом. Как и во многие дома Пустоши, если не во все. Спасения не было от пыльных бурь, следили они и в помещении. Песок был вечным спутником всего нашего поселения, и загляни ко мне Бланка, я бы даже не подумала о том, что надо убраться. Но перед Вильгельмом почему-то было стыдно и неловко, хотелось показать что-то более хорошее, чем есть.
Я нашла тряпку, принялась стирать песок и пыль…
– Перед кем так лебезишь? – Череп, слепо наблюдавший за мной, не остался невнимателен. Как и всегда, ему до всего было дело.
– Просто навожу чистоту, – ответила я, стараясь быть дружелюбной.
Принимать гостей не запрещено, но всё же слухов не хотелось, а потому не стоит ругаться с Черепом, он мне весьма и весьма полезен временами.
– Просто только бури метут, – буркнул Череп, явно недовольный моим ответом, но продолжать не стал, а зачем? Всё равно он видит что происходит и что я делаю.
Я почти закончила протирать стол, когда в дверь постучали. Стук был негромкий, но нельзя было его не услышать. Я поспешила к дверям, находу отерев грязные руки о себя же. Серое на сером, песок к песку – одна дрянь!
– Доброго вечера, – Вильгельм стоял на пороге, как и обещал. Он был как всегда – явление не к месту! Один его плащ мог занять половину, если не больше, всей моей комнаты.
– Доброго… – я попятилась, пытаясь вжаться в саму стену.
– Пригласи меня, Эда, – напомнил нежить.
– ой! – я спохватилась, опыта общения с нежитью у меня толком не было, потому я снова промахнулась, – проходи…те.
Он кивнул, вошёл легко и просто. И вся моя комнатка, узенький коридор, плохо освещённые, жалкие, пыльные, с заносами песка, с тем же въевшимся песком в стены, стали вдруг ещё более жалкими, контрастируя с его видом, одеждой, холеностью.
Вильгельм оглядел моё жилище в два быстрых движения. Смотреть было не на что.
– Извините, – прошелестела я, не зная, что ещё сказать. Я любила свой дом. Такой какой есть, такой и любила. Он был моим! И я не стыдилась его прежде, а теперь не могла справиться с собою.
– Моим первым пристанищем был склеп, – ответил Вильгельм, – сесть можно?
– Да! Конечно! – я думала, он даже не решится, оттого и отреагировала слишком бурно. Но он сделал вид, что не заметил и сел в кресло.
– И этот склеп был даже не фамильным склепом моей семьи, – Вильгельм улыбнулся. Его лицо – совсем белое, мертвенное, не стало дружелюбнее, потому что глаза его были такими же как и прежде – страшные глаза нежити с мёртвыми жадными огоньками.
Первое пристанище! В этом и разница. У него первое, а у меня последнее!
– Я принесла то, что вы просили, – я не стала отвечать ему про склеп, хотя было и любопытно. Желание остаться в одиночестве и завершить эту историю, убедиться, что всё не сон, было сильнее любопытства. – Вот…
Вильгельм взял листок из моих рук одинаково, при этом его кожа всё равно коснулась моей и я с трудом подавила дрожь. Мы все мертвы, мы все в посмертии, но даже в нашем холодном мире мёртвых, что ещё пытаются играть в живых, ни у кого нет такой холодной кожи!
– Прошу прощения, – Вильгельм заметил мою реакцию, – поверь мне, Эда, это было не от зла.
Он углубился в список. Его длинные пальцы вели по строчкам, читали то, что не могла прочесть я. Может быть, он что-то и правда понимал в буквах и цифрах? Для меня это было по-прежнему тайной.
На одной строчке его палец задержался дольше обычного, он кивнул, сворачивая листок.
– Благодарю, Эда, всё в порядке.
– Вы нашли то, что искали? – я выдохнула с облегчением, что ж, я и искала точно указанный список, но ведь всегда может произойти что угодно!
– Да, нашёл, – он поднялся из кресла и извлёк из кармана тяжёлый мешочек с монетами. – Прошу!
Тяжёлый мешок упал в мои руки с приятным звоном.
– пересчитаете? – усмехнулся Вильгельм.
Я покачала головой. Нет, не стоит.
– Тогда ещё раз спасибо и прощайте, – он быстро пошёл прочь. Я заметалась с мешочком, не зная, куда деть его и себя, а затем только с запозданием выбежала закрыть дверь. Вильгельм уж был на пороге, обернулся ко мне. – Всего хорошего.
– И вам…– растерянно ответила я, закрывая двери.
Странная пустота повисла на некоторое мгновение во всём моём доме и во мне. Ещё не так давно я разговаривала с ним, с явно имеющим вес, и теперь всё пропало, этого не повторится, я снова Эда, всего лишь Эда, и никакой таинственности, никаких поручений, ни-че-го!
Я только коснулась чего-то любопытного, и тут же должна была это стереть.
– нашла с кем дружить! – отозвался Череп и даже челюстями лязгнул. – Тьфу! Он же нежить!
Я вздрогнула. Про Череп уже забылось…
– Тебе-то что? – огрызнулась я. – Стой и молчи!
– С нежитью шутки плохи, – заметил Череп, не обидевшись, – уж поверь моему опыту.
– С моими
| Помогли сайту Праздники |
При цитировании ссылка на сайт обязательна. Exsodius 2008 - 2025
18+